Великая Испанская революция - Александр Шубин

Рассчитывая на заведомую лояльность НКТ, Ларго снизил ее представительство с четырех до трех мест (при четырех местах у ВСТ). Лидеры НКТ требовали дальнейших консультаций (но не нового премьера, как правые), чтобы восстановить баланс между профсоюзами. Ларго Кабальеро не учел эти возражения НКТ, что не дало анархо-синдикалистам поддержать его проект уже 16 мая. Это был тактический проигрыш Ларго Кабальеро, и А. Виньяс придает ему большое значение как «образцу явной близорукости, впрочем, очевидно обусловленной исключительно эмоциями»[1142]. Однако, как показали дальнейшие события, недовольство НКТ было легко преодолимо[1143]. В сложившихся условиях позиция НКТ по поводу проекта правительства 16 мая уже не играла решающей роли. Асанья, правое крыло ИСРП, либералы и коммунисты были готовы одобрить только то правительство, в котором Ларго не будет военным министром. А на это уже не был готов Ларго.

«Подобающий вопрос — превратился бы он в декоративную фигуру в случае, если бы он остался во главе Правительства? Самый разумный ответ — нет. Ларго Кабальеро был личностью жесткой и тяжелой, но не лишенной достоинств. У него была прочная база в ВСТ и, частично, в самой ИСРП»[1144]. А. Виньяс словно забыл, что «прочная база» будет разрушена в ближайшие месяцы путем систематической кадровой работы по сценарию «народной демократии». После майского столкновения возврата к прежнему сосуществованию двух политических стратегий не было. Это не сразу поняли Ларго и лидеры НКТ, но уже знали коммунисты и социал-либералы ИСРП. В случае потери силового блока сторонники Ларго Кабальеро и НКТ не могли бы остановить сворачивания революции и внедрения гибельной стратегии войны.

Позднее Ларго так разъяснял свою позицию: «Коммунисты хотели выкинуть меня из Министерства военных дел и оставить меня как фигуру на носу корабля на посту Председателя Совета, под предлогом того, что два портфеля — слишком тяжелая работа. Тогда я заявил, что, как социалист и испанец, я обязан продолжать войну, и в противном случае я не могу принять пост председателя. Но я сказал это не потому, что считал себя незаменимым, ни в коем случае, а потому, что я был решительно настроен дать бой коммунистической партии и всем ее приспешникам, а это могло быть сделано только через министерство военных дел. Они это знали. Поэтому они меня выкинули». «Более того, я предполагал создать Правительство без участия коммунистов…»[1145] Не сдать Прието и коммунистам военное министерство было принципиально важно для него потому, что их стратегия войны вела к поражению. Что, собственно, и подтвердилось. Здесь важна еще одна деталь. Судя по этим воспоминаниям, Ларго рассчитывал, что у него будет вторая попытка формирования правительства, возможно — без коммунистов. В парламентском государстве это нередко случается. Не получилось сформировать коалицию с одними — можно предложить и новую комбинацию. Отсюда возможная небрежность при составлении проекта 15–16 мая, мнимая уступчивость в отношении коммунистов, которые все равно отвергнут соглашение, и временное ущемление НКТ, которым позднее можно будет предложить больше. Ларго не учел, что Асанья в условиях паралича кортесов более свободен в выборе кандидатуры премьера, и просто не даст ему второй попытки.

Ссылаясь на его тактические ошибки в сложной политической игре середины мая, критики Ларго настаивают: он сам виноват в своем падении, и коалиция социал-либералов и коммунистов вовсе не подставляла ему ножку. Х. Грэхэм считает, что проект правительства, представленный им президенту, «подтвердил только совершенно нереалистичное представление Ларго о балансе политических сил, удерживаемом левыми»[1146]. Было ли оно в принципе нереалистичным? В мае 1937 г. власть в республике могла удерживаться либо левыми (лидеры ВСТ и НКТ), либо правым центром и коммунистами. Ставка на левый фланг сама по себе была реалистична. Нереалистично было добиваться ее одобрения заведомо правым Асаньей. Тактической, но поправимой и малозначимой в сложившейся ситуации ошибкой было ущемление НКТ.

Чтобы окончательно снять ответственность за кризис с противников Ларго, А. Виньяс даже назвал главу своей книги «Харакири Ларго Кабальеро». Мол, он сам во всем виноват: «он не мог выиграть и этим совершил самоубийство, желая того или нет»[1147]. А. Виньяс путает самоубийство с отказом от капитуляции. В политике как раз капитуляция аналогична самоубийству. Такую же ошибку совершают и те критики Республики, которые считают, что она изначально не могла победить, и потому ее борьба была самоубийственной. Что же, лучше такое «самоубийство», чем смерть капитуляции.

