Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

Билл Эйзенберг некоторое время сидел молча, пытаясь переварить сказанное Грейвсом и соотнести это с собственным опытом.

— Вы правы, док, — признал он наконец. — Дьявольщина — вы всегда побеждаете меня в споре. Это точно марсиане. Не в том смысле, что жители Марса, — я имею в виду, что это разумная жизнь с другой планеты.

— Может быть.

— Да вы же сами только что это утверждали!

— Нет, я только сказал, что это удобное предположение.

— Но, действуя методом исключения, мы приходим именно к этому.

— Метод исключения может выкидывать всяческие фортели.

— Ну а что же еще это может быть?

— М-м… Я пока что не готов высказать то, что крутится у меня в голове. Но есть еще более веские аргументы, чем те, о которых мы говорили, в пользу того, что этот разум — нечеловеческий. Аргументы психологические.

— И какие же?

— Икс обращается с пленниками не так, как это принято у людей. Подумай об этом.

Им было что обсудить, и не только Икс был темой их бесед, хотя к нему они возвращались постоянно. Грейвс вкратце рассказал Биллу о том, как он решил отправиться на Столб, этот рассказ очень тронул Билла, и скорее тем, что было опущено, чем тем, что было рассказано. Он вдруг почувствовал себя очень неловко, глядя на своего старшего друга.

— Док, вы неважно выглядите.

— Да ничего.

— Это путешествие на Столбы вам было ни к чему. Оно вас сильно подкосило.

Грейвс пожал плечами.

— У меня все в порядке, — но это было вовсе не так, Билл это прекрасно видел. Старик сильно сдал.

Они спали, ели, разговаривали, а затем снова спали. Все то же самое, к чему Эйзенберг привык в одиночке, только теперь их было двое. Вот только Грейвсу не становилось лучше.

— Док, надо бы нам что-то с этим делать.

— С чем?

— Со всем этим. То, что случилось с нами, угрожает страшной опасностью всему человечеству. Мы даже не представляем, что могло уже произойти там, внизу…

— Почему ты говоришь «там, внизу»?

— Ну как же, вы ведь поднялись на Столб…

— Верно — но я не знаю, где и когда меня вытащили из батисферы и куда меня после этого доставили. Но неважно. Выкладывай свою идею.

— Да, но… ну хорошо. Итак, мы не знаем, что сейчас происходит с человечеством. Может быть, огненные шары прибирают людей поодиночке, не давая им возможности ни сопротивляться, ни даже понять, что происходит. У нас есть некоторые идеи. Пришла пора бежать и предупредить. Мы должны найти способ дать отпор. Это наш долг, все будущее человечества может от этого зависеть.

Грейвс не отвечал так долго, что Билл почувствовал некоторую неловкость, как будто он наговорил глупостей. Но наконец он заговорил.

— Мне кажется, ты прав, Билл. Вполне возможно, что ты прав. Не обязательно, но очень возможно. И эта возможность налагает на нас обязательства перед всем человечеством. Я это знал. Я это знал еще до того, как мы влипли в эту историю, но у меня не хватало фактов, чтобы закричать «Волки!» Вопрос только в том, как же нам отсюда передать это предупреждение?

— Нам нужно бежать!

— Увы!

— Должен быть способ.

— Ну так предложи.

— Скажем, так. Мы не можем найти хода ни сюда, ни отсюда, но он обязательно должен быть, ведь нас сюда как-то доставили. Дальше, каждый день мы получаем еду — откуда? Я однажды пытался подсмотреть, как это делается, но заснул…

— И я тоже.

— Ну да. Ничего удивительного. Но теперь нас двое; мы можем меняться, дежурить по очереди, пока что-нибудь не произойдет.

— Стоит попробовать, — кивнул Грейвс.

Поскольку отмерять время было нечем, каждый бодрствовал, пока сонливость не становилась непереносимой, и будил другого. Но ничего не происходило. Еда подошла к концу, и новой они не получили. Они берегли свои водяные шарики, пока, наконец, не остались с одним-единственным, который никто из них не хотел выпить — состязались в благородстве, уступая друг другу. Но их невидимые похитители по-прежнему никак не проявляли себя.

Прошло неизвестно сколько времени — но наверняка долго, почти непереносимо долго, — и в тот момент, когда Эйзенберг был погружен в чуткий, тревожный сон, его неожиданно пробудило прикосновение и звук его имени. Он сел, моргая, не соображая, что происходит.

— Что? Кто? Что случилось?

— Я, похоже, задремал, — с виноватым видом произнес Грейвс. — Прости меня, Билл.

Эйзенберг глянул в ту сторону, куда указывал Грейвс. Вода и пища ожидали их.

Эйзенберг не предлагал возобновить эксперимент. Во-первых, было очевидно, что их хозяева не желали, чтобы пленники узнали путь из клетки. Похитители были достаточно сообразительны, чтобы противодействовать их ничтожным усилиям. Во-вторых, Грейвс явно был болен и у Эйзенберга не хватило бы духу продолжить это изматывающее полуголодное бдение.

Но если не известно, где выход, сбежать из заточения невозможно. Голый человек — необыкновенно беспомощное существо: не имея материалов, из которых можно смастерить инструменты, он почти ни на что не способен. Эйзенберг мечтал то о блаженстве обладания алмазной дрелью, то об ацетиленовой горелке, то хотя бы о завалящем ржавом зубиле. Он сознавал, что без инструментов у него столько же шансов взломать клетку, как у его рыбок, Клео и Патры, прогрызть стекло аквариума.

— Док?

— Да, сынок.

— Мы избрали неверный путь. Мы знаем, что Икс разумен; чем пытаться сбежать, нам следовало бы попытаться вступить с ним в контакт.

— Каким образом?

— Не знаю. Но должен же быть способ.

Но если такой способ и существовал, ему никак не удавалось его придумать. Даже если предполагать, что похитители видят и слышат его, какими словами или жестами передать им послание? Возможно ли теоретически негуманоиду, неважно, насколько он разумен, понять смысл человеческой речевой символики, если ее воспринимать вне контекста, без фона, без картинок, без возможности что-то показать? Ведь человеческая раса, находясь в гораздо более благоприятных условиях, не смогла почти ничего узнать о языках животных.

Как привлечь их внимание, стимулировать их интерес? Прочитать наизусть Декларацию независимости? Или таблицу умножения? А если использовать жесты, то будет ли азбука глухонемых понятнее их похитителям, чем сигналы боцманской дудки городскому жителю?

— Док?

— Что, Билл?

Грейвс явно слабел: теперь он совсем редко начинал разговор первым.

— Почему мы здесь оказались? У меня все время сидит где-то в голове, что в конечном счете они должны вытащить нас отсюда и что-то с нами сделать. Попытаться допросить нас, например. Но, похоже, они не собираются этого делать.