Легенды Космодесанта - Ник Ким

Завьен видел, почему дисплей не работал, — обе глазные линзы треснули. Отложив шлем сержанта в сторону, он моргнул, активировав рунический символ. Тот вывел на сетчатку жизненные показатели остальных членов отряда.

Варлон был мертв, а его броня обесточена. За доказательствами не потребовалось далеко ходить.

Гаракс тоже погиб. Все графики жизненных показателей, передаваемые его доспехом, застыли на нуле. Дальномер показывал, что он находится не более чем в двадцати метрах от командной рубки. Вероятно, его вышвырнуло из отсека при падении корабля и он разбился при ударе о землю.

Драй умирал здесь.

Ярл был…

— Где Ярл? — спросил Завьен.

Его голос, раздавшийся из динамиков вокса, прозвучал гортанно и резко.

— Где-то снаружи. — Драй втянул воздух сквозь сжатые зубы. Системы его доживающей последние минуты брони впрыскивали в кровь обезболивающее, но раны сержанта были смертельными. — Мой дальномер показывает, что он в километре от нас.

Несмотря на то что прибору далеко было до надежности ауспика, пришлось полагаться на его измерения.

Здоровая рука сержанта стиснула запястье Завьена. Драй уставился в линзы его шлема яростными, налившимися кровью глазами.

— Найди его. Чего бы это ни стоило, Завьен. Притащи его обратно, даже если для этого тебе придется его убить.

— Я это сделаю.

— И потом. Потом ты должен вернуться. — Драй сплюнул на нагрудник, и изображенный там имперский орел окрасился его кровью. — Вернись за нашим геносеменем.

Завьен кивнул и встал. Его пальцы дрогнули от желания поскорее сжать рукоять оружия. Астартес вышел из рубки, ни разу не оглянувшись на сержанта, которого ему больше не суждено было увидеть живым.

Ярл очнулся первым.

Вернее, Ярл так и не потерял сознания при крушении, потому что системы безопасности его кресла были более надежными, чем у стандартных сидений в десантном отсеке.

В ужасном грохоте катастрофы он видел, как Гаракса швырнуло в пробоину, образовавшуюся там, где секунду назад был борт корабля. Он слышал тошнотворный треск сломанного позвоночника и раздробленных костей, когда Гаракса приложило о край дыры. И он стал свидетелем того, как Завьен вылетел из кресла, ударился боком о переборку и, потеряв сознание, заскользил по полу.

Заключенный в силовую клетку, окружавшую его собственное сиденье, Ярл смотрел на происходящее сквозь мерцающую молочно-белую завесу электрического барьера, защитившую его от худших последствий крушения.

Однако Ярл не намеревался долго пользоваться этой защитой. Когда корабль остановился, боевые братья остались недвижными, а отсеки зарывшегося в землю «Громового ястреба» охватило ревущее пламя, Ярл сорвал последние крепления и перелез через обломки того, что еще недавно было его силовым креслом. Все это судно, с дымящимся генератором, провоняло тюрьмой. Ярл хотел оказаться как можно дальше отсюда.

Он покосился на Завьена, стянул первое попавшееся под руку оружие и выскочил в джунгли.

Ему надо было выполнить долг. Долг перед Императором. Его отцом.

Меч и болтер Завьена исчезли.

Без колебаний он вытащил оружие Драя из небольшого арсенала за грузовым трюмом. Завьен обращался с реликвиями без капли того почтения, которое проявил бы в любом другом случае. Время было дорого.

Совершив необходимую кражу, Астартес пробрался по обломкам корабля и спрыгнул на землю, оставив позади разбитый корпус «Ястреба». В одной руке он сжимал цепной топор, поставленный на ждущий режим. Моторы в рукояти оружия зловеще покашливали, готовые пробудиться к яростной жизни. В другой руке его был болтерный пистолет. На почерневшем металле виднелись неровные царапины, знаменующие больше сотни отнятых жизней.

Завьен не остановился, чтобы в праздной задумчивости созерцать дымящиеся останки корабля. Он знал, что вернется сюда за геносеменем павших, если выживет в этой охоте.

Для сантиментов не оставалось времени. Ярл был на свободе.

Завьен сорвался с места и побежал. Сочленения доспехов рычали от скорости. Завьен мчался вслед за своим блудным братом в самое сердце джунглей Армагеддона.

Этот мир назвали Армагеддоном.

Ему подходит имя. Здесь нет ничего заслуживающего любви.

