Викторианский Лондон - Лайза Пикард

Всякий хотел оказаться в зале суда, когда там шел громкий процесс. В Центральном уголовном суде места для публики располагались рядом с местом для судьи и ниже, там, где в обычные дни находился олдермен, который «читал газеты или писал письма».[866] На громкие судебные процессы шерифы лондонского Сити могли выдавать билеты, стоившие довольно дорого.[867] В 1840 году, когда судили Курвуазье за убийство его хозяина лорда Уильяма Расселла, «на местах, предназначавшихся для знатных персон, можно было видеть герцога Суссекского, двух графов, двух лордов, двух дам из высшего общества и члена парламента». Курвуазье был иностранцем, «чужаком», а потому мог претендовать на то, чтобы суд присяжных состоял из шести французов и шести англичан, но он не воспользовался этим правом. В последний день герцог утратил интерес к происходившему, но зато наблюдалось «присутствие многих знатных леди». Возможно, именно это обстоятельство так потрясло главного судью, что, зачитывая приговор, он буквально «задыхался от рыданий».

Дело супругов Маннинг рассматривалось в Центральном уголовном суде в 1849 году. Заседание продолжалось два дня, и доступ в зал предоставлялся только по билетам. «Некоторые леди сидели на скамье, [другим] предоставили места рядом с подсудимыми»; присутствовало много послов и других «знатных иностранцев», которые с трудом нашли себе места. Суду присяжных понадобилось 45 минут, чтобы признать чету Маннинг виновной.

Спустя два года общество охотников за сенсациями ожидал знаменательный день, когда на судебном заседании экс-выпускник Итона, экс-гусар, виконт Франкфорт де Монморанси занял место для дачи свидетельских показаний против Элис Лоу, которую он обвинял в краже у него драгоценностей при скандальных обстоятельствах; «скандальное» в викторианском понимании всегда было связано «с проституткой». Она была доставлена в дом в Паддингтоне, который виконт снимал в дополнение к тому, где он обитал с семьей, и о котором ничего не знала его жена. Ее «визит» продолжался около двух месяцев, в течение которых она воздерживалась от других свиданий. Однажды вечером, когда знатный лорд отправился в свой клуб, она, воспользовавшись случаем, забрала драгоценности, которые, как она уверяла, были ей подарены, и скрылась. Присяжные не сочли ее виновной, а леди Франкфорт по вполне понятной причине получила по суду развод с мужем.

Десятью годами позже лорд Франкфорт снова оказался в суде, на этот раз в качестве обвиняемого в «рассылке непристойного послания» в форме письма «супругам пэров, дочерям из знатных и благородных семейств», в котором им предлагалось принимать любовников у себя в спальнях, пока их мужья почивали под действием снотворных. Это послание, в сравнении с которым меркнут образчики нашего «спама», дополнял список возможных кандидатур; одной из них был лорд Генри Леннокс, выдвинувший обвинение против лорда Франкфорта, автора скандальной проделки. Одним из получателей было известное духовное лицо, которое, разумеется, вскрыло письмо, адресованное его жене, и пришло в ярость. Когда пастор оказался на месте для дачи свидетельских показаний, он потребовал, чтобы все находившиеся в суде леди, среди которых было немало его прихожанок, покинули зал заседания до того, как он станет отвечать на вопросы, но судья лишь посоветовал дамам не слушать. Лорда Франкфорта приговорили к двенадцати месяцам заключения в тюрьме Колдбат-филдс в Кларкенуэлле, но он был освобожден от обычного тюремного распорядка; «под обязательство… выплачивать 5 шиллингов в неделю на свое содержание его избавили от необходимости щипать паклю и заниматься однообразным механическим трудом».[868]

Приговоры суда были жестокими и явно произвольными. Ньюгейтский календарь за 1853 год, перечисляя все слушания дел в Центральном уголовном суде, демонстрирует большое разнообразие обвинительных заключений. Пятнадцатилетний изготовитель упаковочных коробок и его сообщник, сапожник в возрасте 21 года, вместе совершили кражу носового платка стоимостью 1 шиллинг. Обоих приговорили к высылке в Австралию на семь лет. Двух других карманников, каждый из которых украл по носовому платку стоимостью 3 и 2 шиллинга соответственно, были приговорены тем же судом: один — к месяцу заключения в исправительном доме, другой — к четырем годам каторжных работ. Человека, укравшего бутылку джина за 2 шиллинга 1 пенни, осудили на 14 дней заключения в Ньюгейте. Одного двоеженца приговорили к 14 дням в Ньюгейтской тюрьме, другого — к году в исправительном доме. За «половое сношение» с девочкой младше 10 лет мужчину приговорили к шести месяцам тюремного заключения, а за изнасилование девочки 10–12 лет другой мужчина получил год пребывания в исправительном доме.

