Бронзовая Жница - Ирина Орлова

доа только этим и привержены своим лордам. Когда их перестают кормить, они воспринимают это как обиду и улетают; но не в дикие земли, а, похоже, навсегда. На восток.

Он смолк. Ланита прекрасно знала, как ему дороги крылатые хищники. Как и всякий приближённый к ним, он буквально жил ими. В нём не прекращалась внутренняя борьба: тяга к справедливости против жгучего желания когда-нибудь и самому приобщиться к искусству лёта.

Миссар потряс головой. И заявил:

— Однако ничто из этого не поставит меня на сторону Мора. Не драконы важны ему — а лишь его собственное благополучие. Он мне не брат и не сват. После того, как он обесчестил, измучил и искалечил тебя, пускай катится в преисподнюю, где ему самое место.

«Я понимаю, как Миссар гневается за меня», — подумала Ланита и погладила его одетую в кожаный наруч руку. — «Но мой собственный гнев давно утих. Я хочу лишь одного — чтобы эта война закончилась нашей победой. Однако не ценой нашей связи с драконами… если есть хоть малейшая возможность не расставаться с ними».

Она вспомнила пляску теней по углам форта. Пьяный смех и сапог маргота, который обхватила руками, умоляя о милости.

Это был страшный человек. Если верить сказкам, именно такие монстры после смерти не имели шанса упокоиться под подолом у Схаала. Собственная злоба и мерзость могла превратить их в чудовище. Если верить сказкам, так и появлялись демоны. Искажённые, истерзанные самим своим существованием, ненавидящие весь мир духи.

Но, отвергнув человеческое, Морай имел такую силу, которую невозможно было забыть. В его взгляде Ланита увидела волю самого рока, что-то первобытное, жуткое и величественное. И с тех пор это не давало ей покоя.

Он был словно дракон среди людей.

«Если б его дело было правое, разве сделали бы его боги таким ублюдком?» — думала она. — «Однако мне непросто быть меж двух огней. Я презираю Мора, но и с деяниями Иерофанта согласиться не могу. Я не делаюсь от этого той, кто сочувствует ему. Я прежде всего на стороне брата Каскара — и моего сына. Драконы — часть нашей жизни; и оттого, что наши имена не вписаны в летописи так ярко, как имена Морая и Скары, не значит, что мы ничего не стоим».

— А помнишь того человека, — заговорила она, — странника из Брезы, что пятого дня явился в Арракис, проповедуя, что Иерофант Эверетт — ставленник демонов, который нарочито изгоняет из Рэйки драконов? И когда они улетят, нас захватит Империя Барракия…

— Да, как только Мор понял, что его будут давить именем Аана, он решил быстренько вывернуться на религиозном поприще нужным боком. И обозвал себя посланником Схаала в Долине Смерти. Это он подсылает таких балаболов, будь уверена.

— Того человека сожгли на площади. Но ведь он был не один такой; не только лишь безумцы так считают. Ещё задолго до того, как Эверетта избрали Иерофантом, такое бывало… Помнишь известного купца Мавлюда? Он тоже ушёл в Брезу.

— Да, потому что пошлины платить не хотел и вообще торговал чем-то сомнительным.

— Но перед уходом он сказал брату, а я слышала: «Диатр слаб, драконья кровь меркнет. Церковники подбираются к трону, и, вот увидите, вы будете сами отдавать им своих драконов на убой». И ведь… он прав оказался. Тогда восстания только начинались.

Миссар протяжно вздохнул и потёр наморщенный лоб. И посмотрел на неё тяжёлым серым взглядом:

— К чему ты клонишь, лилия моя? — хрипло спросил он.

Ланита поджала губы. Коснулась его покрытой щетиной щеки, подумала сама: «Действительно, к чему я клоню?»

— Я просто боюсь, что мы совершаем ошибку, — произнесла она тихо. — Как бы сильно мне ни хотелось верить, что мы не допустим падения нашего семейства, но… я боюсь, что всё к этому идёт.

«Без драконов мы станем одними из многих лордов. Но будем уступать им во всём: наша казна пуста, наши солдаты измотаны, наши границы размыты. У Каскара нет наследника. Судьба нашего дома ведёт в туман».

Это были тяжёлые мысли. Но они могли разделить их друг с другом. Они коснулись друг друга, затем обнялись…

…и их прервал стук в дверь. За которым последовал неуверенный возглас:

— Маменька?

Ланита и Миссар тут же отшатнулись каждый в свою сторону. Доахар сделал вид, что изучает полёт драконов с балкона. А леди поспешила к двери.

— Заходи, милый! — молвила она.

«Вранальгу скоро исполнится девять, но он умён не по годам и, боюсь, быстро поймёт, что Миссар не должен здесь быть», — подумала она с раскаянием. — «Но они хорошие друзья».

Мальчик ждал её за порогом. Он держал под мышкой толстую книгу сказок, которую ему подарил Каскар. Яркую, красочную, вобравшую в себя множество прекрасных и жутких, интересных и даже исторически правдивых историй всего Дората.

Вранальг обожал читать. Он уже с двух лет выхватывал у матери страницы и пытался сам водить пальцем по строчкам.

Это был очень талантливый и добрый мальчик. Но не слишком везучий.

Каждый раз, как Ланита смотрела на Вранальга, сердце её сжималось от жалости. Он родился серо-седой, в своего деда Кассата — или во Вранга, как посмотреть. Однако не только волосы его были пепельного цвета. Кожа тоже имела подобный неживой оттенок. Виной тому была его хворость и слабость.

Вранальг пережил лёгочную болезнь. От этого он навсегда остался хриплым — и потому говорил и смеялся довольно тихо. А врождённый порок изуродовал его и без того острые, жёсткие черты родимым пятном. Их было много у него и на спине, и на руках. Но хуже всего это смотрелось на лице. Оно было почти пополам поделено тёмной, похожей на синяк отметкой. Из-за неё правый глаз казался скорее синим, а другой, на светлой коже, зелёным.

Каскар добродушно подшучивал, что у мальчика один зелёный глаз — от мамы, а второй, синий, от папы. Но Ланиту не волновал их цвет. Главное, чтоб они не были жёлтыми, как в очередной лихорадке. Вранальг дался ей с огромным трудом, она родила его в четырнадцать, и поэтому ей казалось, что именно из-за её юности он оказался таким слабым и неприглядным.

Однако это было ещё не всё. Малыш унаследовал чешуйчатку — благородную болезнь династии Гагнаров, которой болел и его дед, марпринц Кассат. Свободная от пятен кожа была покрыта мелкими чешуйками подсохшей кожи. Они проявлялись ярче, когда Вранальг болел или нервничал, и могли полностью пропадать на всё остальное время.

Чешуйчатка была неизлечима и проявлялась во всех носителях драконьей крови. Будто так их тело пыталось