«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

Не вдаваясь в рассмотрение того, насколько все вышесказанное отвечало истине, заметим лишь, что жалобы на низкое жалованье чиновникам звучали всегда и изо всех ведомств императорской России. В данном случае министр предлагал установить для чинов «Почтовой цензуры и Секретной части» следующие пенсии: за тридцать пять лет выслуги – в размере полного штатного содержания, гласного и негласного; за двадцать пять лет выслуги – 50 % жалованья949.

Размеры жалованья и пенсий для сотрудников Санкт-Петербургского почтамта представлены в таблице 11.

Таблица 11

Жалованье и пенсии в год чиновников цензуры иностранных газет и журналов при Санкт-Петербургском почтамте в середине 1870‐х годов (в руб.)

В Москве и других городах пенсии предлагалось рассчитывать по тем же правилам соответственно назначенному жалованью.

8 мая 1875 года, будучи на отдыхе в Эмсе (Бад-Эмс, курорт в Германии), Александр II надписал: «Согласен, но с тем, чтобы всякий раз было бы докладываемо мне»950.

Тем не менее в существовавшей бюрократической системе сложности сохранялись. В феврале 1888 года Александр III по докладу министра внутренних дел Д.А. Толстого назначил семейству умершего старшего цензора в Вильно действительного статского советника М.М. Ауэра пенсию 2140 руб. в год. В связи с этим министр финансов И.А. Вышнеградский в письме Толстому указал, что для Министерства финансов существует необходимость регулировать возникающие при назначении «усиленных пенсий» новые расходы, и также предлагал производить сношения с его министерством в подобных случаях в конфиденциальном порядке. В ответном письме А.Е. Тимашев ссылался на высочайшее повеление от 16 июля 1869 года951.

Любопытно, что в сентябре 1889 года новый министр внутренних дел И.Н. Дурново представил Александру III выписку из июльского письма на имя Сергея Тверитинова, поскольку «ее содержание произвело сильную панику на всех чиновников, занимающихся перлюстрацией». Неизвестный автор сообщал, что якобы состоялось высочайшее повеление о запрете министрам утруждать государя просьбами об усиленных пенсиях, за исключением членов Государственного совета и сенаторов, а передавать такие ходатайства в Комитет министров. Главной целью этого было‐де сокращение расходов казны на выдачу пенсий. Зная, что вопрос о пенсиях рассматривается в Государственном совете, опытные чиновники-перлюстраторы опасались, что там просто забудут о резолюции покойного императора от 8 мая 1875 года.

В декабре 1880 года управляющий Министерством почт и телеграфов статс-секретарь Л.С. Маков подал доклад о положении сверхштатных чиновников, «занимающихся секретным почтовым делом». Здесь подчеркивалось, что «постоянное усиление перлюстрационной деятельности в империи и неудобство представления в Государственный совет проекта увеличения штата почтовой цензуры» вынуждают «определять в секретную почтовую часть лиц с назначением их сверхштатными чиновниками» и с выплатой им «лишь одного негласного содержания». Но эти люди «не пользуются правами ни на производство в чины, ни на выслугу пенсий». В результате «с каждым годом становится труднее находить подходящих деятелей на такую ответственную службу».

А потому министр предлагал обещать этим людям «при предложении им секретных занятий» производство «в чины в виде наград в установленные для таковых сроки», через двадцать пять или тридцать пять лет службы – выплату пенсии «наравне с штатными чиновниками почтовой цензуры», а также распространить на них положение от 3 ноября 1865 года о возможности определять в почтовую цензуру «лиц всех сословий». Подчеркивалось, что указанные льготы будут объявляться персонально на основании повелений «Императорского Величества». 23 декабря 1880 года Александр II дал на это «Высочайшее соизволение»952. Любопытно, что почти через двадцать три года, 13 февраля 1903‐го, потребовалось вновь подтвердить правило о производстве в чины прикомандированных к МВД чиновников для «секретных занятий» наравне со штатными чиновниками путем всеподданнейших докладов. Так, А.А. Гильзен, сотрудник одесской цензуры, причисленный к МВД в 1904 году, был утвержден в чине коллежского советника 20 сентября 1908 года со старшинством с 14 сентября 1900 года. Его же производство в статские советники состоялось 11 мая 1909 года со старшинством с 14 сентября 1904‐го953.

Новые затруднения при назначении секретных пенсий возникли после издания Манифеста 17 октября 1905 года, который ограничил власть самодержца. В апреле 1906 года были приняты новые Основные законы империи и открылась первая Государственная дума. С 1906 года назначение пенсий чинам цензуры иностранных газет и журналов и определение ее размера должны были производиться по соглашению с Министерством финансов и при последующем внесении на утверждение Совета министров. На деле это привело к целому ряду проблем. Старший цензор М.Г. Мардарьев писал 29 июня 1907 года министру внутренних дел П.А. Столыпину, что испрашиваемая пенсия действительному статскому советнику А.В. Шашкину в 1200 руб. была сокращена до 900 руб., а утверждение пенсии произошло лишь через четыре месяца, тогда как ранее пенсию получали уже через две-три недели. В результате «крайне затруднительно привлекать к известной Вашему Высокопревосходительству деятельности лиц положительных и заслуживающих полного доверия».

