Хорал забвения - Грег Бир

— Да, раньше их было маловато.

— И мы побывали на Луне.

— Я тоже была один раз на Луне, — заявила Улатх. — Там такие прелестные сады.

— Простите? — Майкл вытер руки белой льняной салфеткой.

…Стены комнаты Бан…

…Эмма Ливри, еще одна пешка…

— Нет, наша Луна не такая, — возразил Майкл, быстро придя в себя. — Она безжизненная, ни воды, ни воздуха.

— Сады есть для того, кто их видит, — заметила Улахт.

— Улатх бывала всюду, — сказал Майклу Николай. — Она была знакома с королем Артуром.

Улатх взглянула на Николая с легкой укоризной и снова повернулась к Майклу.

— Никому из нас не удалось толком прочесть твою память.

— Да? — Майкл подумал, что Улатх изучила его ауру весьма основательно.

— Твои планы и намерения остались неясны. В Иньясе Трае вежливость требует быть открытым. Николай, к примеру, вполне открыт.

— Мне скрывать нечего, пока поблизости нет мужчин, — ухмыльнулся Николай.

— Здесь нет мужчин, — заверила Улахт. — Нас интересует Майкл…

Едва ли стоило выкладывать все. Майкл сказал, что попал в Царство случайно. Он упомянул о музыке Валтири и пропустил значительную часть дальнейшего. Лишь вскользь коснулся своего обучения у Журавлих и рассказал о Линь Пяо Тае, не упомянув о книге. Улатх сосредоточенно внимала, и когда Майкл закончил, погладила его по руке. Это было холодное, наэлектризованное прикосновение, совсем не так гладила Элевт.

И Бан Часов. «Даже если при этом окажешься пешкой в игре тех, о ком ничего не знаешь?»

— Пойдемте, — чуть грубовато сказал Николай. Он встал и оправил на себе городской наряд. — Найдем Эмму.

Они покинули дом Бан и, миновав рощу, подошли к небольшому каменному особняку. Он был окружен тополями и лиственницами. С одной стороны матово поблескивала зеркальная гладь озера, рассеивая утренние лучи. По озеру, словно персонажи карнавального шествия, скользили лебеди, и расходящиеся от них волны покачивали лилии.

Тяжелая деревянная дверь особняка укрывалась под аркой с резными, высотой в фут, изображениями святых. Майкл никогда не бывал в церкви и не узнал ни одного из них. Николай перекрестился, глядя на барельеф, и пробормотал:

— Святой Петр.

Он взялся за тяжелый дверной молоток в виде головы дракона и дважды стукнул.

— Она просто очаровательна, вот увидите, — пообещал он.

Дверь приотворилась, и высунулась голова с худым лицом, обрамленным прямыми волосами. Коричневые глазки быстро оглядели пришельцев.

— А, Николай.

Дверь отворилась шире. На пороге стояла женщина довольно необычной внешности. Ростом около четырех футов, худая как соломина, в черном платье с длинными рукавами, тощие руки обтянуты белыми перчатками. Выражение лица с опущенными, должно быть, от природы, уголками рта и насмешливо поднятыми бровями, казалось, говорило: «Меня легко задеть, лучше не связывайтесь со мной, — кусаю без предупреждения».

— Можно к Эмме? — спросил Николай.

— Тебе — всегда. А это кто?

Женщина посмотрела на Майкла, как на крота, принесенного из сада кошкой.

— Знакомый, Мари, — ответил Николай. — Он с Земли.

Выражение лица Мари слегка смягчилось.

— Недавно?

Майкл кивнул.

— Идемте со мной. Она наверху, танцует.

Они поднялись следом за Мари на второй этаж. В коротком коридоре с зеленовато-голубыми стенами была полуотворена двустворчатая дверь. Мари вошла первой.

— Эмма! — визгливо крикнула она. — У нас гости. Николай с каким-то…приятелем.

Помещение напоминало танцевальный зал Ламии в доме Изомага, но было поменьше и хорошо освещалось дневным светом.

У стены стояла девушка чуть старше Майкла, в наряде танцовщицы. Юбка прикрывала колени. Черные волосы были зачесаны назад и завязаны в пучок. Красивая длинная шея и изящные тонкие руки напоминали о лебедях в озере. Завидев Николая, девушка подбежала и обняла его.

— Mon cher! — воскликнула она. — Как я рада тебя видеть!

Она отступила на шаг, обошла вокруг Николая и повернулась к Майклу.

— Не обращай на него внимания, он опасный сердцеед, — заявил Николай. — Уж я-то знаю.

— Человек! — обрадовалась Эмма. Она протянула руку, и Майкл ее пожал. Рука была розовая, теплая и нежная, как цветок. Однако на тыльной стороне ладони кожа отличалась необычно бледным оттенком и образовала небольшие складки, как от давнего ожога.

— С Земли, — добавила Мари. — Недавно.

— O! C’est merveilleux! — Эмма по-детски захлопала в ладоши. — Николай, ведь не зря ты нашел его и привел сюда, значит, он может поговорить с нами и рассказать о своей родине?

— Ну, вероятно, — пробормотал Николай. — Я готов сделать что угодно, лишь бы доставить радость Эмме, — признался он Майклу.

Мари принесла столик, они придвинули к нему деревянные стулья и сели.

— Мари, — сказала Эмма, — принеси вина и что-нибудь из тех вкусностей, которые нам прислала Бан.

Она повернулась к Майклу с ослепительной улыбкой, потом закрыла глаза и прямо-таки всколыхнулась от удовольствия.

— Вы откуда?

— Из Калифорнии.

— Калифорния… где же это? А, я знаю! Les Etats Unis. Я там никогда не была. Это, кажется, пустыня, очень сухая?

Мари принесла пирожные, вино и стаканы. Пирожные были из гречневой муки. Когда Майкл отчасти утолил любопытство Эммы, рассказав о своем родном штате, она спросила, бывал ли он когда-нибудь во Франции.

— Нет, — ответил Майкл.

Эмма опечалилась.

— Но, может быть, вы что-нибудь знаете о Франции? Как там сейчас? Который теперь год?

— Был тысяча девятьсот восемьдесят пятый, когда я покинул Землю.

— Покинули? Вы это сделали по своей воле? О… А меня забрали. Я, конечно, благодарна…

Казалось, Эмма вот-вот заплачет, но секунду спустя она просияла и коснулась руки Майкла. Николай смотрел на это с нескрываемой ревностью.

— Так что же было в Париже, во Франции, когда вы покинули Землю? Мне так много хочется узнать!

Майкл обратился за помощью к Николаю.

— А когда… э-э… Эмму забрали оттуда?

— В тысяча восемьсот шестьдесят третьем, — мрачно ответил охотник. — Для нее это был несчастливый год.

— Очень несчастливый, — подтвердила Эмма без малейшей грусти. — Значит, прошло… больше ста двадцати лет. Я тут почти не ощущаю время. Сидхи добры ко мне, но я иногда себе кажусь их игрушкой.

— Они тебя любят, — заверил Николай, потом поднял брови и скривил губы. — По крайней мере, насколько способны любить.

— Я для них танцую. И они к этому так странно относятся! Вообще, сидхи могут танцевать гораздо сосредоточеннее, грациознее, даже естественнее, чем я, но это лишь предположение. Говорят, я волшебница танца, потому что у меня вообще нет волшебства. Все зависит только от тела, никакого колдовства, никаких иллюзий. Ах, но если бы я осталась на Земле…