Атомка - Франк Тилье

— Может, это и не фальсификация, — буркнул он себе под нос, потом поднял глаза на подчиненных и прояснил свою мысль: — Те два снимка, где один и тот же ребенок в разное время, с промежутком в шесть или семь лет, вполне возможно, отражают реальность. Этот мальчик, как гидра, не стареет…

Все они понимали, до чего бредовым мог бы показаться их разговор постороннему слушателю, тем не менее факты были налицо, пусть даже пока и непонятные. Какие открывшиеся Дассонвилю тайны подтолкнули его к тому, чтобы отречься от Бога и уничтожить своих братьев по вере? Почему Шеффер так поспешно покинул Соединенные Штаты и зачем все-таки создал организацию, которая привозит детей с Украины?

Комиссар покачал головой, ему не верилось. Бессмертие — химера, бессмертия не существует, бессмертных людей не может быть. Что она таила в себе, эта чертова рукопись?

— Я понаблюдал за гидрами в аквариумах и заметил: те, что справа, они куда более вялые, ну, такие… такие, будто умирают, — продолжал Ланглуа. — Я отправил на анализ образцы тканей разных гидр в цитологическую лабораторию: цитология — это биология клетки… Кроме того, я взял пробы воды в аквариумах и надеюсь, что через пару дней нам будет о чем поговорить. Мне все это так же интересно, как и вам.

— А содержимое морозильной камеры?

— Тоже исследуется.

Зазвонил чей-то телефон, оказалось, это мобильник Белланже.

Люси стояла, не шевелясь, перед сосудом с нижней частью гидры, которая уже набухала, как почки растений весной. Крошечный, но полный жизни организм, которому меньше всего на свете хотелось умирать.

Потому что нет ничего хуже смерти. И не только тогда, когда она забирает вас навсегда, но и тогда, когда вам приходится ее пережить.

Люси пережила смерть своих двойняшек.

И жизнь напоминала ей об этом каждый день самым жестоким образом.

60

У лейтенантов Робийяра и Леваллуа было о чем рассказать коллегам, и Никола Белланже, вернувшись в дом 36 по набережной Орфевр, решил собрать подчиненных на совещание. Он закрыл дверь в кабинет, Люси принесла всем кофе.

Небо затянули тяжелые тучи, и стало так темно, что пришлось включить свет. По усталым лицам всех пятерых полицейских было видно, что прошедшие дни дались им непросто. Робийяру пора было бы уйти наконец домой, к семье, уйти бы ему еще вчера, но он и сейчас находился тут и вроде бы намеревался оставаться до последнего, несмотря на сцены, которые закатывала по телефону жена, и крики детей: «Пап, ты где, ну, па-а-ап?!» Шарко быстренько сходил к Баскезу и выяснил, что никаких сколько-нибудь убедительных версий насчет убийцы Глории по-прежнему не существует. Зато капитан полиции внял доводам комиссара и выставил наружное наблюдение перед его домом в Аи-ле-Роз.

Что же до Люси, то она уже получила электронные билеты на самолет до Киева и забронировала номер в тамошнем апарт-отеле «Шерборн». Вылет планировался на 18.02. Отдел, который занимался в Уголовной полиции командировками сотрудников, разрабатывал вместе с гидом-переводчиком ассоциации Владимиром Ермаковым оптимальный маршрут.

Подумать только, а ведь завтра вечером сочельник…

Это Рождество — не такое, как обычно, ведь они встретят его рядом с атомным реактором, который убил миллионы людей. Для зимних каникул можно было придумать что-то получше.

Лейтенант Леваллуа глотнул из стаканчика кофе и начал:

— Получил я, значит, ответ по нашим делам от органов здравоохранения, специализирующихся на заражении радиацией. Процентное содержание цезия-137 в организме мальчика тысяча четыреста беккерелей на килограмм веса.

— Тысяча четыреста, — повторил Шарко. — Но у него же вытатуировано на груди именно это число! То есть они обозначали татуировками, сколько радиоактивной отравы обнаружено в организме того или иного ребенка. Вот и еще одно доказательство, что наша история прямо связана со всем этим кошмаром.

Леваллуа продолжил свой отчет:

— Беккерель — это единица измерения радиоактивности. И смотрите, что у нас получается: если мальчик весит примерно тридцать кило, значит каждую секунду его организм излучает больше сорока тысяч радиоактивных частиц.

Сорок тысяч! Все попробовали молча представить себе, что это за ужас.

