Геракл - Антонио Дионис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Илахна, я оставлю Гераклию на твое попечение! — сказала царица. — Смотри, не обижай ее!
Пойдем со мной, Гераклия! — громко произнесла Илахна, не дожидаясь, пока за царицей закроется дверь.
Она хотела, чтобы Омфала оценила ее послушание. Однако, как только царица вышла, девушка отскочила от Геракла и воскликнула:
— Не приближайся!
Успокойся, о Илахна! — ответил Геракл. — Я не думаю приближаться к тебе!
Девушка как будто несколько успокоилась.
Скажи мне, ты раб или свободный человек? — спросила она.
Раб! — тяжело вздохнул Геракл.
Вот как! — удивилась Илахна. — А я подумала, что ты очередной любовник нашей царицы!
При этих словах Геракл быстро помотал головой.
Хвала Зевсу, это не так!
Это пока не так! — поправила его девушка. — Я нисколько не сомневаюсь, что Омфала не пройдет мимо тебя! Ведь ты такой мужчина! Мне удивительно, как ты не порвал ее платье, оно же тесно тебе как собачья конура! У тебя не мускулы, а бугры! Это просто чудо!
Геракл молча сносил поток похвал своей внешности.
Остальные девушки прекратили работу и столпились вокруг Геракла. Они начали тыкать в него пальцами и смеяться.
Сними эти тряпки! — сказала одна, наиболее смелая, а может быть, наиболее нахальная.
Геракл оторвал ее руку от платья, но в этот момент чья-то другая рука потянула за тесемку на плече Геракла и развязала ее. Платье повисло на другом плече.
Геракл подумал: «Я сегодня только и делаю, что раздеваюсь и одеваюсь!»
Девушки взвизгнули и быстро справились с оставшейся завязкой. Геракл предстал перед ними во всем своем мускулистом великолепии.
В его мозгу мелькнула мысль: «А не все ли равно? Пусть эти изголодавшиеся девушки смотрят на меня, ведь они сидят во дворце жадной Омфалы целыми днями и лишены мужского внимания. Но они молоды, и у них играет кровь… Ладно, ради их здоровья я потерплю!»
Но очень скоро ему надоели дурацкие тычки пальцами и хихикания девиц.
Послушай, Илахна! — взмолился герой. — Тебе приказала Омфала научить меня ткать или прясть? Так принимайся быстрей за дело, только избавь от твоих чрезмерно любопытных подруг!
Геракл на это никак не реагировал, но за те мгновения, пока Омфала наблюдала за ним, не замеченная девушками, умудрился ни разу не порвать нить.
Однако, он отвлекал от работы остальных мастериц! Нет, царица решительно не могла этого терпеть.
Это что такое? — вскричала она. — А ну-ка, все по местам!
Девушки повскакивали и с визгом бросились врассыпную. Они быстро заняли свои рабочие места и начали наверстывать упущенное.
Омфала подошла к Гераклу:
Ты что же, раб, решил совратить не одну Илахну, а всех одновременно?
Геракл оторвался от работы и поднял взгляд на царицу. На ней было новое платье. Он помотал головой.
Ты ошибаешься, госпожа, я выполняю твой приказ. И, взгляни, довольно успешно!
Геракл показал моток нити, который успел накрутить за это время.
Омфала раздумывала. Она оставила Геракла у девушек во-первых, ради шутки, во-вторых, чтобы помучить Геракла и немного сбить его мужскую гордость, и в-третьих, чтобы в это время выпроводить засидевшуюся и начавшую ее раздражать дурацкими мечтами Филомену.
Ведь известный Геракл — это ее раб! Почему несносная Филомена принялась так откровенно мечтать о нем, да еще в его присутствии! Омфала тогда испытала что-то похожее на ревность.
Теперь же, когда царица увидела успех Геракла у девушек-ткачих, у нее пропали все сомнения: она ревновала! А, следовательно, она поняла, что увлечена этим прекрасно сложенным и могучим рабом.
Омфала в душе разозлилась сама на себя. За долгую жизнь она видела и познала десятки мужчин. Хватало только одного ее желания, даже не желания, а одного намека, как любой мужчина бросался исполнять все ее прихоти.
У царицы было много любовников, но теперь она хотела только этого силача.
Но, как водится, она, вместо того, чтобы показать свое хорошее отношение к Гераклу, принялась бранить его:
Я не приказывала тебе искушать незрелых девчонок, которым ты годишься в отцы! Воздай должное богам, что я заплатила за тебя огромную сумму, иначе ты был бы давно четвертован и сожжен, как раб, ослушавшийся свою госпожу!
