Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Анатольевич Смирнов

И я объяснял им, что после захвата Дамаска султан Юсуф уже в начале 1175-го года по христианскому летоисчислению мог двинуться на франков с большим войском. Однако после смерти атабека Нур ад-Дина он, что называется попал ногами в его же узкие, жмущие со всех сторон сапоги. Ведь когда-то и атабек опасался своих тщеславных и коварных родичей, правивших Мосулом. У них никогда не хватило бы воли и мужества начать великую войну против неверных, зато они не преминули бы нанести удар атабеку в спину, если бы тот двинулся на Египет или на Палестину и если бы, на свою беду, понес в войне с франками или Фатимидами чувствительные потери. Тщеславие сельджукских правителей Рума тоже вызывало у Нур ад-Дина большие опасения. Что уж говорить про гордого курда, чей род потеснил теперь с земли благородных Зенгидов? Потомки Зенги теперь шипели, как змеи в своих норах.

Да, среди правителей земель Ислама не было согласия, и если между ними все же стояла непрочная стена мира, то даже в полдень она отбрасывала на обе стороны две долгих тени злобы и недоверия.

В году 1180-ом (а по мусульманскому исчислению - в 576-ом) умер греческий император Мануил, и его преемник, Алексей Второй, предпочел заключить мирный договор уже не с Иерусалимским королем Бальдуэном, а с султаном Юсуфоим, надеясь на его помощь в войне против сицилийских норманнов. Так греки отвернулись от франков. В эти же годы Египет богател и процветал как не процветал и при Фатимидах. Здесь купцы Венеции и Генуи находили для своих предприятий наибольшую выгоду. Не только европейское золото оседало в Каире и Александрии, но - и лучшее европейское оружие, в том числе самые мощные дальнобойные арбалеты, которые не умели делать на Востоке.

Но даже в такое, казалось бы благоприятное для джихада время султан Юсуф лишь редкими наездами беспокоил франков и то, по сути дела, - лишь в наказание за их разбойничьи набеги на земли Сирии и на проходящие по Заиорданским землям караваны.

Султан дважды осаждал грозный Керак, логово разбойного Рейнальда де Шатильона, не признававшего никаких законов чести и договоров, и дважды уходил обратно, в Сирию. Франки засчитали себе две победы и кичились своими неприступными стенами. На самом же деле эти два коротких похода нужны были султану только для того, чтобы хоть частично обезопасить синайские пути в Мекку и убедить багдадского халифа в том, что все его помыслы подчинены только джихаду, а не распре с единоверцами. То же самое можно было сказать и о морской осаде Бейрута, и о битве с франками у крепости Бофор, в каждой из которых враги разошлись, понеся небольшие потери и приписав победу себе.

Между тем, именно распря с единоверцами, не давала покоя сердцу и рассудку султана Юсуфа. Он знал, что большая война с Мосулом неизбежна и потребует немало жертв среди мусульман, а потому в те годы султан не раз был беспощаден в отношении франкских пленников.

- Если я буду убивать воинов Мосула, которых по законам Ислама не могу продать в рабство, а на живых кафирах наживать богатство, - сказал он как-то своему катибу, - то сначала меня проклянет багдадский халиф, а потом - весь дар аль-Ислам.

Жестокими казнями султан решил отпугнуть франков, как настырных ворон. Сначала он обезглавил всех рыцарей, захваченных в плен после их неудачного нападения на крепость Харим. Потом горькая участь постигла всех защитников пограничной франкской крепости у Брода Иакова, что стояла у реки Иордан. Все они были казнены и сброшены в крепостной колодец, а саму крепость султан повелел разрушить до основания. Король Бальдуэн и его подданные содрогнулись, а правители Халеба и Мосула призадумались. Что же касается воинов вероломного Рейнальда де Шатильона, не раз нарушавшего перемирия, то им в плену и вовсе было непозволительно мечтать о каком-либо милосердии. Когда Рейнальда обуял безумный замысел напасть на священную Мекку и его войско, двинувшись в поход, было разгромлено под Айлой, то пленников сначала прогнали, как овечье стадо, по всем главным городам Египта, а потом отослали в Мекку, где их казнь стала делом священного Правосудия. В Мекке собрались многие шейхи, в том числе и верховные учителя суфийских братств. Каждый из них поочередно брал в руки саблю и отсекал столько голов, сколько было ему по силам и сколько соответствовало его духовному достоинству среди правоверных. И каждый шейх, послужив орудием Исламского Правосудия, прославлял султана Салах ад-Дина ибн Айюба, великого воина Пророка.

В течение двух лет Ангел Смерти Асраил приходил по ночам к султану "с докладом" едва ли не так же часто, как в светлое время дня являлся к нему катиб Имад ад-Дин. Султан уже не вскакивал всякий раз со своего ложа в холодном поту и не озирался по сторонам в тревоге, а только открывал на несколько мгновений глаза, убеждаясь, что Асраил не стоит наяву над его изголовьем, потом опускал веки и засыпал снова, хладнокровно дожидаясь вестей.

В том же 576-ом году умер багдадский халиф аль-Мустади, и его трон занял другой Аббасид - аль-Назир. Султану донесли, что аль-Назир очень честолюбив и к тому же благоволит к шиитам, хотя и скрывает свои пристрастия.

"Перед э т и м павлином придется рассыпать золотые зерна, ничего не поделаешь", - с тяжелым вздохом подумал султан и направил в Багдад самых мудрых послов с богатыми дарами.

Спустя три с половиной месяца в Дамаск прилетела весть о кончине Сайф ад-Дина Мосульского. Но и на этот раз султану оставалось лишь тяжело вздохнуть, потому что роду Зенгидов, можно сказать не намного убыло, а силы даже прибыло, поскольку Мосул тут же достался брату покойного, Изз ад-Дину, самому тщеславному и самому плодовитому из потомков Зенги.

А вслед за этой новостью всего через три дня прилетела новая - черная, как ворон. Султан Юсуф узнал, что в Александрии умер его брат Тураншах, доблестный военачальник, но бесталанный правитель. Увы, Тураншаха погубило тщеславие. Он недолго повластвовал в Дамаске и возомнил себя равным своему великому брату. Еще недавно ничто так не воодушевляло Тураншаха, как бешеная скачка и яростная битва. Но в Дамаске он поддался искушению, и верноподданные чиновники навели на него порчу