Земные и небесные странствия поэта - Тимур Зульфикаров

— Это вы? Я узнал вас!.. Аминадав Калонтаров — великий ученый! Специалист в области радиационной биофизики растений и животных… Нобелевская премия за тысяча девятьсот восемьдесят третий год!..

Кажется, вы получили её вместе с японским ученым Масуко Катаямой…

Человек в очках сказал, не дрогнув:

— Я тоже узнал вас, господин Янис Халдаяниди…

Нефтяной магнат… скороспелый, как все наши олигархи… Кажется, ваше состояние — три миллиарда долларов?.. Недурно — за три года — положить в карман три миллиарда…

И вы еще ненавидите и презираете “эту” страну!..

Да какая страна и какой на земле народ позволят вам так быстро и щедро ограбить себя?..

Впрочем, преступник всегда презирает и ненавидит свою жертву…

И хочет убить ее, ибо она свидетельствует против него…

— Академик, вы тоже коммунист?..

— Я всегда не любил коммунистов… Но нынче я понял, что коммунисты правы…

В тысяча девятьсот семнадцатом году они были преждевременными убийцами и разрушителями, но теперь они — увы! — стали носителями земной истины…

Если истина есть на земле…

Сейчас наступил звездный час коммунизма! Только сейчас! Только сейчас коммунистические идеи о звериной сути капитала стали истиной…

— Академик, когда хозяин бросает жилье — в нем заводятся мыши и паутина… Когда человек бросает хлеб — он покрывается плесенью…

Мы паутина! мыши! плесень!.. Но разве плесень виновата, а не хозяин, бросивший дом и хлеб? Кстати, из плесени родился великий пенициллин — спаситель миллионов…

Мы, олигархи, спасем миллионы людей от смерти… И уже спасаем!..

— Подслеповатая голодная старушка в окне с геранью из умирающей владимирской деревеньки Сергеевки имеет такое же право на русскую нефть, на русский газ, на русский лес, как и вы…

Почему же она не получает ни копейки, а вы — три миллиарда?

Вы что — в три миллиарда раз лучше этой женщины?.. Господь не мог сотворить такие неравные Весы!

— Академик, — увы! — это вопросы не ко мне, а ко Творцу бездонных миров и нас, суетных и убогих человеков! — высокопарно произнес магнат и стал истово креститься. — Спаси Господи! Спаси Господи! Спаси Господи!..

И тут магнат вскипел, забормотал, запричитал:

— Но, академик, я грек! Я древний, очень древний грек! Древний православный грек! А мы, греки, византийцы, основали Святую Русь!..

Мы всё тогда отдали ЕЙ! И я все отдам! Все три миллиарда отдам этим старухам с геранью в умирающих избах! Только еще не пришло время!..

— Когда это время придет — старух уже не будет…

…Дым-чад опять изшел, изник… люди стали печально явны, нищи… Ах, лучше бы их сокрывал призрачный дым, дым, дым…

…Ах! тут зашелестели, зелепетали, залопотали две розовые, пуховые, летучие, эоловы шляпки:

— Папа, папа! Купи нам эту змейку! эту малиновую эфу! — и они стали тянуть ручонки-прутики к страшной змее, к гибельному её жалу…

Но!..

Но такое добро! такое тихое ласкание шли от их невинных рук! от этих нежно стелющихся голосков! такое шло моление-томление, что дремучая, стреловидная, изготовившаяся к смертельному броску змея вдруг изникла, опала, смирилась, потухла…

Была змея тугая, ярая, а стала квелая…

О Боже! Перед любовью никнет все злое! все живое!..

Смертельная, плетевидная, ползучая тварь опала, увяла, обмякла, обрушилась в руках Аминадава, а сам он с дрожащей нежностью глядел на грациозных девочек-юниц, похожих на юных, безвинно закланных русских последних царевен…

О Боже!..

…В последнее время он стал часто заглядываться на юных трепетных дев, и это была верная примета близкой старости, тут было какое-то остаточное, сладостное умиление, паденье, паренье к смерти, несовершившееся отцовство что ли… жажда сладкой разделенной с девой смерти…

И он часто повторял стихи Тютчева: “О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней…”

И эти стихи спасали его от приступов запретной похоти, блудного возбешенья, особенно разрушительного на склоне лет…

О, как поэзия помогает бороться со грехом, но тут она мало помогала, и Аминадав не мог оторвать глаз от курчавых, как древние греческие богини, прозрачно ломких, гибких юниц, сладостно призывно недозрелых и словно тайно шепчущих: “Сорви меня! сорви меня! прохожий путник! сорви меня!..”