Первобытная красота планеты осталась далеко в прошлом. Сейчас ее задушил дым бесчисленных фабрик, изрыгающих в небеса черный смог. Да и само небо стало уродливым: желтовато-серая ядовитая дымка, окутавшая задыхающийся внизу мир. Во время дождя из туч льется не вода, а кислота — слабая, но едкая, как моча рептилии.

Кто способен обитать здесь, в этой грязи? Дышать воздухом, отдающим серой и машинным маслом, под небом цвета гноящейся язвы? Люди — те самые, за спасение которых мы боремся, — смотрят здесь мертвыми глазами. В них нет страсти к жизни.

Я их не понимаю. Они покорно принимают свое рабство. Они проводят дни в клетках огромных мануфакторий, набитых воющими машинами. Может, причина в том, что они никогда не знали свободы, — но разве это полностью оправдывает тех, кто согласен на участь безмозглого сервитора?

Мы боремся за их души, потому что нам сказали: таков ваш долг. Мы погибаем, отдаем жизни в величайших войнах из тех, что когда-либо знал этот мир, чтобы они продолжали предаваться своим слабостям и вернулись к бессмысленному существованию.

Здешние джунгли… В моем родном мире тоже есть джунгли, но не такие.

Джунгли моего мира полны жизни. Каждая черная лужа кишит паразитами. Насекомые выедают изнутри стволы деревьев-гигантов, чтобы построить там гудящие, полные яда гнезда. Воздух, в котором клубятся рои мух и москитов, становится терпким от опасной рептильной вони, а земля сотрясается под ногами хищных ящеров — королей, охотящихся в своих владениях.

Выживание — величайший приз, который ты можешь выиграть на Кретации.

Здешние джунгли едва заслуживают этого названия. Земля превратилась в топкую грязь, и ты по колено проваливаешься в сернистую трясину. Живые существа, дышащие отравленным воздухом Армагеддона, назойливы, но слабы и не идут ни в какое сравнение с жуткими тварями, населяющими мой мир.

Конечно, в здешних джунглях таится опасность, но зародилась она далеко от этой планеты. Джунгли кишат худшими из всех паразитов.

Муки вторжения сотрясают Армагеддон, так что я прекрасно знаю, кто сбил наш «Ястреб».

Их свора охотилась где-то впереди.

Как только Ярл услышал их свинское похрюкивание и лающий хохот, горло его сжалось от жажды, а на языке появился солоноватый, железный привкус. Зубы зачесались, и в деснах вокруг резцов отдался стук сердца.

Размашистый бег Астартес сквозь джунгли превратился в крадущуюся звериную поступь, а цепной меч взревывал всякий раз, когда Ярл давил на кнопку. Еще до того, как он выбрался из-за деревьев, космодесантника приветствовал огонь из разнокалиберного оружия. Они знали о его приближении. Ярл позаботился об этом.

Он не обращал внимания на пули, стучащие о броню. Деревья расступились, и Ярл смог разглядеть свою добычу. Шестеро столпились вокруг танка — уродливой, наскоро сляпанной из ржавых обломков машины.

Зеленокожие. Их широкоствольные пистолеты рявкали громко и беспорядочно. Вспышки выстрелов освещали звероподобные хари.

Ничего этого Ярл не видел. Зрение, обостренное сеткой целеуказателя, показывало бегущему совсем другую картину. Астартес видел лишь то, что проецировал его умирающий мозг. Гораздо более страшные противники, древние слуги Губительных Сил, пировали на останках павших воинов. Там, где Ярл спешил в бой, небеса были не молочно-желтого, гнойного цвета. Нет, он бежал под темно-синим ночным небом Терры. Под его ногами не хлюпала черная болотная грязь. Он мчался по золотым бастионам, а мир вокруг него корчился в залпах еретического огня.

Ярл бросился в атаку. Из глотки его вырвался оглушительный крик, усиленный динамиками шлема. Утробный рев цепного меча достиг апогея за секунду до того, как лезвие обрушилось на плечо ближайшего орка.

Ярость убийства опять погрузила Ярла во тьму, но на сей раз чернота была омыта благословенным, священным сиянием крови.

Завьен услышал звуки резни. И без того мчавшийся на головокружительной скорости, он понесся в десять раз быстрее, проламываясь сквозь подлесок.

Если он сможет перехватить Ярла, перехватить до того, как брат достигнет имперских войск, ему удастся предотвратить гибель невинных и самый черный позор.

Его черно-красная броня — темно-красный цвет артериальной крови, черный цвет космического вакуума — была опалена, испещрена серебряными царапинами там, где при крушении сорвало слой краски с керамитовых пластин, и заляпана пятнами болотной грязи.

Но когда от тебя зависит честь ордена, нужда придает силы израненному телу и сервоприводам поврежденной брони.