За огнями маяков - Геннадий Баннов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам, Олег Иванович, здорово будет вас нехватать, — прибавил Боря Коревский. Володя Щекин покивал и присоединился к их мнению:
— Да, да, Олег Иванович.
Но для александровца Москальцова были они чужие: на них ему даже не смотрелось.
— Вы на корабле прибыли? — спросил у Олега.
— Да. На «Николае Гоголе». Да попали в шторм, дрейфовали.
— Одними сухарями питались! — выскочил с деталями Володя Дорохин, чем вызвал смех.
— Как так? Почему? — заинтересовались пришедшие с Александром Васильевичем педработники.
Пришлось пояснять, что столовой на корабле нет. Ребята делились впечатлениями о Владивостоке, о купанье в заливе Петра Великого, о гостинице, где жили, почти в центре города.
— Ну, а как они там дерутся? — блестя глазами, осведомился мастер Терентьев. — Кулаки-то у них крепкие?
— Такие же, как у нас! — опять выскочил Дорохин. Говорил взахлеб, окончания слов глотал.
— Ты выиграл бой? — обернулся к нему старший мастер, которого почему-то зовут Карамором.
— Я — нет, — глаза Дорохина растерянно забегали. — А Грибанов выиграл. И Шульга, и Коревский. И Маннаберг еще, ну он левша все-таки…
— Дак ты не выиграл?! А шумишь больше всех! — остановил его суровый Карамор.
— Та-ак. Значит, с Владивостоком померялись силами! А счет-то какой? Пять-пять?! Ну, это совсем неплохо, — подвел итог Москальцов. — Пусть они знают наших!
— Неплохо, неплохо, — подтвердил замдиректора. — Ребята, вещи оставьте в общежитии, а сами — в столовую.
— Мы пойдем в столовую ССГРТ. У представителя остались деньги, он угощает. — Олег указал на кивающего каждому его слову Гюмера Азизова.
— Ладно, идите, — согласился директор. — А после обеда, Олег, — ко мне, есть дело. — И, проводив команду, вернулся к столу, где его ожидал заместитель. Педработники ушли в учительскую.
— Как же сказать ему эту новость? От предложения, конечно, не откажется. Молодой, растущий. А мы ему все равно ничего лучшего предложить не сможем, — взялся за голову директор.
— Не сможем, — подтвердил замдиректора.
— И ведь забирают! Лучшего!
— Потому и забирают…
Олег после столовой опять зашел к директору. Он встретил Олега, сощурив глаза. Смотрел долго, как бы вспоминал, зачем он вызван. И встрепенулся вдруг:
— Буду звонить в Южный! Новикову! Велел позвонить сразу, как приедешь. Хочет говорить с тобой сам.
— Что за разговор, Иван Кузьмич, срочный-то?
— Узнаешь… Южный? — трубку держал около уха, назвал номер. — Виктор Владимирович? Ну, вот он, Сибирцев. Приехал, только что подошел. Передаю.
Олег взял трубку.
— Сибирцев у телефона. Здравствуйте, Виктор Владимирович.
— Здравствуй, — услышал он голос начальника. — Когда прибыл из Владивостока?
— Сегодня. Часа полтора назад… Да попали в шторм, дрейфовали…
Новиков перебил, заговорил о другом:
— О результатах ты доложил, поздравляю! Это неплохо, что счет ничейный. Но это — спорт. Разговор пойдет о твоей основной работе.
«Об основной», — отметил Олег.
— Да, уроки пропустил, буду догонять.
— Олег Иванович, дорогой, сейчас речь идет о другом: о твоем перемещении на другое место. О переводе сюда, в Южно-Сахалинск. Мы тут говорили о тебе, советовались с Заваленовым, с Сергеевым. Знаешь Сергеева? Да, председатель обкома физкультуры и спорта. Так вот их мнение — перевести тебя в Южно-Сахалинск. Я согласен с ними. В управлении как раз освободилось место. Работа для тебя новая, но ты — парень с головой, скоро освоишься: бумаги оформлять научишься. Дело, конечно, не спешное, но и отлагательства не терпит. Закончишь дела в училище, в отпуск слетаешь в свою Уфу. И сразу переедешь сюда. Но договариваться я хочу прямо сейчас, заранее. Буду держать место. Ясно я говорю? Понял ты меня?
— Виктор Владимирович, — это же… Ну, переворачивается вся моя жизнь, всю ее должен начинать заново…
— Ты молодой, в твоей жизни еще могут быть перемены и повороты.
— Кем же я у вас буду работать?
— Инспектором областного управления трудовых резервов.
— Ух! Так я должен соглашаться? Немедленно?
