Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы - Ольга Власова

Тем не менее, встречи ананкастника с враждебными силами происходят не в вакууме, физиогномические черты вторгаются не только во внешний, но и во внутренний мир человека. Пациент четко ощущает пустоту, потерю существования в образах грязи, разрушительного огня, гниения. При этом внешний мир носит редуцированный характер, имеет место депривация мира ананкастника. Именно этой чертой, по мнению Гебзаттеля, ананкастный мир отличается от магического мира примитивных народов. Он пишет: «Потеря миро-содержания – плотности, наполненности и формы, содержащихся в мире, то есть реальности, характерна для той окружающей среды, о которой мы говорим»[793]. Этот мир характеризуется еще и ограниченностью, неестественной монотонностью и ригидной неизменностью.

Ранее мы писали о постоянной спешке ананкастника. Теперь мы можем ответить на вопрос о том, от кого бежит больной, что заставляет его всегда торопиться. Гебзаттель считает, что этим врагом является псевдомагический антимир больного. «Этот мир отовсюду его преследует; он набрасывается на него изнутри и снаружи. Угроза и отвращение (табу) – его агенты. Однако в этом двойном эффекте проявляется ориентация существования (Dasein) на не-существование (Nicht-dasein)»[794], – пишет он. В этом не-существовании и живет больной.

Конкретный пример компульсии и ее феноменологического подтекста подкрепляет высказанные Гебзаттелем идеи. А само обсессивно-компульсивное расстройство становится самым благодатным для феноменологических психиатров материалом.

Гебзаттель не останавливается исключительно на исследовании психического заболевания, его привлекают и другие антропологические темы. Он относится к тем феноменологическим психиатрам, формирование идей которых происходило уже после «хайдеггерианского поворота» Бинсвангера, и поэтому центральной задачей их творчества являлось построение всеохватывающей антропологии. Те механизмы и процессы, которые они не могли истолковать в рамках психопатологии, включались в широкий антропологический контекст.

Надо отметить, что исследования Гебзаттеля иногда вызывали и резкую критику. Так, Д. Висс указывает: «Идеям Гебзаттеля не хватает радикальности и мужества поставить под сомнение христианское определение существования, его мировоззрение остается онтически ориентированным… Даже биографическое описание болезни уступает место общему феноменологическому определению сущности. Генетический момент поэтому также не обсуждается»[795]. Хотя одновременно с этим в другой работе Висс говорит, что «утверждения фон Гебзаттеля, преодолевая время, в наше время столь же значимы, как и в те дни»[796]. Здесь в основу критики кладутся традиционные для рефлексии феноменологической психиатрии упреки в антропологизации онтологии.

Следует отметить три момента идей Гебзаттеля, которые для феноменологической психиатрии оказались новыми. Во-первых, противопоставление исторически-генетического и структурно-генетического метода, что приближало его идеи не столько к феноменологической психиатрии с ее акцентом на внутреннем сознании и опыте, сколько к экзистенциальному анализу с его подчеркиванием континуальности переживания и значимости жизни-истории. В этом разделении весьма заметным становится кантианство Ясперса: за исторически-генетическим методом закрепляется исследование содержания патологического феномена, за структурно-генетическим – формы, через нее – целостного опыта психически больного индивида, а также жизненного смысла симптома. Во-вторых, сформированное под влиянием феноменологии Шелера акцентирование становления и его изменений в психической патологии явилось попыткой онтологического обоснования психопатологических нарушений. По сути, сам концепт становления у Гебзаттеля по своему статусу в онтологически-онтической системе подобен концепту жизненного порыва у Минковски и несет сходную идейную нагрузку. В-третьих, проведенное на основании разделения идей Шелера и Паскаля различие между проживаемым и переживаемым временем явилось своеобразным развитием идей Минковски о проживаемой длительности, пространстве и времени и способствовало обозначению непосредственной проживаемой связности с миром как основного исследовательского пространства феноменологической психиатрии.

Стало быть, Гебзаттель словно завершает феноменологический треугольник «Минковски-Штраус-Гебзаттель», развивая и акцентируя идеи своих предшественников.

