Секретный фронт - Аркадий Первенцев

- Лист був? - спросил Забрудский.

- Ни, листа не було... Ночью вскидывается на мышиный писк, а по улице идет - того гляди шею скрутит: оглядывается. Вы его про це не пытайте. Вин и так потеряв сердце... - И, увидев возвращающегося мужа, переменила не только тему, но и тон. - Зараз поснидаем, горилочки ради такого дня. Вы же, товарищ Забрудский, зробили нам свято, - напевно говорила Ганна, накрывая на стол с привычной легкостью гостеприимной хозяйки и с милыми приговорками, на которые так тароваты украинские женщины.

За завтраком Ухналь подтвердил то, о чем в его отсутствие говорила Ганна. Но в отличие от жены он старался оправдать это недоверчивое отношение к себе: понимал, что иначе и быть не могло, вину его могли загладить добрые дела да время. Одно беспокоило: дадут ли ему время для добрых дел его бывшие соратники? Мстить они умели. Ухналь это хорошо знал.

- Рядом село горело, десять хат спалили. Бачу - поверки Бугая. Наскочит, нечем встретить. Хожу без зброи, товарищ Забрудский, ну, як без штанив.

На втором часе застольной беседы, когда хозяин с гостем очищали третью сковородку шипевших в масле пирожков, в хату без стука ввалились три человека. Один из них - ростом под потолок, черноволосый, с сутулой узкой спиной, в легкой поддевке, руки неспроста засунуты в карманы, отороченные мехом, - был Марчук. Двое других, державшихся позади председателя сельсовета, Забрудскому не были знакомы. Один, в шинели и треухе, моложавый и круглолицый, имел винтовку, другой, с бородкой и цыганским лицом, был вооружен двустволкой, а под расстегнутой свиткой виднелся туго набитый поясной патронташ.

Марчук, увидев Забрудского, вытащил руки из карманов, заулыбался, даже крякнул с нескрываемой радостью.

- Товарищ Забрудский! Перелякали нас! Ай-ай-ай, товарищ Забрудский...

- Марчук, Марчук! - Забрудский с укором покачал головой. - Давно стал таким лякливым?

Оправдываясь, Марчук пожимал плечами, ссылался на пришедших с ним активистов, которые могут подтвердить, как прибежал к нему не кто иной, а старший сынок Демуса с сообщением, что видел подозрительного человека, пришедшего к Ухналю.

- Сын Демуса? Странно.

- Чего ж тут странного, товарищ Забрудский? Демус в одном списке с ним... - кивнул на Ухналя. - Бандиты таким не прощают...

При последних словах Ганна недобро посмотрела на председателя сельсовета.

- Об этом тут казать не будем, - остановил его Забрудский. - Черта тут не малюй, Марчук. Мы посылали тебя поднять настроение у народа, ты же сменил председателя пужливого и бесхребетного. У того бандиты по половням ховались.

- Такого больше не будет, уж я возьмусь, так возьмусь. - Марчук расстегнул поддевку, снял шапку, сел.

Ганна дожаривала пирожки, повернувшись к нему спиной. К столу не приглашала. Забрудский понял настроение хозяйки, тронул за колено Марчука, сказал:

- В середине дня жди меня в сельраде.

- Добре. - Марчук встал.

- Потом интересуюсь колхозом. Будет у них кто в правлении?

- Не будет - вызовем, товарищ Забрудский. А можно к Демусу. У него и пообедаем.

Ганна быстро обернулась.

- Та що мы не найдемо обеда для нашего гостя? Чего ему к Демусу? У него така жинка...

- Обедать у Демуса не будем, - сказал Забрудский, выждав, пока Ганна выговорится. - А в правление его пригласим.

После ухода Марчука Ухналь мрачно сказал:

- Бачите, товарищ Забрудский! Ходю под надзором.

- Надо и их понять, Петро. Они поставлены...

- Знаю, що поставлены. Пошли мы расписываться с Ганной. У меня, кроме вашей бумаги, ничего нема. Закрутил такое Марчук! Кажу ему, снимите трубку, позвоните в райком. Семь дней запрашивал...

Забрудский сказал:

- Я знаю. Через меня проходило. Мы сделали.

- Спасибо. - Ганна издали поклонилась, обернулась к Ухналю. - Кажи за фамилию.

- Що?

- Не знаешь, що?

- А-а-а... - протянул Ухналь и, вяло улыбнувшись, допил рюмку. - Я ее фамилию взял. Зараз я Шамрай, а був Писаренко.

- Писаренко теж добра фамилия, - испытующе глядя на Ухналя, заметил Забрудский. - Колы був бы Петлюра аль, того дурнее, Бандера...

- Объясню, - пересиливая себя, продолжал Ухналь, - Петра Писаренка нема. На мене похоронная пишла до дому. Колы заслужу, объявлюсь перед батькой и матерью, якщо живы они. А щоб заслужить... - Он поглядел на прильнувшую к бедру Забрудского кобуру нагана, сказал с горечью: - Ишь як оно добре, коли зброя!..

- Для чого тоби зараз зброя? - спросил Забрудский весело. - Не набрыдла вона тоби?

