Творящие любовь - Джудит Гулд

— Да, и теперь она осталась без матери, — с горечью ответил князь. — И молока здесь не найти.

Аббатиса прикусила губу:

— Боюсь, что у нас его нет.

— И нам самим нечего есть, — проворчала Марчелла и с надеждой посмотрела на настоятельницу. — Мы не ели уже несколько дней.

— Мне очень жаль, княгиня, — последовал сухой ответ, — если бы у нас было чем поделиться, я дала бы вам все, что смогла. Но еды не хватает даже больным и раненым. Мы ждем, когда американцы привезут продукты.

Марчелла недовольно пробормотала что-то и отвернулась.

— У меня есть немного еды, княгиня, — предложил Паоло, с гордостью распахивая куртку. — Две ковриги хлеба. Посмотрите… — Он протянул одну из золотистых буханок настоятельнице. — Это все, чем я могу помочь, матушка.

— Благослови вас Бог, — отозвалась та.

Крестьянин отломил горбушку от второго хлеба и протянул ее Марчелле, которая тут же жадно вцепилась в нее. Она откусила огромный кусок и стала жевать его с таким видом, словно кто-то мог отнять у нее пищу в любой момент.

— Спасибо, — спокойно поблагодарил его Антонио. — Я всегда буду благодарен вам за то, что ваша жена накормила малютку, а теперь вы кормите нас. — Он опустил глаза.

Что же случилось? Почему его жена так быстро превратилась в животное? Или природа только ждала подходящего случая, чтобы показать ее истинную сущность? Ни разу за всю его жизнь ему не было ни за кого так стыдно, как сейчас за свою жену. За несколько дней Марчелла приобрела все худшие черты, которые она когда-то приписывала крестьянам. А крестьяне сейчас вели себя с достоинством.

— Но что мы будем делать с ребенком? — озабоченно пробормотал Антонио. — Молока нет, а его мать умерла.

— И отец тоже, — негромко сказала мать-настоятельница. — Вы, наверное, не слышали?

Антонио не отрываясь смотрел на нее, неожиданно его лицо потеряло все краски.

— Как он умер? Это случилось здесь?

Женщина отрицательно покачала головой. Судя по тому, что она слышала о смерти Луиджи ди Фонтанези, подобная информация наверняка могла подождать. Они и так все достаточно скоро выяснят.

Все молчали, силы, казалось, оставили Антонио ди Фонтанези. Словно догадавшись об ужасной судьбе своего сына, князь словно усох и постарел прямо у них на глазах.

Марчелла покончила со своим куском хлеба, и в ее глазах мелькнул расчетливый огонек. В своем полубезумии она не поняла, что Луиджи умер. Женщина уставилась на оставшийся хлеб в руках у Паоло.

— А почему бы вам не взять ребенка? — предложила княгиня хриплым шепотом. — У него нет больше ни отца, ни матери.

Паоло изумленно воззрился на нее:

— Прошу прощения, княгиня?

— Говорю вам, она ваша. За остаток буханки вы можете получить ребенка.

— Марчелла! — Антонио был шокирован. Его жена вела себя, словно торговка рыбой на рынке, и использовала ребенка в качестве разменной монеты. «Слишком много всего случилось», — подумал князь. Пока они шли по руинам «Хрустального дворца», в ней проснулись самые худшие стороны ее натуры. Увиденное доконало ее.

Марчелла вырвала девочку из рук мужа и протянула ее Паоло.

— Посмотри-ка, какая она красивая, — шипела она. — Ангелочек. Твоя жена никогда и не узнает, что это не ее плоть и кровь. Вашей был всего один день. Эта не намного старше. Ты можешь взять ее вместо своей дочки. А видишь этот медальон, что ее мать повесила ей на шею?

Паоло смог только перевести взгляд на анютины глазки в стекле, оцепенев от изумления.

— Медальон тоже твой. Мне он не нужен. Ты можешь получить ее вместе с медальончиком! Все, что мы хотим за нее, это остаток хлеба. — В глазах Марчеллы появился сумасшедший блеск.

Антонио отвернулся к стене, по его лицу струились слезы. Матери-настоятельнице тоже пришлось отвернуться — ей невыносимо было видеть ужасное выражение на лице княгини.

— Ты что, не видишь, все устраивается наилучшим образом, — зашипела Марчелла на мужа. — Девочка хоть сможет поесть. У нее будут и мать и отец. И у нас будет хлеб, мы тоже сможем поесть.

— Вы… вы сделаете это? — негромко спросил Паоло.

— Да-да, — бросила Марчелла. — Держи! — она сунула малышку ему в руки и выхватила оставшийся хлеб. — Я ненавидела ее мать. Она была всего-навсего фашистской шлюхой. Как только я увидела ее, я поняла, что мой сын обречен. Именно из-за нее он погиб. Кому нужен ребенок девки, убившей своего мужа?

Паоло смотрел на малышку. Ее маленькое нежнорозовое личико было сама невинность, мягкие, словно пух, волосики отливали золотом, а большие глаза казались аквамариновыми. Она и в самом деле напоминала ангела. И у его жены никогда не будет сомнений в том, что это ее девочка. У них так похож цвет волос и глаз. Паоло посмотрел на Марчеллу, но та уже уходила прочь, откусывая новый кусок хлеба. Ей и в голову не пришло поделиться с мужем, последовавшим за ней. Он шел медленно, опустив плечи.

