Великая Испанская революция - Александр Шубин

18 мая «Кастилия либре» и «СНТ» охарактеризовали новое правительство как контрреволюционное. Выпуски были конфискованы[1175]. «Солидаридад обрера» вышла с передовицей «Создано контрреволюционное правительство». Иронизируя над лозунгом нового кабинета «Правительство мира и войны», «Солидаридад обрера» писала, что это правительство мира с буржуазией и войны с пролетариатом[1176]. НК НКТ принял решение, что «не дает ему никакого сотрудничества»[1177]. «Солидаридад обрера» писала, что началось возвращение «к позорному прошлому, существовавшему до 19 июля, идут к „реставрации“, к контрреволюции». Законные органы демократии — это не парламентаризм, это «ничего другого, как профсоюзы»[1178]. Анархо-синдикалисты надеялись, что все же «революция не провалилась и не провалится», потому что «причины, исторически определяющие необходимость политико-экономического переустройства общества, не исчезли»[1179].

Действительно, революция будет продолжаться вплоть до окончания Гражданской войны, но уже «по нисходящей». Созданным ей структурам производственной демократии придется вести трудную борьбу за выживание.

После того, как политическая партия была выиграна, коммунисты предприняли первые шаги к возвращению НКТ в единую систему «Народного фронта», пытаясь представить смену кабинета как тактическое, личностное событие. 18 мая «Требаль» писала: «Мы скорбим, что испанские организмы НКТ и ВРС не дали товарищу Негрину свою непосредственную помощь и свое конкретное сотрудничество, вещь, означающая странную и неожиданную приверженность к известной личности, а не к программе; положение, полное опасностей, так как оно оставляет открытую дверь к главенству, вполне отвергаемому массами»[1180]. При этом обе стороны прекрасно понимали, что между курсами правительств Ларго Кабальеро и Негрина существуют именно программные различия. Призыв КПИ был обращен не столько к лидерам НКТ, сколько к анархо-синдикалистским массам, еще не осознавшим суть происходящих перемен.

Коммунисты пытались изобразить дело так, что «новое правительство представляет всех антифашистов». Хотя теперь в нем нет представителей профсоюзов, но правительство представляет «рабочие массы Испании… через их самые подлинные, самые соответствующие для представительства организмы: политические партии»[1181]. Партократия возобладала.

«Френте рохо» победно выводила падение правительства Ларго Кабальеро из невыполнения им требований коммунистической манифестации 14 февраля (которая, собственно, и положила начало наступлению коммунистов на правительство) — сосредоточение власти в руках правительства, единое командование, сдача оружия правительству, чистка высшего комсостава[1182]. Теперь можно было реализовать эту программу. Правда, это не поможет выиграть войну. Парализовав революцию, новое испанское руководство убьет стимулы самоотверженной борьбы за победу.

Санчо Пансы свергли Дон Кихота.

Глава VIII

Санчо Пансы против донкихотства

— Я хочу, чтобы ты знал, Санчо:Не будет тебе никакого острова.— Хозяин, не беспокойтесь об этом.Я не хочу острова.

На первый взгляд, в мае 1937 г. произошел обыкновенный термидор. На место революционного правительства пришла коалиция, заинтересованная в снижении, а затем и полном погашении накала революции. Однако сильнейшей фракцией майского режима были коммунисты, которые, при всей своей внешней умеренности, не отказывались от идеи превращения Испании в социалистическую страну (в их понимании слова). Правительство Негрина занялось деколлективизацией, но одновременно — и национализацией. Это было не только отступление от прежних революционных завоеваний, но смена вектора революции от самоуправления к этатизму, огосударствлению. Режим, который образовался в Испании в мае 1937 г., представлял собой раннюю форму «народной демократии» — режимов, получивших распространение в Восточной Европе после Второй мировой войны[1183].

«Народная демократия» — это просоветский режим, сочетающий либеральный фасад с авторитарно-этатистским содержанием. Соотношение фасада и ядра режима зависит от внешнеполитических факторов, и под влиянием Запада фасад даже может в определенных условиях одолеть ядро. Но в Испании развитие событий шло в направлении, обычном для «народной демократии».