Так где-нибудь в горах, исполненная множества золотых ничьих плодов, манит, молит нагорная, одинокая, дикая алыча или яблоня…

…Сорви меня… я зрелая… я спелая… я вожделенно лестная…

Тут грек сказал:

— Это мои дочки… дщери… Афина и Гера!..

Академик, продайте мне эту коралловую эфу! Мои девочки приручат её — она будет спать у них на руках… Как спали аспиды на руках у древних египтян и греков.

— Это мой древний друг… быть может, единственный верный друг в это сатанинское время… А я друзей не продаю…

— Академик! Любовь мужчины и змеи — это круто! Этого еще не было в мировой истории… Хотя на Востоке скотоложество всегда было популярным… Некоторые ученые считают, что именно этот блуд подточил и уничтожил и Древнюю Грецию… Ха-ха!.. Скоты победили человеков… Как и в наше время Перестройки!..

О великий ученый-змееложец! Вот сюжет для культовой книги и фильма! Продайте мне вашу коралловую подругу!..

Давайте символически обменяемся — я вам мой Мауbасh, а вы мне — культовую Эфу из Красной Книги!..

Олигарх был в восторге от своей эрудиции и щедрости… Он ликовал!..

Но!..

…Аминадав спрятал опавшую змею в карман и тихо сказал, не отрываясь от грациозно соблазнительных, курчавых, древнегреческих чад:

— Она умрет без меня… Эти змеи не только самые ядовитые, они и самые преданные… Она убьет себя своим же ядом… Перекусит себе горло…

…Тогда грек бросился виновато к забытому старику-орденоносцу и обнял его, как сын:

— Дедушка!.. Спаси Господи!.. Прости нас, ибо не ведаем, что творим… Ослепли мы все поголовно — одни от избытка денег, другие — от полного их отсутствия…

Но мы вернем народу деньги, которые у него украли! Мы вернем СССР!..

Все равно мы советские! безнадежно советские человеки!..

И олигархи — тоже советские люди, только очень заблудшие…

Но ведь Спаситель пришел к заблудшим, то есть к нам, к олигархам!.. Дедушка, не плачь, мы все вернем! Мы вновь возьмем твой Берлин!.. Россия вновь победит… Но надо еще немного пострадать!..

Дед по-детски жалобно всхлипывал, плакал немо:

— Дети, дети… Как же вы заблудились, дети! Мне жаль! жаль! жаль! жаль вас, а не себя…

Я уже в конце земной дороги… а вам еще брести и брести по ней… А вы слепые и глухие… Куда же вы бредете?..

О Боже!..

Опять дым-морок плыл по Москве, удушая, угнетая всякое дыхание, всякую, такую ломкую, прозрачно-хрусткую, как крыло стрекозы, жизнь, жизнь…

…Но блистательный придорожный философ и древнегреческий златоуст Янис Халдаяниди не слышал вещих слов старца.

Он вдруг вытащил из-под шелковой, отменной, льющейся рубахи огромный, жирный, золотой крест и вмиг повесил его на цыплячью, скомканную, дрожащую шею старика:

— Прости нас, старче!.. Прости… Я знаю, что кресты не дарят… У каждого свой крест… Но я дарю тебе золото… Тут много золота… А оно всегда пригодится…

Но пора!..

И Халдаяниди зорко и гневно поглядел на своих курчавых девочек и притихших охранников, и вдруг закричал что-то на гортанном, греческом что ли языке, и юницы вмиг бросились в машину, и охранники вместе с ними.

А грек так же страстно обнял вдруг Аминадава:

— Вот моя визитка… всегда буду счастлив поговорить о судьбах мира и России!.. Жду, академик…

А вдруг надумаете поменять — продать эфу?..

Я к вашим услугам…

И Янис Халдаяниди стремительно сел в машину, и машина неслышно, мощно рванулась с места, хотя на светофоре был красный свет…

Но для таких машин в новой России нет красного света…

Для них только один есть красный светофор… Смерть…

Но!..

Но дым плывет, ползет, гнетет…

И жарким, жирным, потным, чадным летом в Москве одинокому горожанину — а в мегаполисе все одиноки — вдруг становится испепеляюще ясным полная бессмысленность человеческого безбожного бытия-житья…

Вот глотнул избыточно болотного дыма — и враз! вмиг ушел неповинно в небеса!.. Айда!..

А усохшую от жары и одиночества душу уже не спасут ни прохладные фонтаны, ни пиво в ледяных бутылках…

О Боже!..

…Смутное Время Перестройки давно уже раздирая, разбивая страну, как кипяток, налитый в хрустальную вазу, бушевало, царило, стояло, ползло, как дым уморяющий, по унылой России…