Метро 2033. Отступник - Элона Демидова

– Я вам устрою! У меня связи есть! Это вы там у себя в Кацапии права человека нарушать можете! Я вам уст…

Докричать он не успел, поскольку здоровяк Фома ткнул главу беглицкой администрации кулаком в грудь, отчего староста буквально влип в стену, а затем, скуля, сполз по ней.

– За что? – пропищал он. – Морды жидовские. Я на вас пожалуюсь…

– Тебя как зовут? – прервал стенания допрашиваемого правитель.

– Сеня, – всхлипнул староста.

Сурен отчего-то засмеялся, однако, пересекшись взглядом с царем, сделался вновь серьезным.

– А фамилия твоя?

– Петрюков.

На лице наместника появилась улыбка.

– Сеня Петрюков, – Роман почесал бородку. – Скажи мне, как ты стал старостой? Неужели на сходе выбрали?

– Я на вас пожалуюсь, – вдруг заплакал Сеня по-настоящему. – У меня связи есть в вашей пендосской Лакедемоновке.

– Сеня, видишь этого большого парня? – царь говорил мягко, почти ласково. – Вот если ты сейчас не перестанешь пускать сопли, и не будешь отвечать на вопросы, он вырвет тебе язык вместе с челюстью, и тогда уже ты никому, никогда, и ни на что пожаловаться не сможешь. Ты меня понимаешь?

– Да… – проскулил староста.

– Ты до Великого Коллапса где жил?

– В Дарагановке.

– Ага, это многое объясняет[5], – кивнул царь. – Так кто тебя старостой выбрал?

– Ивана Михайловича убили, а меня поставили.

– Кто, Сеня? Кто поставил?

– Артур и Степан, не помню как их дальше. Имена у них масонские, длинные.

– Так-так, – вымолвил царь.

То, что казначей повязан с наследником, было понятно после рассказа трактирщика Гоги, однако вчера, чтобы бедняга Степан с перепугу не натворил каких-нибудь бед, царь Роман эту тему поднимать не стал, решив, что хватит одной угрозы сексуального скандала.

– А кто занимается добычей лекарств и травки?

– Женька Долговяз, он в Таганрог ходит.

Теперь все становилось на свои места. Каким-то образом Степан Быков и Артур, прознали о связях жителей Беглицы с мутантами, устранили старосту и, возможно, кого-то из его ближайшего окружения, а затем поставили своего дурачка, монополизировав торговлю дурью и лекарствами. Вот только зачем нужно было устранять Ивана Михайловича, почему нельзя было с ним договориться? Неясно. Впрочем, и неважно. И Степан, и наследник оказались жертвами ложного ощущения безнаказанности. Здесь, в Беглице, они работали грязно, грубо и совершенно неосмотрительно. Так дела не делаются. Зато было наглядно продемонстрировано, как самомнение и надменность приводят к краху.

– А где Женька Долговяз живет?

– На углу, в синем доме.

Правитель размышлял. Конечно, Сеню можно было оставить в качестве главы Беглицы, а в заложники взять женщину с ребенком, но интуиция подсказывала, что Петрюков не сильно-то ими дорожил. Да и контролировать шизофреника проблематично.

– Сурен, – царь поднялся с кровати. – Старосту нужно препроводить в Ломакин под стражу. Желательно в обход Лакедемона.

– У нас есть припрятанная лодка на этом берегу, – сказал наместник. – Будет сделано. Мага, Вадик займитесь!

Покинув жилище Сени Петрюкова, правитель и оставшаяся от группы тройка бойцов, направились к дому Долговяза. Несмотря на то, что солнце вот уже три часа как взошло, улицы Беглицы по-прежнему были пусты, и у Романа возникло подозрение, что местные жители просто прячутся от незваных гостей.

«Вот оно, непонимание между столицей и провинцией, – усмехнулся про себя царь. – А ведь мы почти не интересуемся, что здесь творится. Контроль-то и потеряли».

Синим дом можно было назвать очень условно. Перед взором ломакинцев предстала довольно-таки ветхая постройка с облупившейся краской. Рядом стоял курятник, который, честно говоря, выглядел намного лучше человеческого жилища. Из курятника вышла хозяйка. Скорее всего, ей не было еще и сорока, а может быть, она совсем недавно только разменяла третий десяток, но выглядела женщина весьма потрепанно.

– Нам нужен Женька Долговяз, – сказал правитель.

– Нету его, – буркнула баба, не поднимая глаз.

– А где он?

– Не знаю я.

– А почему в глаза не смотришь? – спросил Роман. – Разве тебе есть, что скрывать от своего царя? Добропорядочные женщины из крестьянского сословия так не поступают… Сурен, надо обыскать дом. Всех живых во двор.

Наместник сделал жест, и Славян с Фомой кинулись исполнять приказ, сам же Геворкян вошел в курятник. Глаза женщины бегали, она явно нервничала. Из сарая выскочили две возмущенно квохчущие курицы, потом появился Сурен с матерчатым полуметровым мешочком.

