Горбун - Поль Феваль

– Ну, говори же, говори!

На побледневшем лице Авроры выступила испарина.

– «Если не отец, не брат, не муж, то…»

Аврора закрыла лицо.

Глава 7. Мэтр Луи

Беришон уже горько раскаивался, что завел этот разговор. Глядя на содрогавшиеся от рыданий плечи Авроры, он больше всего опасался, что как раз теперь войдет мэтр Луи.

Девушка опустила голову. Ее волосы свесились густыми прядями поверх укрывавших лицо взмокших от слез ладоней. Наконец она распрямилась и опустила руки. В ее глазах еще стояли слезы, но к щекам вернулся обычный румянец.

– Верно. Тот, чье имя Анри де Лагардер, мне не отец, не отец, не брат, не муж. Он мой спаситель и благодетель. О-о!

Заломив руки, она воздела их к небесам.

– Клеветники лишь подтверждают то, насколько он лучше других. Злословя, они наделяют его своими пороками. Пусть болтают. Теперь я его буду любить еще больше. Я буду его боготворить!

– Правильно госпожа. Именно боготворить, назло сплетникам, – с пониманием ответил Беришон.

– Анри – единственный человек на свете, который меня защищает и любит.

– О-о! Конечно любит, – уверенно подхватил Беришон, поправляя скатерть. – Еще как любит! Тут уж не может быть сомнений. В том можно поручиться. Каждое утро он первым делом спрашивает у нас с бабушкой: «Как она спала? Не страдала ли бессонницей? Не грустит ли? Не нуждается ли в чем-нибудь?» И когда нам удается вовремя исполнить ваше желание, или даже его предупредить, он бывает рад и счастлив как ребенок. Он вас очень любит, госпожа.

– Да, – подумала вслух Аврора, – он добр и великодушен, – любит меня, как родную дочь.

– И не только, как дочь, – с хитрецой ввернул Беришон.

Аврора печально покачала головой. Затронутая тема была для нее столь значительной, что она не могла ее оборвать, не смотря на то, что разговаривала с ребенком. Накрывающий стол Жан Мари сейчас сделался для нее кем-то вроде исповедника.

– Я грущу, потому, что почти весь день остаюсь одна.

– Однако, добрая госпожа, едва лишь он приходит, вы опять становитесь веселой и светлой, как весенний день, – уточнил наблюдательный подросток.

– Вот уже совсем стемнело. А его все нет, – продолжала Аврора. – И так каждый вечер с первого дня, как мы приехали в Париж.

– Что поделаешь, сударыня? Думаю, что это издержки столичной жизни. Здесь, наверное, у него больше забот, чем было во всех других местах… Ну, вот, все готово. Бабушка, стол накрыт! Как там с ужином?

– Уже час, как ужин готов, малыш! – раздался из кухни трескучий тенор Франсуазы.

– Могу побиться об заклад, что мэтр Луи сейчас находится у себя наверху, запершись с этим чертовым горбуном. – Поделился с Авророй Беришон неожиданным предположением. – Мне мучительно видеть, как молодая госпожа тоскует. Может быть, рискнуть проверить…

Он пересек смежную большую комнату и ступил на лестницу, ведущую на второй этаж в спальню мэтра Луи; но, не сделав и двух шагов, остановился.

– Нет, пожалуй, не стоит, – подумал он, – вдруг шевалье опять рассердится, как в прошлый раз? – и возвращаясь к накрытому столу, сказал: – Боже правый! Скажите на милость, добрая госпожа, ну почему он постоянно прячется? Ведь это раздражает соседей! И я, хотя по натуре вовсе не сплетник, на их месте тоже стал бы строить разные нелепые предположения вроде: «наверное, он – скрывающийся от правосудия преступник, или колдун».

– Они это говорят? – спросила Аврора.

Вместо ответа Беришон рассмеялся.

– Господь Всемогущий! – воскликнул он. – Если бы они знали, как знаю я, что там наверху: всего лишь кровать, сундук, два стула, и висящая на стене шпага – вот и вся обстановка. Правда, не известно, что находится в другой комнате. Мне удалось там разглядеть только один предмет.