Как следует из отчета, мужчина, обвиненный в содомии, — в то время одном из самых тяжких грехов, — был приговорен к двум годам заключения в исправительном доме, тогда как другого, чернорабочего 53 лет, осудили на пожизненную высылку. Четырнадцатилетнюю служанку признали виновной в том, что она ложно обвинила мужчину (своего хозяина? об этом ничего не говорится) в содомии с намерением получить с него 100 фунтов. Подавляющее число осужденных составляли неквалифицированные рабочие, но в одном деле обвиняемыми выступали два военных врача и аптекарь за проведенный аборт. Одного врача приговорили к высылке на пятнадцать лет, а другой врач и аптекарь были признаны невиновными. За незначительное преступление, характерное для того времени, а именно, «запуск в обращение фальшивых билетов для уплаты дорожного сбора по цене 4 и 6 пенсов», правонарушителю грозило 18 месяцев пребывания в исправительном доме.

Не существовало ничего похожего на наши приговоры без взятия под стражу — таких, например, как условный срок, — или наказания за антиобщественное поведение. Количество заключенных составлял около 6000.[869] Брайдуэллы — худшие по разряду тюрьмы — предназначались для приговоренных на срок свыше трех месяцев. Сама тюрьма Брайдуэлл, давшая название заведениям такого рода, находилась у реки Флит и просуществовала до 1860 года; подобные ей тюрьмы были построены в Холлоуэе, Уондзуорте, Колдбат-филдсе и Тотхилл-филдсе, последняя предназначалось для мальчиков и женщин. Получившие срок более двух лет содержались в тюрьмах, называемых исправительными домами. Количество узников в Колдбат-филдсе было немногим меньше, чем в Брайдуэлле, и составляло более 1000 человек.[870] Приговоренные к более длительным срокам заключения отбывали их в Миллбанке, Пентонвилле, в женской тюрьме Брикстон или же в плавучих тюрьмах.

Джереми Бентам, проповедник утилитаризма, считал, что правительство должно дать как можно больше благ как можно большему числу людей. В 1820-е годы его реформаторский энтузиазм воплотился в проектирование тюрьмы. Взамен мрачных сооружений, таких как Ньюгейт, он предложил возводить тюремные здания по его проекту «Паноптикум», с отдельными корпусами, расходящимися в форме звезды, где в центре могли размещаться смотрители и разные службы; во все камеры каждого крыла был удобный доступ; практично и полезно, а главное, вне всякого сомнения, наиболее благоприятно для всех пребывавших там. Тюрьма в Миллбанке (ныне на этом месте расположена Галерея Тейт) — самая большая в Лондоне, с шестью расходящимися радиусами корпусами, была построена по его проекту «Паноптикум» в 1821 году на 7 акрах болотистой сырой земли вблизи реки. Бывший обитатель описывал ее так: «ужасающе мрачное место: темные стены, угрюмые лица, гнетущая тишина…».[871] В каждой камере имелись маленький столик, «отхожее место» с крышкой, подвесная койка с одеялом и «палка, один конец которой был выкрашен красной краской, а другой — черной… В стене, выходившей в коридор, находилось узкое отверстие, и когда вам было нужно что-нибудь, вы просовывали палку в отверстие и оставляли там, пока этот сигнал не привлекал внимание дежурного надзирателя. Если он видел черный конец, это означало, что вы хотите работать, если же красный, ваше желание носило более личный характер».[872]

Тюрьма Пентонвилл, строительство которой обошлось в 85 000 фунтов, появилась в 1842 году на участке в 7 акров, расположенном на краю застроенной в то время территории за Холлоуэем на Каледониа-роуд. Ипполит Тэн назвал ее «восхитительно придуманным ульем, сотворенным из железа».[873] Здание имело полукруглую форму с четырьмя радиальными корпусами, между которыми располагались прогулочные площадки площадью в 3 ярда; в корпусе на каждом из трех этажей было по 130 камер. Высота камеры составляла 9 футов, длина — 13 футов, ширина — 7. В камере был ватерклозет, медный умывальник, табурет, стол и газовое освещение. Узники спали на откидных койках с матрасами и одеялами. Раз в две недели им выдавали чистые рубашки и подштанники и предоставляли возможность помыться в бане — для многих это было в новинку.[874]