Творящие любовь - Джудит Гулд

Анну трясло всякий раз при мысли о том, насколько близка была она к тому, чтобы вылететь с работы. Если бы ее уволили, никто, даже Фабио, не смог бы ей помочь. Тем более что ей больше не хотелось пользоваться помощью Фабио Пегроне. Никогда больше.

Она ненавидела своего кузена Фабио лишь чуть меньше, чем презирала Ромео Корви. Насколько Анна могла припомнить, она только и слышала: «За это надо поблагодарить нашего кузена Фабио», «За это надо сказать спасибо нашему кузену Фабио». Иногда ей казалось, что еще одно слово о благодарности кузену Фабио, и она завизжит. Благодарность и любезность в его интерпретации означали возможность сесть вам на голову.

Фабио Пегроне был дальним родственником отца Анны, и мужчины никогда тесно не общались. Ее отец принадлежал к бедной ветви семьи Вигано, а Фабио был из Вигано-богачей. Когда Анне исполнилось три года и семья Вигано перебралась из Кампании в Рим, ее отец обратился к Фабио за помощью. Ему дали работу в строительной фирме кузена: физическую и тяжелую. Отец никогда не жаловался, даже в тот день, когда он упал мертвым от сердечного приступа.

И мать тоже никогда не жаловалась. Ни разу за все эти тяжелые годы.

С самого своего приезда в Рим они жили в одном из дешевых многоквартирных домов, принадлежащих Фабио. За это, по словам матери, они должны были быть очень признательны кузену. С дешевым жильем было трудно, и, если бы кузен Фабио не предоставил им квартиру, им бы пришлось жить на улице.

Только когда Анна немного подросла, она поняла разницу между дешевыми домами Фабио и роскошным двухэтажным пентхаусом, занимаемым семьей кузена в богатом районе Париоли. Эта несправедливость произвела на нее тяжелое непроходящее впечатление. Роскошь жизни Фабио Пегроне мучила ее еще больше от сознания того, что он обеспечивает себе ее, вытягивая последнюю лиру у своих жильцов. Зимой в квартирах было прохладно или совсем холодно. Бойлеры постоянно выходили из строя, и месяцами их никто не чинил. Туалеты засорялись, и так продолжалось неделями. Крысы бегали по темным коридорам, кусая детей и разнося болезни, пока тараканы завоевывали полы и стены. Анна все больше ненавидела неотвязный запах стряпни, смешанный со зловонием отбросов, недостаток воздуха и света, визг детей и огромные семьи, ютящиеся в одной или двух крошечных комнатушках. Когда девочке исполнилось семь лет и она научилась читать, то первым делом расшифровала надписи, украшавшие стены и двери домов Фабио Пегроне: «Пегроне — свинья».

Анна стыдилась своего родства с ним. Но еще больше того, чтобы кто-нибудь узнал, где она живет.

Самую большую боль ей причиняло то, что после смерти отца, а ей исполнилось только восемь, ее матери пришлось стирать на семью Пегроне, чтобы свести концы с концами. То немногое, что зарабатывала Адриана Вигано, казалось, тут же прыгает обратно в карман к Фабио. Замкнутый круг, из которого не было выхода. Дарио слишком мал, чтобы получить что-то, кроме непостоянной, мало оплачиваемой работы. Поэтому семья держалась только на заработке матери-прачки. Снова и снова повторяла Адриана, что за все они должны благодарить Фабио. Иначе им пришлось бы голодать.

Деньги — или, скорее, их отсутствие — вот тот призрак, что постоянно пугал семью. Как часто Анна предавалась мечтам: если бы вместо каждого таракана, крысы или мыши, попадавшихся ей на глаза, у нее было по одной лире, насколько бы богатой она стала? Но это были пустые мечты, разбивавшиеся о гнев и бессилие, чувства, рожденные постоянной несправедливостью, среди которой она росла. Арендная плата за квартиру всегда повышалась без предупреждения. Ни слова не говоря матери, Анна и Дарио частенько ходили к кузену Фабио, но никакие мольбы не приносили пользы. Он отправлял их к своему управляющему, а тот настаивал на том, что никакие льготы им — очень дальним родственникам синьора Пегроне — не положены.

И все-таки чудом, но они выжили. Когда Дарио вырос, он отправился в семинарию, чтобы стать священником. Его мать так мечтала об этом, что отказывалась даже думать о том, чтобы отправить его работать и поддерживать семью. В конце концов, без него им стало полегче, все-таки одним ртом меньше. Но здоровье подвело Адриану, ей становилось все тяжелее и тяжелее работать прачкой. Место, полученное Анной в «Хейл Рома», буквально спасло их. Платили там, конечно, не шикарно, но все-таки на жизнь хватало. Девушка продолжала жить дома, чтобы увеличить доход семьи. Каждую неделю она отдавала чек матери. По ее мнению, она должна была оказывать матери материальную поддержку, которой так давно не хватало в доме.