– Какой такой предмет? – оживилась Аврора.

– А-а-а! – махнул рукой Беришон. – Так себе, ничего особенного. Как-то вечером он забыл опустить щиток на замке. Знаете, в комнате на дверях есть такой язычок.

– Знаю. Но как ты посмел подглядывать через скважину?

– Боже мой! Добрая госпожа. Я ведь без злого умысла. Просто хотел его позвать, кстати вы сами велели мне это сделать. Значит, поднимаюсь по лестнице. Вдруг вижу в дверях зияет светом маленькое отверстие. Я приложил глаз.

– И что же увидел?

– Я уже говорил, ничего особенного. Горбуна в комнате не оказалось. Мэтр Луи был один. Он сидел за столом ко мне в профиль. На столе лежала шкатулка, – та, с которой во время нашего путешествия он никогда не расставался. Я как-то подумал, что в ней, должно быть, он хранит квадрюпли. Их могло бы там много поместиться. К моему удивлению в шкатулке пистолей не оказалось. Вместо денег там был какой-то пухлый бумажный конверт, запечатанный тремя сургучными печатями. Они свисали на шнурках, каждая величиной с экю в шесть ливров.

Аврора ничего не сказала, хотя по живописному рассказу Жана Мари поняла, о каком конверте, идет речь.

– Этот пакетик едва не навлек на меня беду; – продолжал Беришон. – Несмотря на осторожность, я нечаянно скрипнул половицей. Мэтр Луи вздрогнул и быстро направился к двери. Я стремглав брызнул по лестнице вниз, влетел в кухню и, поскользнувшись на мокрой тряпке, неловко шлепнулся копчиком о порог. У меня, прошу прощения, до сих пор болит мадам Сижу. Боюсь, что больше я не рискну приблизиться к его двери. Но вы, госпожа, вы, которой все позволено, вы, которой нечего опасаться… мне бы очень хотелось, чтобы сегодня наш ужин закончился не слишком поздно, и я смог бы сбегать полюбоваться нарядными дамами и господами, что толпятся у входа в Пале-Рояль. Ночью там состоится бал. Если бы вы только соблаговолили подняться и деликатно вашим чарующим, ангельским голосом его позвать?

Аврора молчала.

– Вы видели, – продолжал несловоохотливый Беришон, – сегодня весь день по улицам в сторону дворца ехали, повозки с цветами и гирляндами, фуры с усеянными разноцветными фонарями каркасами, а главное, бесчисленное количество тележек с пирожными, шампанским и сладкой водой. Эх, если бы мне каким-то чудом удалось туда попасть, уж я бы маху не дал: угостился бы, лучше не придумаешь. Это, уж, точно!

– Пойди-ка, лучше, помоги бабушке, – Беришон, – сказала Аврора.

– Бедная барышня, – думал Беришон, отправляясь на кухню. – Как ей, должно быть, хочется потанцевать не балу у регента!

Аврора опустила голову. Дворцовые танцы сейчас ее совершенно не интересовали.

– Позвать? – думала она. – Зачем же звать. Ведь наверняка, его там нет. С каждым днем он возвращается все позднее. Что же с ним происходит? Он запрещает мне выходить, приближаться к окну, кого бы-то ни было принимать в доме. Он скрывает свое имя, избегает контактов с соседями. Наверное, здесь опять возникла какая-то опасность, как тогда, когда нам пришлось бежать из Памплоны. Его снова преследуют враги. Кто они такие, эти вездесущие всадники и пешие носители ужаса? Почему они так упорно за ним охотятся? А может быть не за ним, а за мной? Чтобы меня защитить, он постоянно подвергает свою жизнь опасности, и никогда не словом о том со мной не обмолвился. Почему? Зачем он скрывает правду от меня? Неужели он не понимает, что мне было бы во сто крат легче, если бы я все знала и, взяв на себя половину его забот, наравне с ним противостояла нашим бедам.