— И даже после смерти тело остается радиоактивным: скелет ребенка и через десять, и через двадцать лет будет испускать такие частицы. А если предположить, что тело кремируют, то каждый миллиграмм пепла, развеянного по ветру, будет мигать, как фонарь маяка. Всегда. Всегда.

Люси прикусила губу: чернобыльский реактор взорвался почти двадцать шесть лет назад, но его призрак живет в каждом из этих ребятишек.

— Известно, что содержание цезия-137 в организме, превышающее двадцать беккерелей на килограмм, очень опасно для здоровья, причем опасно надолго, — говорил между тем Леваллуа. — Органы здравоохранения подтвердили то, что мы уже знаем: людей с высоким процентным содержанием цезия в организме можно встретить лишь в областях, которые в свое время были накрыты радиоактивным облаком, причем не просто накрыты, а сильно поражены радиацией, и в тех областях, где выпадали радиоактивные осадки. У них очень точные цифры, и угадайте, какими источниками они пользовались? Картами фонда «Забытые жертвы Чернобыля»!

Опять этот фонд. Лейтенант протянул Белланже лист бумаги формата А4:

— Вот одна из карт, составленных по данным о метеоусловиях после катастрофы и пересланных мне мейлом. Самыми темными пятнами обозначены места, где наиболее велика вероятность содержания цезия в почве. Как видите, таких мест много. Самые большие темные пятна лежат на территории России, Украины и Белоруссии. — Он указал пальцем на одно из пятен. — Вот здесь, западнее атомной электростанции, мы видим особенно темное пятно, оттуда автобус ассоциации и забирал последнюю по времени группу детей. То есть подтверждается предположение, что маленький пациент кретейской больницы забрался в багажный отсек именно там.

Люси всматривалась в участок карты, видя перед собой символ небытия. Бесконечные пустые пространства, заброшенные земли, где лишь в нескольких точках, посреди тьмы, теплится жизнь. Большие темные круги, обозначавшие фантастические проценты заражения радиоактивным цезием, казались ей похожими на участки легких, пораженные раком. И это — память об одном-единственном дне, о том, что произошло 26 апреля 1986 года, о метеорологической ситуации, которая тогда сложилась, о смертоносных дождях… Как же люди могут жить там, в самом центре радиоактивности? У Люси мороз пошел по спине от этой мысли.

— Видимо, туда Валери Дюпре и поехала, — предположила она вслух. — Там и исчезла…

Реплика повисла в воздухе, никто не ответил, но кофе, который они пили, показался им каким-то чересчур горьким.

Шарко первым нарушил молчание:

— Ты успел просмотреть досье, полученные от президента ассоциации? Есть там наш мальчик или другие, заснятые на операционном столе?

— Никого из них нет.

— А удалось что-нибудь раскопать по фонду Шеффера?

Робийяр кивнул:

— На первый взгляд, все предельно ясно и все абсолютно прозрачно. Если верить тому, что мне удалось нарыть в Интернете, примерно сто очень богатых благотворителей из разных стран мира вкладывают большие деньги главным образом в создание центров диагностики и всякого такого в Нигере. Работники фонда трудятся там рука об руку с гринписовцами и представителями других почтенных неправительственных организаций. Нам неизвестны суммы внешних инвестиций в фонд, но, судя по именам благотворителей, суммы должны быть очень крупными: все это, повторяю, очень богатые люди, бизнесмены, руководители национальных или межнациональных предприятий, главным образом иностранцы, в основном из Соединенных Штатов. Взять хоть мультимиллиардера из Техаса Тома Баффета[62], который в прошлом году слетал за свои деньги в космос. Я навел на фонд нашу финансовую бригаду, потому что иначе туда носа не сунешь. Но, мне кажется, если и есть в чем его, в смысле — фонд, упрекнуть, то доступ к данным, способным это подтвердить, должен быть защищен наилучшим образом.

— Под «есть в чем упрекнуть» ты имеешь в виду растраты, злоупотребления, хищения, так?

— Естественно. Известно же, как это бывает: создают «витрину», видимость деятельности, якобы нанимают людей, а на самом деле существенная часть денег уходит совсем на другое. Наши финансисты сразу же, с первых шагов, обнаружили, что у Шеффера открыто несколько счетов в Швейцарии. Что до ассоциации, то она обходится ему недорого, потому как детей, приезжающих с Украины, содержат семьи, в которых они гостят. А для работы более чем достаточно волонтеров.

Участники совещания разбрелись по углам, молча думали каждый о своем, наконец Белланже спросил:

— А зачем таким людям, как Том Баффет, вкладывать деньги в диагностические центры в глубинке Нигера? Как-то это ни с чем не вяжется…