Порнограф - Сергей Валяев

Терпел-терпел Хозяин это банковское халдейство, да и вызови на ковер своих молодых любимцев, рыжих, плешивых да кудрявых, и говорит, мол, хватит позорить наши демократические, понимаешь, достижения перед лицом всего цивилизованного капитализма; думайте как повысить благосостояние народа, и думайте не тем, на чем сидите, а наоборот, брандахлысты, понимаешь!..

— И возникла идея программы «S», — сказал господин Степанов и подозрительно осмотрелся по сторонам.

— И в чем суть ее? — поспешил я.

— В чем-в чем? — сварливо передразнили меня. — Этого никто не знает…

— ?!

— … кроме нескольких человек.

По утверждению моего собеседника, программу «S» разрабатывали господа Любошиц и Савелло. Они были друзьями и делились, что называется, последним. И надо ж такому случиться, когда программа «S» уже была практически готова к действию, Савелло и Александра Михайловна совершили прелюбодеяние. На берегу островов Полинезии. Под пальмой. Как черт попутал. Конечно же, нашлись доброхоты, сообщившие мужу об этом неутешительном факте в его биографии. И случилось непоправимое: господин Любошиц скис на голову, схоронив в последнюю здравую секунду компьютерную дискетку с выкладками по программе. И ушел в параллельный мир, где и пребывает счастливо до сих пор. Все попытки науки извлечь из безумного сейфа информацию о месте нахождения дискетки не приносят успеха.

— И мы присутствовали при попытке его взлома? — наконец догадался я о последних событиях. — С помощью кремлевской таблетки?

— Это третья попытка, — признался Павлов. — Боюсь, что и она будет безуспешна.

— То есть ещё были две? — уточнил, вспоминая лакированное авто в нашем утреннем дворике. — Мыльная опера, и только. Единственно, что не понимаю, так своего участия в ней?

— Все мы под Богом ходим, сами слышали, — объяснил секретарь. — Мне тоже иногда кажется, что там, — указал в небо, — все уже расписано, как движение электричек.

— Вот-вот, у меня такое впечатление, что попал под поезд, — признался я.

И наш разговор зашел о гримасах судьбы, вернее о моих похождениях, благодаря которым я оказался на этой пленительной, мать её так, аллеи. По признанию секретаря, в демократическом, блядь, Движении существует два течения: экстремистское, возглавляемое господином Лиськиным, и элитное во главе с господином Савелло. Первые действуют, как бандиты с большой дороги, нет никаких принципов и убеждений, «зачищают» всех, кто мешает их поступательному продвижению к власти. Вторые более умеренные, пытаются найти общий язык и интерес с противниками «реформ», убеждены, что деньгами можно купить весь мир.

Я задумался: если это так, то регулярное появление трупов понятно, кровожадному Лиськину пламенный привет, одно смущает: почему? Почему идет такая кровавая «зачистка»? Депутат Жохов, выполняя чужую волю, подставил зад под банкира Берековского, или наоборот, что не имеет никакого принципиального значения, дело в другом: работа папарацци всеми заинтересованными сторонами была оценена настолько высоко, что только чудо уберегло его от самых печальных последствий. Неужели жопы на фото так у нас дорого оцениваются — в человеческие жизни? Нет, что-то здесь не складывается, и я это чувствую. На все мои сомнения господин Степанов пожимал плечами: он ничего не знает, кроме одного: Большой Лис беспредельщик, и от него можно ожидать все, что угодно.

— Чтобы так себя похабно вести, как он, — заметил я, — надо иметь крепкую «крышу». Так?

Мой собеседник опять пугливо огляделся по сторонам и признался, что формально тот подчиняется господину Савелло, однако на самом деле… Нет, он не может назвать фамилию человека, известного своими экономическими экспериментами и проклятым до седьмого колена заеб… ным им в конец народом.

— Ха, — сказал я. — Можете не продолжать. Эту особь я знаю: ему усики под сионистский шнобель и вылитый Adolf Hitler.

— Вы с ума сошли, — занервничал Павлов. — Что вы такое говорите? А если нас подслушивают?..

— Ну и что? — был спокоен я. — Если эта гнидная рыжь сумела поджаться под юбчонку имиджмекера.

— Нет, вы… вы на голову… ещё хуже, чем… — и мой собеседник кинулся прочь от меня, точно от прокаженного; халдей он так и не понял, что от судьбы, как и от себя…

Так-так, Ванечка, родной мой порнограф, сказал я себе, ситуация с одной стороны проясняется, а с другой завязывается в смертельный узелок. Если в подобных игрищах принимают участие самые высокопоставленные персоны, то дело для многих простых граждан закончится тихим погостом. Насколько мне известно, сейчас стоимость «заказа» на ликвидацию рядового болтливого свидетеля всего пять кусков «зеленых», то есть пять тысяч долларов. Копейки для тех, кто мечтает о чистоте экономического эксперимента. Надеюсь, жизнь папарацци оценена выше? Я всегда старался быть вне толпы и даже теперь предпочитаю стоять в стороне.