И это только подстегивало ее амбиции. Она страдала не от жадности, а от отсутствия жизненно необходимых вещей.

«Если меня выберут для поездки в Нью-Йорк в школу менеджеров и я получу место помощника управляющего с его королевской зарплатой, мы сможем наконец сбросить с себя власть кузена Фабио раз и навсегда. Тогда я в конце концов смогу прогнать призраки голода и отчаяния. Но все зависит от многих «если». А денег все время не хватает, чтобы жить нормально», — подумала она с грустью.

Иногда Анне казалось, что, как бы тяжело она ни работала, все уходило в никуда, словно в доме существовала бездонная дыра, всасывающая в себя последнюю драгоценную лиру. И нельзя сказать, чтобы ее мать не была бережливой. Куда там. Адриана Вигано берегла каждую лиру до тех пор, пока с ней не приходилось расстаться под давлением обстоятельств. Она чинила старую одежду до тех пор, пока та не разваливалась на части, но и после этого на что-то пыталась ее использовать. Женщина торговалась с бакалейщиком и покупала вчерашний хлеб. Но годы нищеты сделали свое дело, и сейчас Адриана болела. Докторам приходилось дорого платить. И к тому же прямо перед тем, как начать работать в гостинице, Анна и сама попала в больницу. И все из-за Амедео Баттистелло.

И из-за того, что она увлеклась им.

2

Амедео.

Анна встретила его почти два года тому назад. Господи, как же она его теперь ненавидела! Но сначала о ненависти не было и речи. Амедео ослепил ее, и Анна с головой кинулась в омут любви.

Тогда ей только исполнилось семнадцать, она заканчивала школу. Их встреча оказалась одной из тех, что дарит сама судьба. Специально такого не подстроишь. Каждый день, после занятий в школе, Анна садилась в автобус и отправлялась в район Париоли, чтобы забрать у Пегроне вещи для стирки. Каждое утро, по дороге в школу, она отвозила белье назад — выстиранное, высушенное и выглаженное, упакованное в коричневую хрустящую бумагу и перевязанное белой веревочкой. «Выглядит так же, как в самой дорогой прачечной», — с гордостью говорила Адриана.

Анне приходилось вставать очень рано, чтобы вовремя привезти заказ, потому что доходные дома находились довольно далеко от богатого района, облюбованного промышленниками, звездами кино, дипломатами и такими, как кузен Фабио. Однажды утром, отдав выстиранное белье, она буквально вылетела из дома родственника, боясь опоздать, и столкнулась с высоким красивым незнакомцем.

— Вы так спешите, — проговорил он, подхватывая ее под руку, чтобы она не упала.

— Простите меня, синьор, — поспешно пробормотала Анна, опуская глаза.

— Это мне следовало бы извиниться, — улыбнулся незнакомец. — Или, пожалуй, не стоит. Не каждый день мужчина встречает такую красивую девушку.

Анна, не мигая, смотрела на него секунду-другую, завороженная сиянием его глаз и теплом руки. Молодой, высокий, широкоплечий, в отлично сшитом темном костюме и белой рубашке. Одежда явно от портного. Галстук в черную и коричневато-желтую полоску отлично гармонирует с темными волосами и глазами дикой кошки. Крупный нос, мягкие, чувственные губы. От его взгляда и прикосновения в голове Анны прозвенел колокольчик тревоги, и она быстро отстранилась и торопливо пошла по тротуару. Девушка услышала быстрые шаги за спиной. Поравнявшись с ней и легко приноровившись к ее размашистой походке, мужчина улыбнулся:

— У меня есть машина. Могу я вас подвезти?

Анна отрицательно покачала головой, упорно глядя себе под ноги.

— Нам следует подружиться, — раздался спокойный голос. — То есть я хочу сказать, что мы почти знакомы, разве не так? После того, как налетели друг на друга?

Анна остановилась и повернулась к нему. Незнакомец смеялся, показывая великолепные белые зубы на загорелом лице. В уголке нижней губы расположилась родинка, похожая на веснушку, странная и франтоватая. Кожа на высоких, почти славянских скулах, была туго натянута, а его глаза, казалось, смотрели прямо ей в душу. Анна почувствовала, что в голове становится пусто, а потом в ней закружились дикие мысли.

Мужчина производил впечатление человека культурного и образованного, но его окружала аура опасности и приключений. Несмотря на то что на вид ему было слегка за тридцать, он обладал каким-то легким мальчишеским шармом, против которого очень трудно устоять.