Пытаясь оправдать организаторов свержения Ларго Кабальеро, А. Виньяс изображает его уход чуть ли не как дезертирство по собственной воле: «Уйти из Правительства было худшим, что мог сделать Кабальеро, потому что возглавлять его не было синекурой»[1148]. Но Ларго потому и отправили в отставку, что он не был согласен получить почетную синекуру.

Нет ничего дурного в том, что А. Виньяс стремится защитить репутацию такой крупной исторической фигуры, как Хуан Негрин. Негоже, что он пытается делать это путем систематического очернения предшественника Негрина Франсиско Ларго Кабальеро. Разумеется, тот не был человеком безупречным. Но в работах А. Виньяса и других апологетов социал-либерального направления мы слишком часто сталкиваемся с попытками «переложить с больной головы на здоровую», закамуфлировав действительные причины поражения Республики «наследием Ларго Кабальеро», который был отстранен от поста премьер-министра почти за два года до финала: «Но все же замена Кабальеро произошла слишком поздно. Ни Негрин, ни Прието не могли избежать цепи поражений, которые отнюдь не способствовали поднятию или поддержанию боевого духа. Но, несмотря на это, Республика продолжала бороться всеми правдами и неправдами. Густаво Дуран был прав, заметив, что „история гражданской войны в Испании — это история долгой агонии“»[1149]. Однако агония началась не сразу, а в второй половине 1937 г. Это косвенно подтверждает и сам А. Виньяс, чьей сильной стороной является тема «испанского золота»: «Мы доказали, что золото позволило выковать „щит Республики“ и, к лучшему или к худшему, сделать ее способной бороться с мятежниками и вести долгую кровопролитную гражданскую войну»[1150]. Это уже не похоже на агонию. Это — способность к борьбе. Испанское золото сыграло в этом свою роль. Но денег не достаточно для победы в гражданской войне. Нужна еще воля масс к победе. При Ларго Кабальеро она была — даже не благодаря старому премьер-министру, а благодаря тому, что он почти не мешал развиваться главному источнику этой энергии — социальной революции. Авторы, стремящиеся скомпрометировать Ларго Кабальеро, добавляя к его реальным грехам надуманные претензии, целят не столько в него, сколько в период его правления, время максимального подъема Испанской революции. Той революции, которую ненавидели Франко и его союзники, которой не доверял Сталин, которую боялись лидеры Франции и испанские социал-либералы, против которой продолжают информационную войну их нынешние наследники.

Ларго Кабальеро мог остаться во главе правительства при одном из двух условий: либо подчиниться диктату и превратиться в номинальную фигуру, либо, воспользовавшись неблаговидной ролью коммунистов в событиях в Барселоне, ослабить их и создать правительство на новой профсоюзной основе (уравняв в правах ВСТ и НКТ) и проигнорировав мнение президента, апеллируя к организованным массам. Это, конечно, в очередной раз нарушало бы Конституцию, но после 18 июля ее только и делали, что нарушали. Такова революция. Но в мае 1937 г. Ларго Кабальеро не решился действовать революционно. «Испанский Ленин» не обладал решительностью Ленина настоящего.

Не решившись на разрыв с партийно-президентской системой, Ларго Кабальеро проиграл, и 17 мая М. Асанья поручил формирование правительства социалисту Х. Негрину, ориентированному на теснейшее сотрудничество с КПИ.

Выбор Негрина в качестве кандидата на пост премьера стал в тот момент несколько неожиданным, учитывая, что лидером «центристов» был Прието, кандидатура которого на премьерское кресло уже обсуждалась в 1936 г. Но Асанья не очень-то хотел получить Прието в качестве премьера. Асанья в своих воспоминаниях указывает, что он не доверял его «переменам настроения» и «приступам». Прието предложил собственную версию. Как он говорил, Асанья объяснял ему через Хираля, что «он не назначил меня главой Правительства, т. к. я был слишком явным противником коммунистов для того, чтобы председательствовать в коалиции, где они бы присутствовали. Я был очень благодарен ему за объяснение и за то, что он избавил меня от должности, в которой я не мог и не хотел служить». Эти объяснения не противоречат друг другу. Асанья мог вполне найти в этом предлог для того, чтобы не назначать Прието[1151]. Но это похоже на объяснение «постфактум». В этот период Прието не афишировал свои антикоммунистические взгляды. У Асаньи могли быть и личные мотивы. Получив ненадолго в свои руки реальную власть (которая фактически выпала из них в июле 1936 г.), Асанья понимал, что новая сильная личность во главе правительства снова оттеснит его в сторону. После этого Прието оставалось делать вид, что «не очень-то и хотелось». Став «сильным человеком в правительстве», он мог во всяком случае серьезно повлиять на выбор премьера из своей фракции.