– Под наседками нашел, – сказал наместник.

– Что там? – задал вопрос правитель, и так как женщина молчала, Роман засунул руку в мешок.

В это время из дома вышел Славян, который нес на руках улыбающегося полуторагодовалого малыша, а за ним русобородый великан тащил за шкирку пацаненка лет восьми-девяти, который отчаянно брыкался и пытался укусить руку ломакинца.

– Ага, у нас здесь дурман-трава. Кури, не хочу, – произнес царь. – Ты знаешь, красавица, что за это можно лишиться головы?

Женщина молчала.

– Что ж, – погладил бородку Роман. – Спрашиваю последний раз, где твой муж?

Хозяйка не отвечала.

– Хорошо, – царь взял малыша из рук Славяна. – А что это у нас с глазками? Да, я так и думал, он мутант. Послушай меня, крестьянка, я ведь действую только в рамках закона, а закон суров к детям с отклонениями. Твое чадо, конечно, не от полноправного гражданина, и обязательная смерть на него не распространяется. Но у меня есть все полномочия признать его мутацию опасной для общественного порядка и немедленно привести приговор в исполнение.

– Дада, – сказал улыбающийся малыш и схватил правителя за нос.

Роману стало смешно, он зажмурился, мотнув головой. Нельзя превращать трагедию в фарс. Подняв маленькое тельце над головой, он с силой тряхнул его. Мальчик от неожиданности заплакал.

– Я могу признать его опасным, – в глазах царя теперь была беспощадность, а голос был ровным, но жестким. – Прямо сейчас же сломать ему шею.

Мальчик рыдал, протягивая ручонки, но Роман только крепче сжал пальцы. Вопрос о слезинке замученного ребенка он решил для себя давным-давно, еще в ранней молодости, еще до Великого Коллапса.

– Нет! – воскликнула женщина, теребя фартук и кусая губы. – Не надо, пожалуйста…

– Где твой муж?

– Я здесь, – донесся откуда-то из-за кустов дрожащий голос. – Не трогайте Лешку!

Перед Романом предстал худой, жилистый, очень высокий мужчина, заросший по глаза сивой бородой с проплешинами. Сурен кинулся было обыскивать новое действующее лицо, но царь махнул рукой – не суетись. При этом правитель внутренне содрогнулся, подумав, что если бы мужик представлял опасность, то у него была сотня возможностей для нападения: один меткий выстрел из кустов – и не было бы царя Романа, единственной надежды Лакедемона на светлое будущее… Нет, конечно, за огнестрелом тщательно следили, но получить в грудь арбалетный болт на таком расстоянии – тоже удовольствие ниже среднего… Да, умному человеку понятно, что Сурен не оставил бы такую выходку безнаказанной, но много ли нынче на свете умных?

Однако все хорошо, что хорошо кончается, и правитель, отбросив ненужные эмоции, уже выстраивал планы о том, как сделает старостой этого неглупого, судя по всему, крестьянина вместо ставленника-шизофреника, а чтобы обеспечить себе его личную преданность, заберет, пожалуй, в Лакедемон шустрого пацаненка, старшего сына. Заодно у Гогиного чада появится приятель и помощник… Или даже так: старшего в Лакедемон, а младшего с матерью пока в Ломакин.

– Так ты Женька Долговяз?

– Да, – ответил крестьянин, потупившись.

– Ну, не надо плакать, – обратился к мальчику царь, неуклюже попытавшись утешить зашедшегося в истерике ребенка. – Папка твой нашелся, теперь все будет хорошо.

Однако малыш с залитыми слезами покрасневшими щечками не желал успокаиваться. Тогда правитель поставил его на ножки и легонько хлопнул по попке:

– Давай, беги к мамке.

Смеркалось. Как обычно в это время суток царь зажег пять свечей. Антон со своей маленькой армией не вернулся из похода и не прислал никого, чтобы подготовить встречу победоносному войску. Видимо, все пошло не так гладко, как предполагалось. Впрочем, завтра к вечеру отряд, конечно, уже будет в Лакедемоне.

У Романа теплилась слабая надежда, что особо ценной добычи в городе не отыщется, а пять-шесть воинов (на большее число рассчитывать не приходилось) окажутся убиты в сражениях с дикарями, и вот тогда победа Антона будет весьма спорной. Погибший полноправный гражданин – это вам не раб и не крестьянин, и уж тем более не какой-нибудь там дикарь. Жизнь полноправного гражданина слишком дорога, и растрата этого бесценного материала на сомнительные военные кампании недопустима, особенно когда существованию Политии никто и ничто не угрожает. Да, в глазах свободных и полноправных граждан можно выставить такие потери как тяжкое преступление. А потом бросить толпе дело, подкрепленное свидетелями из Беглицы, о контрабанде наркотиков, в котором по самые уши увяз наследник царя, и – бой выигран!