Геракл возмущенный вскочил со своего места и сорвал платье Омфалы. Бросив его на пол, он принялся топтать его ногами, крича при этом:
И очень хорошо, царица! Просто прекрасно! Я согласен на любые условия, делай со мной все, что хочешь, но в твои одежды я больше рядиться не буду! Ты можешь меня выпороть, можешь убить, ведь я всего-навсего твой раб, но я раб-мужчина, а не раб-евнух!
Царица выслушала длинную тираду и гневно прищурила глаза.
Хорошо, по крайней мере, что ты признаешь, что ты мой раб! Но рабов ждут соответствующие наказания!
Геракл в эту минуту уже пожалел о своих словах, невольно сорвавшихся с языка, но — что делать? — было поздно.
Ты уже давно заслужил свое наказание, — продолжала Омфала. — Следуй же за мной!
Сказав это, царица развернулась и пошла, гордо подняв голову. Геракл, как побитая собака, поплелся за ней.
Растоптанное Гераклом платье осталось лежать на каменном полу.
Они вышли из комнаты ткачих, затем из тронного зала. Долго-долго шли по длинным коридорам дворца, потом спустились в подвал.
Там горели факелы. Омфала сняла один со стены и пошла дальше, освещая себе дорогу. Геракл старался не отставать, чтобы не остаться в темноте.
Наконец, царица остановилась перед узкой дверью с железным засовом.
«Там меня ожидает палач!» — подумал Геракл.
Омфала достала ключ и отомкнула замок.
Распахнув дверь, она в первый раз за всю дорогу обернулась к Гераклу и процедила сквозь зубы:
Заходи!
Геракл повиновался и ступил в темноту, ожидая, что тяжелая дверь за спиной сейчас захлопнется и отрежет его от внешнего мира.
Дверь, действительно, захлопнулась, однако Омфала вошла следом за Гераклом. Сын Зевса недоуменно вытаращил глаза, но промолчал.
Между тем, царица заперла изнутри дверь. Геракл посмотрел ей в лицо. Оно было все так же холодно, губы плотно сжаты, глаза прищурены. Весь облик царицы говорил о ее решимости и сосредоточенности.
«Что же она задумала?» — задал себе вопрос Геракл, но вслух спросить не решился.
Омфала повыше подняла факел и вышла на середину широкого помещения. Огонь выхватывал только небольшое пространство, и поэтому ничего нельзя было судить о предназначении комнаты.
Царица опустила факел вниз, и Геракл увидел на полу огражденное камнями место для очага. Горка дров возвышалась на этом месте, поленья быстро занялись от факела.
Омфала оглянулась и воткнула ставший ей ненужным факел в железное ушко на стене.
Когда зажженный огонь разгорелся, Геракл рассмотрел помещение, но даже сейчас не мог понять, для чего оно предназначалось. Комната была уставлена различными приспособлениями, которые можно было принять за орудия палача, об этом заставлял думать и костер в центре комнаты. Но для чего, в таком случае, могло служить шикарное низкое ложе недалеко от огня? Неужели для отдыха мучителей?
На ложе была навалена гора подушек. Омфала подошла к ложу и вдруг со стоном опустилась на него.
Ох, как долго нужно идти по дворовым коридорам, чтобы попасть в мою любимую комнату! — сказала царица.
Грудь ее вздымалась.
Но это необходимо для того, чтобы нас здесь никто не мог найти! — добавила Омфала и призывно посмотрела на Геракла.
Сын Зевса недоумевал.
Ты больше не сердишься на меня, госпожа?
К Омфале вернулся ее надменный вид:
Еще как сержусь! И почему это ты заговорил со мной, раб?
Геракл решил: «Будь, что будет, но извиняться не стану!»
Но царица, казалось, не ждала оправданий. Она откинулась на подушки и потянулась. Потом снова села, посмотрела на огонь и произнесла:
Однако, это пламя греет слишком сильно!
С этими словами она сняла платье, и Геракл второй раз увидел молодое тело царицы. И тут он понял, что это не камера пыток, а комната страсти. Те приспособления, от которых он со страхом отворачивался, служили для различных, порой просто фантастичных способов занятия любовью. Скорее всего, они были привезены из заморских стран.
Омфала была настоящим знатоком подобных развлечений!
Вот о каком наказании говорила я, раб! — произнесла царица, обведя рукой комнату.
Геракл следил за ней взглядом.
Тебе придется провести здесь со мной весь этот день и всю ночь! — размеренно промолвила Омфала.
Силач раздумывал, плакать ему или смеяться. Наконец, он осторожно спросил:
Но как подкрепишь ты свои силы, госпожа? Я не вижу никакой еды!
Ты осмеливаешься спрашивать меня о чем-то?
Я забочусь о твоем здоровье, о госпожа! — смиренно возразил Геракл.