Инстинкт - Владислав Хохлов

слезами и мольбами о спасении. Увидев Тома, Сайк поднял голову и в ужасе отпрыгнул в угол машины. Он начал кричать, его лицо отразило гримасу ужаса, задействовав все возможные мышцы. Сайк изменился в цвете; с красок живого человека, на вид предсмертной бледности. Старик ничего не сказал, только упал на пол и закрыл всю голову руками, словно защищаясь от ударов, которые не последовали. Перед собой он увидел искалеченное пытками лицо юноши, которое напомнило ему то, что последний час он видел в стенах родного дома. Томас упал на пол к Сайку и попытался успокоить его и поднять.

— Сайк, это я, Томас!

Сайк расслышал каждое слово, но вместо приобретения спокойствия и рассудительности только больше начал кричать и брыкаться. Дополнительно к пинкам ногами он ударил словарём Тома по лицу, из-за чего, тот потерял равновесие и упал на спину. Словарь небрежно отлетел в сторону и приземлился на пол. Лишившись последнего оружия Сайк начал в ужасе стонать. Эта картина пугала Томаса, но ещё сильнее начала пугать мысль о том, что он может увидеть в стенах жилого корпуса. Оставив старика в одиночестве Том начал покидать машину, но на выходе остановил взгляд на окровавленном словаре. Его печалил вид символа заботы и альтруизма, превращенного в напоминание о смерти и тоске. Выйдя из бронемашины Томас закрыл трап через наружный рычаг, чтобы никто не смог залезть к Сайку и навредить ему.

Оттягивать неизбежное уже было поздно. Оставалось только войти в злосчастный коридор, ведущий в жилой корпус.

С первых шагов по знакомым помещениям, Томас сразу заметил, насколько сильно они отличались от его последних воспоминаний. Не прошло и больше дня, как привычная картина кардинально изменилась на противоположную. Томас не узнавал привычные ему коридоры. Казалось, что сами повороты стали дальше, будто добавились новые ответвления, и тоннель стал шире. Том будто находился впервые в этом месте. Грязный и почерневший от множества лет антисанитарии, пол стал чистым от осколков стекла и пятен крови. Личные комнаты казались более доброжелательными и опустевшими, но в некоторых всё же находились чьи-то тела. Почти сразу Томас увидел одно из них. Это был мальчик девяти лет, которого он почти не знал, но иногда видел его в ангаре или столовой. Он был уже взрослым, и не раз отправлялся на операции во внешний мир. У него был опыт и способности, которые не спасли его в этот страшный момент нападения.

Сама столовая превратилась в зал с одной сплошной поспешно установленной баррикадой из нагромождённых друг на друга столов и скамей. Все они были продырявлены сквозными пулевыми отверстиями.

— Тут есть кто-нибудь? — нарушил столово-кладбищенскую тишину Томас.

Ему по-прежнему никто не отвечал. Ни мёртвые, если бы они могли, ни живые, если бы они хотели.

Томас пошел дальше, пропустив несколько поворотов, которые вели к другим комнатам и залам. Он направился проверить только одно место, которое имело для него наибольшее значение — его личные покои. Добравшись до них, он успел насчитать ещё целый десяток мертвецов. Некоторые из них лежали на своих кроватях. Им повезло, они в отличии от своих менее везучих коллег не страдали, оказывая бессмысленное сопротивление неизвестному врагу. Среди всех этих покойников юноша высматривал Лию, надеясь, что не найдёт её в аналогичном состоянии. Томас быстро привык к общей картине. В начале он боялся ступать по пятнам, и обходил их вместе с кусками битого стекла, но потом привык и стал более холоден к этому. Он так и не заметил никого другого из выживших. Ему до сих пор не была ясна причина случившегося, раны на телах были колото-резанными, огнестрельными и рублеными. Том сразу же отбросил мысль, что это могли совершить военные. Он чувствовал, что те «вояки» более человечны, чем нечто, что устроило эту ужасную резню. Они хоть убивали и пытали, но всё же… Томас остановился. Он уже и не знал, что ему думать.

Добравшись до своей комнаты, Томас заметил, что она пуста. Он облегчённо выдохнул, думая, что, Лия в порядке. Он надеялся, что она в безопасности, и с ней ничего плохого не случится. Она ведь могла и вовсе быть снаружи бункера, находится ещё в дороге домой. Том не простит себе того, что бросит её. Ведь до этого, она мчалась спасти его самого в самый стан врагов. И не смотря на обычное представление чести и долга, его сердце разделяло с ней ту самую «привязанность», на которую девушка так много раз намекала, которую она так много раз демонстрировала своими действиями и замысловатыми взглядами. Томас не знал, что это за сложные чувства внутри него. Может он просто так сильно привык к девушке. Было ясно только одно — он не может бросить её, не может потерять.

Пробираясь по другим телам и кровавым лужам, он брёл вперёд в надежде, что рано или поздно найдёт хоть кого-нибудь. Он мог остановится на минуту и подумать, куда могла исчезнуть Лия, но мысли в голове проносились бешеным потоком, мешая трезво рассуждать. Весь царящий вокруг букет запахов и спектр цветов опьянял сознание. Сам того не ведая, Томас добрался до медкабинета. Ещё только на подходе юноша ощутил, как расслабляется его сознание. Он подумал, что вся бойня давно закончилась, и сейчас Лия с ветеринаром могут штопать раненных и спасать умирающих, и вот придёт к ним Том, подаст им руку помощи, окажет посмертную услугу страдальцам… но нет. В кабинете никого не было. Не было раненных людей, не было и тех, кто больше перепугался нежели поранился. В кабинете было только два тела: врача и Ская.

Скай вяло поднял взгляд на Томаса, но никак не отреагировал на его присутствие, будто оно было ожидаемо, будто Томас всегда стоял в дверях. Ветеринар наполовину лежал на столе лицом вверх. Он же встретил гостя стеклянным взглядом. Том бросился к Скаю. Он начал расспрашивать того о случившемся, о собственном состоянии, проверял его раны и искал лекарства. У юноши была большая и глубокая рана на половину груди. В ней виднелись торчащие куски рёбер. Даже после того, как раненого начали двигать, он никак не отреагировал на происходящее, только издал пару недовольных вскриков и стонов.

Томас искал таблетки, бинты, шприцы и колбы — всё что могло помочь Скаю. Его руки тряслись от страха перед увиденным и от мыслей о том, что он должен спешить, чтобы помочь своему другу. Попытки взять себя в руки и рассуждать здраво только сильнее заставляли Тома трястись и нервно перебирать упаковки с