— Ну, почему немедленно? Можешь подумать, так даже лучше: мы предлагаем — ты решай. Только не затягивай надолго. Я улетаю в отпуск, в Ленинград. Через неделю. До этого времени я должен знать твердо: согласен ты или нет. Все тебе понятно? Ну, тогда всего доброго.
— До свидания, Виктор Владимирович! — Он положил трубку и шумно выпустил из груди воздух: чего угодно ожидал, только не этого.
— Ну, предложил? — спросил директор. Олег вздохнул:
— Предложил.
— Ну, и… как ты? — Иван Кузьмич вопросительно посмотрел на Олега.
— Как! Я еще не отошел от дороги. Высплюсь, подумаю. И скажу.
И попросил после уроков или в конце занятий собрать всех учащихся в клубе. Расскажет им об областных юношеских соревнованиях, о поездке во Владивосток, о встрече с тамошними боксерами.
Такому предложению Олега директор обрадовался. Заблестели глаза и у Александра Васильевича.
39. Мечты и планы…
Провожал ставших ему дорогими ребят: Юру Атаманова, Володю Щекина, Борю Коревского. И Гюмера Азизова, впрочем. Пока не подошел автобус, возле Олега держались все четверо. Олег расчувствовался, обнял парней напоследок. И так хотелось сказать: «Скоро перееду в Южный», — но что-то его удержало: вопрос до конца для себя не решенный…
Потом встречал александровцев у дверей клуба. Явились извещенные неизвестно какими источниками Вася Шелковников, Ваня Устюгов, Федя Леснов, Тима Соболев, Боря Тарасов. С этими Олег, действительно, долго не виделся, от души радовался, пожимал руки. Слава Маннаберг, Эдик Грибанов, Володя Дорохин, Миша Шульга и Жора Корчак были «героями», прибывшими из Владивостока, они вспоминали детали схваток, бесед со своими бывшими противниками, купание в заливе Петра Великого. И впрочем, — возвращение в Александровск на корабле «Николай Гоголь». Ребятам все было интересно: слушали, рты разинув.
Натянул Олег на себя спортивные шаровары, построил команду и, как всегда, возглавил. Пошли к морю. Разминку делали по полной программе. В коротких перерывах идущему за ним Славе Маннабергу пояснял цель каждого упражнения. «Что бы это значило?» — молча соображал озадаченный юноша.
Вернулись в клуб, отрабатывали серии ударов, защиту. После уклона и нырка развивали контратаку — слева, справа. Раздавалась дробь ударов. Олег требовал ускорений.
Мылись из-под крана. Приводили себя в маломальский порядок. И — в клуб, где уже играл баян, и Миша-электрик на сцене возился с радиолой. А где еще можно собраться компанией во главе с вернувшимся тренером? Где поговорить? Где посмеяться и подурачиться?
Боря Тарасов сидит посередине скамьи, дурацкими жестами смешит ребят, все они, вместе с Олегом, хохочут. Танцующая публика на них оглядывается.
И вот вошла она. Шагом царственным переступила порог видавшего виды клуба. Медленным движением руки поправила на себе новое вельветовое платье и, воспользовавшись паузой в танцах, мимо хохочущей братии прошествовала через весь зал, к задней стенке — к занятой девушками скамейке. Подружки потеснились, уступая ей место.
Музыка заиграла, Олег встал. И она встала. Пошли навстречу друг другу. Остановились посередине ожившего зала, на какой-то миг коснулись головами друг друга.
— Думала не дождусь… — Расцвела маковым цветом.
— Откуда узнала, что приехали?
— Миша ваш позвонил… А то едете и не едете: может, случилось что.
— Что может случиться?
— Мало ли… На Камышевом перевале, например…
— Мы прибыли на корабле.
— На «Гоголе»?!
Какой танец играет радиола, что танцуют, — нет, не знают. Танго, должно быть. Приблизились к выходу, где теснились боксеры. Миша Шульга с Володей Дорохиным освободили место, переместились на другую скамью. Добрый жест ребят Верочка приняла, как должное: села.
— Хороший корабль?
— Да. Только нет буфета.
Буфетная тема ее не заинтересовала, и про сухари он не стал рассказывать.
Вышли освежиться на улицу, направились в сторону моря. В него садилось солнце, оранжевые лучи отражались в воде. Ходили через двор туда и обратно, так что временами слышался плеск волн.
Двором училища прошли к обрыву берега, к шумящему морю. Оно, живое, колышется, бьется, катят по берегу набегающие друг на друга волны, неоставимо бегут по песчано-галечному берегу, и вверх, и выше, пока не иссякнет энергия, — тогда поворачивают назад в море, чтобы набраться новой силы и снова затопить влажные камни, до которых не всякий раз дотягиваются. Вдали море кажется тихим, беззаботно-спокойным. Невидимый материковый берег, вместе с горизонтом, поглощен дымчатой мглой.