Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов

кагалах пошли дея­тельные приготовления к посылке депутатов в Петербург; к весне в столицу съехались депутаты из разных губерний. Они имели удоволь­ствие увидеть вскоре выход Державина из состава «Еврейского ко­митета», вызванный отставкою его от должности министра юстиции. Консервативный Державин оказался неуместным в либеральном пра­вительстве первых лет александровского царствования. С его ухо­дом его «Мнение о евреях» перестало служить обязательным руко­водством для комитета. Приехавшие из провинции депутаты нашли в столице небольшую еврейскую колонию, состоящую преимуще­ственно из белорусских выходцев, которые приезжали в Петербург временно, по делам. Не имея права постоянного жительства в столи­це, эта горсть едва терпимых пришельцев добилась, однако, права умирать здесь и хоронить своих мертвых на особом кладбище, от­крытом в 1802 г. Таков был символический зародыш еврейской общины Петербурга, и под таким же символом смерти встрети­лись провинциальные депутаты с своими столичными братьями на своеобразном торжестве (летом 1803 г.): по инициативе депу­татов и в их присутствии состоялось перенесение на новое еврейс­кое кладбище праха трех евреев, ранее похороненных на христи­анском кладбище.

Среди петербургских евреев было тогда несколько лиц, кото­рые, благодаря связям с различными сановниками и знакомству с канцелярскими порядками, могли оказать существенные услуги про­винциальным депутатам. Один из них, вышеупомянутый купец Нота Шкловер, или Ноткин, который в 1800 г. представил Державину свой проект реформы, являлся официальным руководителем депутатов, так как еще ранее был приглашен к участию в работах «Еврейского комитета». Ноткин продолжал отстаивать здесь свое предложение о поощрении сельского хозяйства и индустрии, но не дождался канце­лярского торжества своей идеи: он умер накануне издания законода­тельного акта, где эта идея нашла свое признание. Другой петербур­жец, богатый подрядчик и коммерции советник Абрам Перетц, (дальше, § 53), не принимал непосредственного участия в работе де­путатов, но со своей стороны мог оказывать им некоторые услуги, так как имел деловые знакомства в бюрократических кругах.

Между тем «Комитет по благоустройству евреев», рассмотрев различные поступившие к нему проекты, выработал общий план ре­формы и сообщил его кагальным депутатам. После «долговремен­ной нерешимости» эти консервативные депутаты заявили, что они не могут без предварительного совещания с избравшими их кагала­ми дать свои заключения, и просили дать им полугодовой срок для совещания. Комитет не согласился на такую продолжительную от­срочку своих работ и поэтому решил разослать главные статьи свое­го проекта всем кагалам через губернаторов с тем, чтобы, «не делая в статьях сих никакой отмены», кагалы представили только свои со­ображения о способах осуществления намеченных реформ. Но и этот письменный опрос не произвел желаемого действия. Заранее огра­ниченные в свободе мнений о проекте строгой регламентации всех сторон еврейского быта, кагалы в своих отзывах выражали толь­ко свои пожелания, чтобы «меры исправления» были отложены на 20 лет, в особенности же проектируемое запрещение питейного промысла и сельских аренд, которое расшатает весь экономичес­кий строй еврейской жизни. Комитет не обратил внимания на хо­датайства кагалов и продолжал свою работу в начатом направлении.

Полного единодушия не было, однако, и в самом комитете. Там боролись два течения: утилитаризм и гуманизм, сторонники «мер исправления» и защитники безусловного равноправия. Представи­телем последнего течения был Сперанский, тот светлый государ­ственный ум, который мог бы еще в начале XIX в. превратить Рос­сию в правовое государство, если бы не пал жертвой фатальных ус­ловий русской жизни. В ту пору он служил в министерстве внутрен­них дел, при министре Кочубее, и составлял проекты реформ раз­личных отраслей государственного управления. В «Комитете по бла­гоустройству евреев» Сперанский принимал деятельное участие в качестве секретаря. В журнале комитета (сентябрь 1803 г.) сохрани­лись следующие замечательные строки, выражавшие мнение Сперан­ского: «Преобразования, производимые властию правительства, во­обще не прочны и особенно в тех случаях не надежны, когда власть сия должна бороться с столетними навыками. Посему лучше и на­дежнее вести евреев к совершенству, отворяя только пути к соб­ственной их пользе, надзирая издалека за движениями их и удаляя все, что с дороги сей совратить их может, не употребляя никакой власти, не назначая никаких особенных заведений, не действуя вместо них, но раскрывая только собственную их деятельность.

Сколь можно менее запрещений, сколь можно более свободы — вот простые стихии всякого устройства в обществе». Это было первое разумное слово, прозвучавшее в среде петербургской бюрократии с тех пор, как правительство занялось еврейским вопросом. В нем было решительное осуждение той системы государственной опеки или «исправительных мер», посредством которых и тогда и позже хотели «преобразовать» целую нацию. Тут впервые был выражен светлый принцип гуманизма: откройте евреям свободные пути развития, дайте простор их самодеятельности, и они сами в конце концов изберут путь, ведущий к «совершенству» или прогрессу. Но на этой высоте политической мысли не могли удержаться государственные деятели даже тогдашнего, либерального Петербурга. Идея Сперанского была слишком нежным цветком для российского климата, даже в пору его весенних веяний; цветок завял.

В комитете одержала верх патентованная государственная мудрость того времени — система опеки и строгой регламентации. Поданный в октябре 1804 г. Александру I доклад «Еврейского комитета» устанавливает приблизительную цифру еврейского населения: 174 385 ревизских душ мужских, платящих подати, — «количество, не содержащее и пятой части всего их населения», т. е. общая численность евреев, по мнению комитета, составляла почти один миллион; затем отмечается, что вся эта масса ютится только в присоединенных польско-литовских губерниях и в Малороссии, но во внутренние губернии не допускается (следует историческая справка, что «в России евреи никогда не были допущены к поселению»), что евреи обязаны платить двойные подати, что они подчинены общему суду и городскому самоуправлению, а их кагалы — губернской полиции, и тем не менее они обособляются от общих учреждений и вершат свои дела в кагалах; наконец, указано, что распространенный винный промысел евреев является источником злоупотреблений и вызывает жалобы со стороны окружающего населения. Исходя из всех этих оснований, комитет выработал проект регламента, который в основных своих чертах вошел в обнародованное вскоре, утвержденное царем (9 декабря 1804 г.), «Положение об устройстве евреев».

Эта хартия, смесь «вольностей» и стеснений, была продиктована, как говорится во вступлении к ней, «попечением об истинном благе евреев» и о «пользах коренных обывателей тех губерний, где людям сим жить дозволяется». Заключительною частью фразы уже предрешался вопрос о районе оседлости евреев, для которых была оставлена прежняя территория, ограниченная 13 губерниями: пять литовско-белорусских, пять украинских и малороссийских и три новороссийские. Некоторое расширение этого района допущено новым «Положением» только для будущего класса евреев-земледельцев, которым разрешено селиться еще в двух восточных губерниях — Астраханской и Кавказской. В области экономической новый закон установил следующий принцип: сельское арендаторство и шинкарство следует беспощадно искоренять,