«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

Вместе с тем было бы неверно считать, что Николай I безусловно соглашался на все просьбы о награждениях. Так, 1 февраля 1842 года он отказал в производстве виленского почт-директора А.Ф. Трефурта в чин действительного статского советника. Трефурт активно руководил перлюстрацией и имел лестные отзывы виленских генерал-губернаторов князя Н.А. Долгорукого и генерал-лейтенанта Ф.Я. Мирковича, однако за год до этого уже был пожалован арендой, что и послужило причиной отказа931. Традиция выдачи денежных пособий за «особое усердие» сохранялась вплоть до 1917 года. Например, 15 января 1910 года директор ДП Н.П. Зуев ходатайствовал перед товарищем министра внутренних дел П.Г. Курловым о назначении В.К. Карпинскому 500 руб. пособия в возмещение расходов последнего по переезду в Тифлис «в виду весьма полезной деятельности»932.

К празднику Пасхи, обычно раз в два года, чиновники, как перлюстраторы, так и занятые лишь цензурой иностранных газет и журналов, получали награды. Это мог быть очередной чин, орден, денежное вознаграждение. Размеры таких сумм постепенно возрастали. Например, до 1842 года размер суммы наградных не был постоянным. Так, в 1838 году А.Н. Голицыну к празднику Пасхи было выдано из доходов Санкт-Петербургского почтамта 19 тыс. руб., в 1840 году – 9 тыс. руб. серебром933. С 1842 года и до 1858‐го включительно к Пасхе отпускалось раз в два года 8 тыс. руб. (в 1844 году – 7700 руб. серебром). В 1860–1864 годах сумма была увеличена до 10 тыс., в 1866–1875‐м – до 12 тыс., в 1877–1905‐м – до 17 тыс. Причем в виде исключения в 1874–1875 и 1882–1883 годах наградные отпускались два года подряд. В 1909 и 1911 годах сумма наградных составляла 20 тыс. руб.934

Как указывал в марте 1880 года министр внутренних дел Л.С. Маков, к празднику Пасхи полагалось ходатайствовать «о награждении денежными выдачами по примеру прежних лет тех из деятелей [почтовой цензуры и их помощников], которые не вошли в представление к почетным наградам, но одинаково достойны монаршего благоволения за свою усердную и полезную службу»935. Естественно, что сторожа и почтальоны получали от 20 до 40 руб., цензоры – от 200 до 600 руб., начальники почтовых контор и начальники почтово-телеграфных округов – по 300–400 руб. Например, к Пасхе 1897 года А.Д. Фомин получил 2 тыс. руб. «негласного пособия», его заместитель М.Г. Мардарьев – 800 руб., старший цензор в Москве О.А. Келер – 600 руб., руководители секретных экспедиций К.Ф. Зиверт (Киев), Гаврик (Тифлис), К.П. Свяцкий (Харьков), Ф.Р. Фанстиль (Казань) – по 400 руб., начальник Киевского почтово-телеграфного округа Ф.Г. Цецыниовский – 300 руб., сторожа в Варшаве и Харькове – от 20 до 25 руб.936

Кроме этого, почтово-телеграфные чиновники, отбиравшие письма для последующего просмотра, получали в месяц от 5 до 25 руб., а также им выдавались очередные наградные в увеличенном размере937. Реальное жалованье самих чиновников-перлюстраторов было в два – два с половиной раза больше, чем значившееся в их формуляре. Так, старший цензор Киевского почтамта К.Ф. Зиверт к 1917 году получал в год 4410 руб., не считая суточных и процентных надбавок за дороговизну938. Это иногда создавало некоторые сложности в отношениях с другими официальными структурами. Например, в конце 1893 года старший цензор из Варшавы А.А. Крейцер и начальник Варшавской почтовой конторы Н.И. Шумский обратились к руководителю «черных кабинетов» А.Д. Фомину с сообщением, что с 1894 году в Варшаве вводится положение о государственном квартирном налоге. Для «исчисления нормы квартирного налога» сотрудники цензуры иностранных газет и журналов должны были сообщить размер своего штатного содержания и список занимаемых ими жилых помещений. Шумский спрашивал об официальных окладах чинов МВД, прикомандированных к его конторе (Гаврик, А.П. Занио и сам Крейцер), и советовал в случае невозможности раскрыть эти данные исходатайствовать «об освобождении означенных чиновников от упомянутого налога». Фомин дал указание, чтобы размер налога определила налоговая комиссия, исходя из оценки квартир. Переписка продолжалась до конца октября 1894 года, когда Александр Дмитриевич потребовал, чтобы его подчиненные немедленно уплатили нужные суммы (от 6 до 17 руб.) из собственных средств939.

