S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник) - Игорь Вардунас

– Шахты. – Дрессировщица сверилась с картой и почувствовала, как привычно заныло внизу живота, – сокровища Черного Вилли приближались.

– Как думаешь, что ждет нас там? – разглядывая алое небо, поинтересовался Жикар.

– Без понятия, – спрятав в ладошке зевок, ответила охотница и уютнее расположилась на сиденье, прикрывая глаза. – Знаю одно: мы с тобой действительно не можем без приключений!

НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО ОПАСНО!

Скорость приготовления – 3 рентгена в час

один слизень среднего размера (желательно дубового посола);

скумрепки, 10–15 штук, очищенные от кожуры;

листья зильбурака для соуса по-клаштарски;

1 кг. картошки;

реактор, или протонный активатор (у кого сколько рук).

Слизня-короеда освежевать от продольной сумятицы вдоль хребта, до появления нежно-голубой слизи. При появлении красной немедленно утилизировать мясо и обратиться в санчасть. (Если работали без защитных перчаток, руки придется ампутировать.)

Очищенные скумрепки растолочь до сыпучей массы и приправить листьями зильбурака. Чтобы клаштарский соус получился более пряным, рекомендуется добавить несколько капель сока из потовой железы змеекрыса.

Разделить филе на три равные части (если готовите со шкуркой, рекомендуется добавить болотных сморчков для более нежной и хрустящей корочки) и тщательно натереть мясо скумрепками до появления стойкого запаха.

Подготовленный реактор до краев наполнить чесноком и очищенной картошкой. Тушить филе слизня на максимальной мощности три рентгена в час. После приготовления выложить в глубокие тарелки и подавать горячим.

При приготовлении в шкуре, половые иглы можно украсить листьями зильбурака и корнеплодом растлени.

НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО ОПАСНО!

Алексей Верт

Едой надо делиться

Джек тыкает меня в спину и шипит:

– Я вчера нашел его!

– Кого?

– Не кого, а чего! Фургончик с хот-догами!

Вот это да! Я подпрыгиваю на месте и, позабыв о дисциплине, оборачиваюсь.

– Роберт, вы уже закончили тест? Я могу забрать работу?

Учительница литературы Химена Мартинес, длинные ноги которой полностью компенсируют мою нелюбовь к Шекспиру и Достоевскому, подходит и, скептически улыбаясь, постукивает карандашом о край стола.

– Н-нет. Еще немного осталось.

– Тогда не отвлекайтесь. А то весь класс рассмешите – как в прошлый раз.

Мексы оглядываются на меня и тихонько ржут, прикрывая ладонями рты. Этак угодливо, гаденько. Как стая койотов над жертвой, которую до них уже задрал кто-то другой.

За моей спиной Джек скрипит зубами. Так громко, что звук напоминает дорожку к фильму ужасов или триллеру про людоедов. Его родители переехали в Нью-Йорк всего пару месяцев назад, и он все никак не привыкнет к обилию «койотов». Говорит, что на Аляске их не так много.

Пока. Я более чем уверен, что пока не так много. Просто еще не добрались.

После уроков мы курим на заднем дворе за квадратно подстриженными кустами. Если наклонить голову, даже не видно, что между смородиной и забором кто-то есть. Конечно, нас занимают хот-доги. По словам Джека, фургончик спрятан в переулке между обувной фабрикой и многоэтажкой, кварталах в двадцати к югу. Далековато даже для бешеной собаки, которой десять миль не крюк, и мы договариваемся пойти завтра с утра.

– Чтобы закусить той самой собакой, – смеется Джек. Я киваю и, подхватив сумку, лезу через дыру в заборе. Только полный идиот попрется через главный выход, у которого толкутся мексикашки. Кому охота получить пинок или тычок в зубы от врагов, которые превосходят тебя числом? То-то же.

Дома я слоняюсь из комнаты в комнату и жую длинный мармеладный жгут, спертый из вазочки с конфетами, вместо того, чтобы обедать. В морозилке нет полуфабрикатов, а готовить самому – ломает, поэтому я жду, пока мамаша возьмет себя в руки и начнет варганить еду. Не сейчас, так к приходу папаши соберется.

Она лежит на диване в гостиной с мокрой тряпкой на лбу – конечно, лучший способ лечить мигрень – и щелкает пультом, перелистывая канал за каналом. Когда я прохожу между ней и телевизором в шестой раз шаркающей походкой, нога за ногу, мамаша наконец взрывается:

– Делать нечего? Шел бы ты…

За этой фразой обычно следует «и убрал свою комнату», или «подстриг траву перед крыльцом», или «в гараже прибрал», но сегодня привычный сценарий дает сбой.

– Шел бы ты и уроки толком выучил! Остолоп! Горе-выпускник!

Удар с неожиданной стороны. Я застываю на полушаге, как соляной столб, и верчу головой по сторонам. Так и есть. На тумбочке лежит табель общей успеваемости на фирменном школьном бланке. А я-то надеялся, что у меня есть в запасе хотя бы пара недель на то, чтобы исправить положение. Вялотекущий конец света, о котором толкуют ленты новостей и истерические любители сенсаций в блогах, временно отодвигается на второй план под давлением локального Апокалипсиса. Я переминаюсь с ноги на ногу и думаю, не пора ли ретироваться в свою комнату. Но не решаюсь.

Остается только мямлить и прятать глаза.

– Берти, ну что ты, тупее всех этих Гонсалесов, Фернандесов, Диасов и прочих амигосов? Ты же в начальной школе был в первой тройке! В начале списка! А теперь что? В университет как поступать собираешься?

Я молча рою ковер носком ботинка и виновато соплю. Нет, а что еще я могу сделать? Начать оправдываться? Мол, в начальной школе я сидел на первой парте, а мексов в классе было всего двое, вечно сзади, и рот раскрыть боялись? А потом привычный мир опрокинулся – так быстро, что мы только и знали, что сами рот открывать, как рыба на воздухе. И цеплялись хотя бы за мелочи, вроде привычки ходить в школу. Теперь нас от силы десять белых во всей параллели – да что об учениках говорить, если преподаватели тоже из них? И все у них общее – и шутки, и праздники, и заглянуть в чужую работу – не проступок, а взаимовыручка. А мы… нас будто выкинули на обочину: доучивайтесь, так и быть, но поблажек не ждите. И почти каждый день драки до кровавых соплей. Попробовала бы сама в таком графике позаботиться об успеваемости.

Но я держу рот на замке. Мама все равно не поверит. То есть поверит, но сделает вид, что не услышала. Мол, чего не знаю, того не существует. Она и так старается реже выходить из дома, чтобы не сталкиваться с мексами лишний раз. Только на машине, только к старым друзьям, посидеть за столом тесной компанией и поболтать ни о чем, сделав вид, что на дворе прежние добрые времена. Десять – двенадцать лет назад все было по-другому. Мама делает вид, будто ничего не происходит. Мы все делаем вид.