Между тем, надо было возвращаться к коллективу, который толкался у автомобилей для разъезда в мирскую и опасную жизнь. Оставаться в этом заповеднике у меня тоже не было никакого резона и я поспешил на асфальтированный пятачок. Дог Ванечка кружил у «нашего» лимузина, готовясь к десантированию. Специалисты говорили на своей научной тарабарщине. Господин Степанов с плохо скрываемым испугом косился в мою сторону, боясь, видимо, что я снова буду вслух откровенничать о своих метких физиогномических наблюдениях. Александра держала себя спокойно и даже подобие улыбки перекашивало её губы. Не знаю, как бы я себя вел на её месте после такого зрелища, где смешались все времена и народности. Мужественная девочка, но то, что преследует определенную цель, нет никаких сомнений. По отношению ко мне, Лопухину. В противном случае, я бы здесь не путался, как пес под ногами исследователей души человеческой.

И не ошибся: возвращались в город дружной компанией, сидящей на заднем сидении: Александра, я и Ванечка. Спецстекло отделяло нас от водителя, и была прекрасная возможность обсуждать все проблемы.

— Спасибо, милая моя, — сказал я. — Зрелище не для слабонервных. Самому можно того… — и покрутил пальцем у виска.

— Это тебе, Ванечка, не грозит, — усмехнулась. — Таким лбом гвозди нужно забивать.

— Это намек, что я тупой, — обиделся.

— Это намек, что ты ещё тупее, — рассмеялась и обрадовала меня дальновидной мыслей, что меня исправит только могила.

О могиле пришлось говорить подробнее. По мнению Александры, я её начал рыть сам себе, когда согласился выполнять работу папарацци. Ну и что, не понимал я, профессии всякие нужны и важны. Кстати, родная, ты не брала, прости, карточки; помнишь, мы их рассматривали и смеялись? Этот вопрос был задан, что называется, без задней, пардон, мысли. И ожидался естественный ответ: нет, милый, на хрена они мне? И что же услышал?

— Да, эти фото и негатив взяла я, — проговорила девушка с невозмутимым видом, будто всего-навсего забрала из-под кактуса чайник. Мой.

Я потерял дар речи. Всегда думал, что так говорят для красивого слова. Ничего подобного, господа. Язык у меня отнялся, точно его секвистировали. Ёхмочки мои, что же это делается, спросил я самого себя. И не получил ответа. Но мудацкое выражение лица моего уморило девушку, она засмеялась, и была тоже искренняя в своих чувствах:

— Ванечка, что с тобой?

— З-з-зачем? — клацал зубами.

— Что?

— З-з-зачем?

— Что?

— Дур-р-ра! — наконец прорвало меня, как коллектор под Тверской. Зачем ты это сделала?! Где фотки?! Немедленно верни. Что это за блядство, понимаешь?!.

На эти нечеловеческие вопли отреагировал лишь собака Ванечка, и то апатично, приподняв башку, мол, хозяин, яйца, что ли, прищемил, так с этим делом поаккуратнее. Александра же любовалась мелькающим за стеклом пейзажем, не обращая внимания на мои нервные переживания. Пришлось перевести дух и продолжить беседу в более сдержанных выражениях.

— Что все это значит, милая моя?

— Я хочу одного, чтобы ты, Лопухин, был жив, здоров и не кашлял.

— Как это? — дернулся я, пробиваемый электрическим разрядом возмущения от макушки до копчика. — Ты могла убедиться, что я могу защитить не только себя, но и других.

— Спасибо, Ванечка, — взяла меня за руку. — Ты — мне, я — тебе. И мы с тобой квиты.

Йехуа, сбежавшего с Гималаев за бутылкой клопиного коньяка, я в конце концов понял, и хорошо понял, а любимую, которую драл во всевозможных кама-сутровых позах, и хорошо драл, не понимал, словно мы воспитывались у разных гувернанток. Впрочем, так оно и было. Но это не повод, чтобы не находить общий язык.

Наконец я сконцентрировал всю свою волю и потребовал объяснений. И они последовали в хронологическом порядке. Меня попросили вспомнить, когда началась кровавая фиеста. Я ответил — на Садовом кольце, под мостом. Нет, Ванечка, куда раньше. Когда? Вспомни, ты передал фотоснимки этому Трахбергу, да?.. Передал, не возражал я, и что из этого?