- В Буках такой закон: винтовку тебе дали - свой. Не дали - под приглядом... Такая капуста, товарищ Забрудский. Осталась у меня зброя: в кузне молоток, на конюшне метелка котяхи заметать...

Ганна недовольно перебила:

- Кислый ты стал.

- Скиснешь, - угрюмо буркнул Ухналь.

- Ничего, все будет добре, - утешил его Забрудский, продолжая наблюдать за ним. - Могу сообщить приятную весть: сам секретарь райкома Ткаченко приглашает тебя приехать, товарищ Петро Шамрай.

- Ой, лихо! Зачем? - ахнула Ганна. Куда девались краски, радушная приветливость, неизменная улыбка, придававшая ее лицу особую прелесть.

- Для беседы вызывает, Ганнушка, - тут же успокоил ее Забрудский, не ожидавший, что эта новость так взволнует ее.

- Що, секретарю не с кем побалакать? - Ухналь насупился, мрачно катал шарик из хлеба по столу, плечи его сразу свисли, и Забрудский увидел, как нервно вздрагивает его нога.

- Ой, какие вы стали подозрительные! - Забрудский тут же перевел разговор на общие дела, рассказал кое-какие новости по району: где организовались еще артели, какая помощь шла от государства. Он благодушествовал с папироской после сытной снеди. Тело его разморило тепло. В хате пахло дымком, подгоревшими пирожками и мятой, висевшей в снопиках на стенке. Он любовался красивой хозяйкой, ее ловкими движениями, угольком любовался, выпавшим из печки, быстро менявшим свой яркий цвет на пепельный, и струйкой дыма, бегущей от уголька к поддувалу.

Но дело все же есть дело. Не привык Забрудский к покою. Объективную картину положения дел в новом колхозе он сможет нарисовать себе лишь после беседы с Демусом, с членами правления, да и не мешало помотаться по коровникам, конюшням и полям, увидеть все своими глазами. Его интересовали "столбики" - помещичья земля, которую ранее предполагали отдать совхозу, а теперь актом закрепили навечно за колхозом имени Басецкого. Часть "столбиков" запахали под зябь, остальное оставили на весновспашку, решили сеять кукурузу и подсолнух. Ухналь отвык от земледелия и больше ссылался на Ганну, сбросившую свою обычную застенчивость и охотно поддерживавшую мужскую беседу. Уши ее раскраснелись, щеки плотно покрыл смуглый румянец, движения стали порывисты, голос и то изменился, стал строгим и властным. Иногда она даже прикрикивала на мужа, показывала свой характер, и Ухналь, было видно, охотно ей подчинялся. "Прибирает его к рукам хозяюшка, - думал Забрудский с удовлетворением. - И уж, конечно, дорогой Ухналь, в лес не убежишь. С такой не пропадешь и не заскучаешь. Вот тебе и канареечка! Усадила тебя в клетку, кенарь!"

Желание мужа обязательно обзавестись зброей Ганна категорически отвергла.

- Зачем она тебе, Петро? Не набрыдла в схронах? Ты же осатанел, отупел от той зброи. Тебе приснится кулемет, ты меня будишь: дай квасу, запали серник. Будь у тебя батарея, и то не отобьешься от "эсбистов", коли затрезубят они тебя в список... Хай получают зброю громадяне, молодежь, партийные коммунисты, а ты привыкай к вилам, к граблям, к плугу привыкай, Петечка...

Провожая гостя за калитку, она еще раз подтвердила свою точку зрения.

- И он сам так думае, товарищ Забрудский. Хиба вин не розумие, що, появись вин з винтовкой чи з бомбой, шарахнутся от него люди? Зачем же искус робыть, товарищ Забрудский?

Трое суток провел Забрудский в Буках. Объездил все, обходил и облазил. Побывал и у Демуса, познакомился с его жинкой, которая оказалась не такой уж страшной, как ее рисовала молва. Повидался с Марчуком.

Разговор происходил в сельсовете, Сиволоб остался на месте, секретарствовал, прежний председатель переехал в лесхоз, в горы, и наведывался в село редко - навестить семью. За могилой Басецких ухаживали школьники, появилась оградка, откованная в колхозной кузне. Антонина Ивановна приходила с предложением установить бюст Басецкого на площади, где происходило собрание по организации колхоза. Да, жизнь шла своим чередом. В этом с удовольствием убеждался Забрудский. Не удалось врагам остановить ее, нарушить правильное движение по намеченному руслу.

С такими мыслями возвращался Забрудский из Буков. Ганна держалась рядом с мужем: ее тревогу можно было понять.

- Забирайся, Петро, в кузов, и я туда же, а Ганнушку довезем в укромном месте, в кабине, до самого Богатина, - распоряжался Забрудский, устраиваясь в обратный путь.

Прикрывшись от ветра брезентом, полулежа на мягкой ячменной соломе, покуривая табачок, Забрудский многое дополнил к личным наблюдениям из откровенного разговора со своим попутчиком: настроение крестьян улучшалось, люди принялись за работу, Демус вел твердую линию, пресекал всякие насмешки над колхозом, гонял лодырей.