В письме задавались и другие вопросы: как поступить с предстоящими пенсиями действительного статского советника Д.С. Менагиоса и руководителя перлюстрации в Казани Г.Ф. Мартинского? Особую тревогу у Мардарьева вызывала проблема Мартинского, который был прикомандирован к цензуре из МВД, официального жалованья не имел, а получал содержание из секретного фонда. По мнению Мардарьева, входить в предварительное сношение с министром финансов о размере пенсии «в данном случае представляется крайне затруднительным», ибо пришлось бы давать объяснения по расходованию этой секретной суммы. На письме имеется резолюция от 5 июля 1907 года, что пенсии будут назначаться по соглашению с министром финансов в ускоренном порядке с учетом «особенной службы»954. Такая же проблема возникла в сентябре 1910 года в связи с уходом на пенсию П.К. Бронникова. А.Д. Фомин в докладной записке министру внутренних дел указывал, что поскольку тот «за успешную постановку секретного дела в Одессе и Варшаве» получал секретное жалованье 1 тыс. руб. в год, то испрашивалась пенсия 2066 руб., но министр финансов В.Н. Коковцов согласен лишь на 1 тыс. руб. Поэтому речь шла об увеличении пенсии955.

12 июня 1912 года Фомин направил министру внутренних дел Н.А. Маклакову просьбу испросить согласие государя на «увеличение окладов пенсий» и изменение сроков на их выслугу. За двадцать пять лет службы, из которых не менее десяти лет составляла служба по цензуре, испрашивалась половина оклада. За тридцать пять лет службы, из которых не менее пятнадцати лет составляла служба по цензуре, – полный оклад. Почти через год, 31 мая 1913‐го, Маклаков «совершенно доверительно» обратился по этому вопросу к министру финансов Коковцову. Он предлагал «по соображениям государственного значения» вернуться к прежнему порядку назначения пенсий специальными всеподданнейшими докладами. В ответ Коковцов 26 июня, защищая интересы бюджета, отстаивал мысль о необходимости предварительных личных переговоров директора Государственного казначейства и начальника Главного управления почт и телеграфов956. Тем не менее при выходе на пенсию со 2 июня 1914 года самого Фомина, руководителя дела перлюстрации и тайного советника, он, человек холостой, был произведен в действительные тайные советники и ему была «вне правил» назначена пенсия 5 тыс. руб. в год957.

Еще одной проблемой повседневной жизни сотрудников перлюстрации и членов их семей были пенсии по случаю потери кормильца. Суммы на эти нужды были сравнительно небольшими, но также негласными и утверждались министром внутренних дел. Поэтому на протяжении многих лет шла постоянная переписка руководителей перлюстрационного дела в империи со своими руководителями, которые, в свою очередь, испрашивали согласие государя на те или иные изменения в этих делах. Например, 20 марта 1838 года Николай I удовлетворил просьбу А.Н. Голицына назначить вдове умершего Ф.Я. Вейрауха пенсию 600 талеров или 3 тыс. руб. (вместо положенных по закону 1 тыс. руб. ассигнациями)958. Вдове и четырем дочерям действительного статского советника А.П. Штера в январе 1841 года была назначена пенсия 3 тыс. руб. ассигнациями (858 руб. серебром по тогдашнему курсу) до замужества последней из дочерей (вместо положенных 142 руб. серебром вдове и 47 руб. серебром несовершеннолетней дочери)959. После смерти его сына, сорокачетырехлетнего П.А. Штера, у которого остались жена и четверо детей, 25 февраля 1847 года состоялось распоряжение назначить вдове 1 тыс. руб. в год (вместо положенных 71 руб. 46 коп.), а также определить двенадцатилетнего сына Александра на казенное обучение во 2‐ю Санкт-Петербургскую гимназию960. В мае 1847 года умер старший цензор Санкт-Петербургского почтамта А.О. Чиколини, оставив восьмерых детей. Его общее жалованье составляло 3428 руб. 57 коп. По уставу вдове и детям следовала пенсия по 47 руб. 46 коп. Но уже через неделю после смерти Чиколини, «одного из лучших чиновников Секретной экспедиции», негласным образом была назначена пенсия 2004 руб. серебром с прекращением выплаты 1 тыс. руб. аренды961. 28 ноября 1847 года дочери Ф.И. Маснера, вдове Реймер, было из секретных сумм назначено 500 руб. серебром в год962.