Таким образом, феноменологическая психиатрия в обилии вариаций, в различных оттенках идей и заимствований направляет свое внимание на непосредственный опыт взаимодействия человека с реальностью и проживание этого взаимодействия. Важнейшими ее «достижениями» являются переход исследований психопатологии от психологической к экзистенциальной ориентации и возникновение новых ориентиров анализа.

Обобщив весь проделанный анализ, можно выделить следующие характерные черты феноменологической психиатрии:

– экзистенциальная метаонтическая направленность исследований;

– антропологизация методологии, адаптация методов философии для исследования психически больного человека;

– акцентирование непосредственного опыта проживания реальности;

– эклектизм в заимствованиях, влияниях и построении собственных идей;

– внутренний, гуссерлианский характер априоризма.

Ограничив методы и процедуры экзистенциально-ориентированного исследования пространством опыта психически больного человека, феноменологические психиатры отбросили «излишнюю онтологичность» и скорректировали методологию. Связка «онтологическое – онтическое», «между» ними приобрели особую актуальность, конституировав область метаонтики. Особенностью этой области явилось акцентирование непосредственного, если можно так сказать, одномерного априоризма. В этой непосредственности человек взаимодействует с реальностью, он ее проживает, живет в ориентирах пространственности и темпоральности, которые при этом несут отпечаток этой непосредственности – они тоже здесь и теперь, они однопорядковы опыту, рядоположны ему. В этом отношении феноменологическая психиатрия наследует гуссерлианское представление об априоризме, когда a priori опыта и сознания располагаются в самом опыте и сознании, и этим она отличается от экзистенциального анализа с его оттенком кантианства.

Метаонтика феноменологической психиатрии конституирует специфические промежуточные концепты, особенно хорошо заметные в феноменологически-структурном анализе Минковски: проживаемое время и пространство, личный порыв и т. д. Она пытается обозначить себя как область исследования (эстезиология Штрауса), проработать методологию (феноменологически-структурный анализ Минковски, структурно-генетический метод Гебзаттеля), и в обязательном порядке противопоставляет себя позитивистской, картезианской психиатрии. Но пока еще она отмечена печатью стихийности, она – движение с эклектичной теорией. Экзистенциальный анализ пойдет дальше, он начнет осмыслять не только феноменологическую психиатрию, но и себя самого, двигаясь от эклектизма к синкретизму.

Часть IV

Экзистенциальный анализ

Экзистенциальный анализ, непосредственно вплетаясь в феноменологическую психиатрию, приходит ей на смену. Он сохраняет специфическую для нее проблематику, но расставляет другие акценты и вырабатывает иные приоритеты. Несмотря на единое название, он представлен в основном двумя противоборствующими теориями, на всем протяжении его развития оспаривавшими «правильность» толкования фундаментальной онтологии Хайдеггера в клинике. Первую из них – экзистенциальный анализ Л. Бинсвангера – принято еще называть экзистенциальной антропологией. Этот вариант хронологически первичен и, несомненно, более самобытен, но совершенно не оформлен институционально и является скорее теоретическим направлением. Вторая теория – Dasein-анализ М. Босса – сформировалась на основании противопоставления как традиционной медицине, так и идеям Бинсвангера. Бравируя дружескими отношениями с Хайдеггером, Босс развернул полемику за чистоту толкования явленных учителем истин. Этот вариант менее самобытен и поэтому отражает все те трудности, которые возникают при догматическом использовании фундаментальной онтологии Хайдеггера в практике психиатрии. Оба варианта тем не менее различным образом отражают особенности и следствия взаимодействия философской теории и клинической практики.

Глава 1

Экзистенциальная антропология Людвига Бинсвангера

§ 1. «Потомственный психиатр»: жизнь и творчество

Творчество Людвига Бинсвангера (1881–1966) как нельзя отчетливо представляет эволюцию экзистенциально-феноменологической психиатрии. Развивая на ранних этапах своего творчества идеи психопатологической феноменологии, позднее он отходит от Гуссерля к Хайдеггеру и становится основателем экзистенциального анализа. Традиционно его творчество принято делить на три периода: 1) ранний гуссерлианский (1912–1929); 2) хайдеггерианский (1930–1960); 3) поздний хайдеггерианско-гуссерлианский (1960–1966)[797].