Авторы, которые не согласны с тем, что применительно к Испании можно говорить о «восточноевропейском пути», обращают внимание на сильные позиции, которые в майском режиме Республики занимали некоммунисты. Однако они забывают, что и в Восточной Европе в 1945–1948 гг. коммунисты далеко не всегда господствовали в политической системе, прозападные политики занимали ведущие позиции в Венгрии и Румынии, сильные позиции в Польше и Чехословакии. Более того, принадлежность человека именно к коммунистической партии вовсе не определяла его последующую судьбу в государстве «народной демократии». Такие лидеры, как О. Гротеволь и П. Грозу, не принадлежали к компартии, зато тысячи восточноевропейских коммунистов пали жертвой чисток 1948–1954 гг.

«Народная демократия» представляла собой не просто вытеснение союзников коммунистическим «кукушонком», а синтез двух этатизмов — коммунистического и социал-либерального на просоветской платформе. В такой режим вписывались те, кто был готов служить этой модели, и репрессировались даже коммунисты, если система подозревала их в излишней революционности или инакомыслии. Причиной репрессий могли быть и клановые конфликты, при этом бывшим членам компартии в объединенной «социалистической» или «рабочей» партии вовсе не был гарантирован успех.

Поэтому важнейшую роль в развитии режима «народной демократии» играет контроль над силовыми структурами. Первоначально майские победители были вынуждены отдать контроль над Службой безопасности Республики коммунистам. Но это вызывало опасения у партнеров компартии. В остальном силовой блок оказался в руках приетистов — И. Прието и Х. Сугасагоитии. И на это уже без восторга смотрел Х. Негрин и близкие к нему социалисты, превратившиеся в центр новой политической конструкции. В июле даже произошел конфликт Прието с Негрином, так как министр хотел подчинить Генеральному штабу корпус карабинеров, которым традиционно руководил Негрин как министр финансов. «Негрин, поддерживаемый коммунистами, энергично выступил против, заявив, что корпус карабинеров представляет гарантию на тот случай, если бы профессиональные офицеры забыли, что они находятся на службе народа»[1184]. «Правда, щель, существующая между Негрином и Прието, пока незначительна, но все же Негрин, несмотря на отдельные трения с коммунистами, стоит ближе к последним»[1185], — отмечал советский поверенный в делах в Испании С. Марченко.

Как сообщал информатор Коминтерна (вероятно, Степанов) в конце июля, «до настоящего момента трудно определить, кто является хозяином в правительстве: Негрин или Прието? Негрин полон добрых намерений, мечется как дьявол, почти всегда принимает советы нашей партии, часто обращается за советом к нашим товарищам, дает обещания, берет на себя выполнение ряда вопросов, но не выполняет их даже на 50 %. Почти никогда не бывает несогласен с нашими товарищами. Устраняет всегда трения и конфликты»[1186]. Эта картина отчасти подтверждает мнение о «развинченности» Негрина, некоей его общей бесхарактерности и необязательности. Но это впечатление может быть обманчиво или верно только отчасти. Негрину было выгодно опираться на компартию против Прието и либералов, но в то же время он не собирался связывать свою судьбу с компартией слишком тесно. Он мог давать обещания и коммунистам, и приетистам, и Асанье, и все выполнять меньше чем «на 50 %».

Прието оказался конструктором и самой сильной фигурой майского режима, и в то же время — самой неустойчивой. Его ненавидела часть собственной партии, не доверяли коммунисты и часть офицерства. Симпатии Прието давно были с либералами, но те были слишком слабы, чтобы на них опереться. Дошло до того, что Прието стал создавать себе виртуальные политические опоры. Он воссоздал Синдикалистскую партию, «которая ожила, стала выпускать три еженедельные газеты и через которые Приэто получил возможность более открыто выступать против коммунистической партии и вести в то же время работу по разложению анархистов (идея единой либертарной партии, что по существу является ставкой на откол от ФАИ значительной части анархистов и переход их в синдикалистскую партию)». Однако эта структура была плохой заменой НКТ. Наиболее весомой внутриполитической опорой Прието был министр внутренних дел Сугасагоития — «прямой антикоммунист»[1187].