Мать-настоятельница склонила голову в молитве. В другое время она бы вмешалась, но ситуация выходила за рамки привычного. Бесполезно ставить под сомнение авторитет аристократов ди Фонтанези. Повсюду смерть и разруха. Ребенку будет лучше в простой семье, где его согреют любящие сердца, чем рядом с этой сварливой бабой, захотевшей продать девочку за кусок хлеба.

Мать-настоятельница смотрела, как Паоло, обняв одной рукой шестилетнего сына за плечи, встал на колено, чтобы показать ему сестричку, и взял с него клятву никогда не говорить матери о том, чему он стал свидетелем.

Потом Паоло посмотрел на монахиню:

— Матушка, у девочки нет имени.

Она кивнула:

— Думаю, что нет, иначе бы они нам сказали.

— А как звали мать?

— Шарлотт-Энн.

Крестьянин задумчиво нахмурился.

— Анна. Да, нам следует назвать ее так же, как и мать. Мы должны назвать ее Анной.

Настоятельница одобрительно улыбнулась. Да, так будет лучше.

Что бы там ни было, Господь в своей мудрости решил, чтобы ребенка все-таки любили. Настоятельница коснулась плеча плачущего Антонио и сказала ему об этом.

23

Открытые чемоданы лежали на кровати.

Элизабет-Энн молча смотрела, как Дженет складывает и упаковывает ее одежду. Потом перевела взгляд на Заккеса. Сын подкатил свое инвалидное кресло к окну и всматривался в холмы Кампании, словно постоянно ускользавший от него ответ прятался где-то там. Мать знала, о чем он думает, потому что сама думала о том же самом.

Они приехали в Италию, чтобы найти Анну, но в конце концов вынуждены были признать свое поражение. В этой головоломке оказалось слишком много фрагментов. Элизабет-Энн боялась, что, сколько бы она ни искала или как бы глубоко ни копала, ей никогда не удастся обнаружить их все.

Она пересекла комнату и встала позади Заккеса, утомленно положив руку ему на плечо. Сын обернулся и взглянул на нее. Лицо матери оставалось бесстрастным. Она чувствовала, что не следует показывать ту жестокую боль, которую испытывает, когда смотрит на ставшие знакомыми холмы.

Когда Элизабет-Энн приехала сюда в первый раз, ей представлялось, что в этом месте она почувствует себя ближе к Шарлотт-Энн — ведь дочь жила здесь. Теперь-то мать знала, что это была всего-навсего иллюзия. Эти холмы не могли помочь ей справиться с потерей. Шарлотт-Энн похоронили в Италии, но душа ее унеслась отсюда. Элизабет-Энн пришлось принять этот факт и смириться с трагедией. Ведь так произошло и с природой. Повсюду разбомбленные виноградники снова были засажены лозами. Из этого следовало извлечь урок.

«Жизнь продолжается», — вяло подумала она. Несмотря на то что мир пережил самую страшную трагедию, жизнь не стояла на месте.

Элизабет-Энн сцепила пальцы и поднесла их к губам. Она знала, что пострадала не только их семья. За несколько прошедших страшных лет миллионы жизней были сломаны. Но война собрала неплохой урожай с их семьи: искалеченный сын; дочь, погибшая в тридцать лет, а имя ее внушает такое отвращение, что итальянские крестьяне плевались и бранились при одном только его упоминании; пропавшая внучка; зять, на которого напали свои же сограждане, забитый вилами насмерть и потом изуродованный и подло повешенный вверх ногами посреди деревенской площади, так как он оказался символом правительства, злоупотребившего властью и угнетавшего народ. Они сорвали свою злобу на Луиджи ди Фонтанези, потому что он был живым напоминанием о том, как вся страна сходила с ума.

Что же случилось с родом человеческим, если люди превратились в бешеных зверей?

Тысячу раз задавала себе этот вопрос Элизабет-Энн и не находила ответа. Перед ней стояло столько вопросов, и ни на один из них она не знала ответа.

Женщина медленно обернулась. Она решила, что должна помочь Дженет собирать вещи. Если бродить тут, словно зомби, то ничего хорошего из этого не выйдет прежде всего для нее самой. Они приехали сюда и сделали все, что смогли, но все безрезультатно. Теперь чем быстрее они упакуют чемоданы, тем быстрее уедут. Элизабет-Энн знала, что сейчас им лучше всего отправиться домой и постараться сжиться со своими потерями. Пришло время взглянуть правде в лицо. Ее внучка исчезла. Словно нежеланного щенка или котенка, дедушка с бабушкой отдали ее чужим людям, случайно оказавшимся рядом. Неважно, как долго она будет продолжать поиски, это не принесет успеха. Ей никогда не удастся разыскать Анну. Семья, в которую ее отдали, наверняка слышала о ее поисках — ведь Элизабет-Энн этого не скрывала, поэтому они и сбежали среди ночи. Но хуже всего то, что даже в свои пятьдесят лет она так и не научилась мириться с поражением.