Существовали также выплаты к Рождеству. Например, 17 декабря 1907 года товарищ министра внутренних дел А.А. Макаров распорядился выдать к празднику 700 руб. Фомину и 1300 руб. «ближайшим его сотрудникам»940. Существовали персональные награды и доплаты. Так, в январе 1887 года цензор Г.Н. Люби перлюстрировал в Санкт-Петербургском почтамте письмо студента П. Андреюшкина приятелю в Харьков – и тем самым дал возможность арестовать 1 марта того же года группу А.И. Ульянова. После этого на протяжении восемнадцати лет, вплоть до смерти в 1905 году, Люби ежегодно получал 400 руб. в качестве наградных. Когда он умер, эти деньги были предложены М.Г. Мардарьеву, но тот попросил присоединить их к общей сумме наградных на всех сотрудников петербургской цензуры, что и было сделано в Рождество 1905 года. С 1906 года эти 400 руб. были отменены941. 18 сентября 1914 года Мардарьев, последний старший цензор санкт-петербургской цензуры иностранных газет и журналов и руководитель всего дела перлюстрации в империи, просил Департамент полиции выплатить 280 руб. восемнадцати сотрудникам «за усиленные труды в течение пяти дней»942.

До середины 1870‐х годов официальные пенсии чиновников цензуры иностранных газет и журналов были весьма скромными. Поэтому каждый раз при назначении пенсии руководитель почтового ведомства в ходе всеподданнейшего доклада просил с учетом заслуг назначить персональную пенсию из секретных сумм. Например, в январе 1849 года В.Ф. Адлерберг докладывал о восьмидесятилетнем старшем цензоре Санкт-Петербургского почтамта И.М. Беляеве, подавшем прошение об отставке. Ему полагалась пенсия 285 руб. серебром. С учетом его шестидесятитрехлетней службы в МИДе и почтамте Адлерберг просил о негласной пенсии в 1500 руб. серебром, делая великолепное по цинизму замечание, что «пособие это, по преклонным его летам, конечно, будет непродолжительно»943. 5 мая 1849 года было решено уволить от службы в связи с тяжелой болезнью («совершенное отсутствие памяти») бухарестского заграничного почтмейстера И.П. Яковенко, который занимал эту должность с августа 1812 года и с 1815 года ведал перлюстрацией. По штату ему полагалась пенсия 343 руб., но назначили 1500 руб. серебром944. 18 октября 1856 года императору было доложено об уходе в отставку старшего цензора Московского почтамта И.И. Горлицына и цензора того же почтамта А.Ф. Томашевского, занимавшегося в секретной экспедиции. Первому была положена пенсия 285 руб. 90 коп., второму – 107 руб. 25 коп. В итоге пенсия Горлицына составила 1121 руб. 80 коп., а Томашевского – 1093 руб. 60 коп.945 В 1864 году при уходе на пенсию на восьмидесятом году жизни И.Ф. Вейрауха, проработавшего в секретной экспедиции пятьдесят два года, ему было положено 285 руб. в год. Ф.И. Прянишников подчеркивал, что если бы Вейраух служил цензором в МВД, то имел бы право на 7146 руб. пенсии в год. В результате ему было назначено 3 тыс. руб. в год946.

Этот порядок назначения пенсий за особые заслуги сталкивался с требованием Министерства финансов представлять подобные ходатайства на согласование – таким образом ведомство стремилось сократить расходы казны. Учитывая секретность дела, государь по докладу А.Е. Тимашева 16 июля 1869 года разрешил «при некоторых исключительных условиях» сообщать об особых заслугах чиновников почтовой цензуры прямо ему и ходатайствовать о пожаловании им пенсий без предварительного сношения с министром финансов. Поскольку чиновники Министерства финансов не знали об этом повелении императора и продолжали задавать вопросы Почтовому департаменту, в 1872 году произошло личное объяснение А.Е. Тимашева с министром финансов М.Х. Рейтерном947. В 1870‐е годы на выплату «негласных дополнительных пенсий» сотрудникам почтовой цензуры отпускалось в год 3142 руб.948

Стремясь качественным образом решить проблему пенсий чиновникам цензуры иностранных газет и журналов (и секретной перлюстрации), министр внутренних дел А.Е. Тимашев 3 мая 1875 года подал записку императору о необходимости улучшить их пенсионное обеспечение. Здесь подчеркивались «тягость цензурных обязанностей, значительно увеличивающаяся требованиями секретной службы», «далеко не удовлетворяющий самым ограниченным потребностям жизни размер пенсий», невозможность после выхода на пенсию «предпринять какие‐либо частные занятия, которые могли бы сколько‐нибудь увеличить предоставляемое им казною обеспечение от нищеты», а потому «затруднительное приискание лиц, способных оправдать неограниченное доверие, с которым сопряжено исправление цензурных и секретных обязанностей».