Маджуро - Данияр Саматович Сугралинов

Суку, убившую Давена, четвертовать. А заодно и ублюдка Маджуро разделайте.

— Что повезем Рецинию? Голову?

— Голову?

Барон задумался. Использованный в порыве отчаяния кристалл призрака рассыпался в пыль сразу после того, как он убил Маджуро. Везти всю тушу смысла нет — мало того, что она весит немерено, чем будет замедлять барона и его людей на пути в лагерь Рециния, так еще и, вполне вероятно, сгниет. Он принял решение.

— Повезем только руки и голову.

— А если башка разложится?

— Тогда у нас останутся руки.

— Императорский знак? — понимающе спросил капитан. — Золотая руническая вязь, выбитая на его руках?

— Да. Этого хватит для доказательства. А то, что останется от него и той суки, отвезите в Пустоши. И пусть их там сожрут! Я хочу, чтобы от них не осталось даже памяти на этом свете.

* * *

Руки тирану удалось отрубить по плечи, а вот ноги — только по колено. Голову же отсечь не удалось. Ни топор, ни пила не брали даже кожный покров. Люди барона шептали, что император действительно под покровительством Пресвятой матери, и только сам Расмус знал правду — то было действие загадочного бесцветного кристалла.

Казненных отвезли в Пустошь. От тела женщины не осталось ничего, и даже кости нашлось кому разгрызть и переварить.

С трупом мужчины подобный фокус не прошел — зубы и когти обламывались об окоченевшую плоть.

Огромный пустынный варан перехватил тело и унес в свое логово почти к самому Очагу. Там он тщетно пытался грызть добычу, но только искрошил зубы. Разочаровавшись, рептилия с трудом избавилась от бесполезного груза и отправилась на новую охоту.

Оттуда ей вернуться не удалось, нашелся хищник покрупнее.

Обрубок тела бывшего императора, замороженный стазис-полем, провалялся в центре Пустошей еще месяц.

По истечении отпущенного срока тело вышло из стазиса.

* * *

Мысли увязли в одной и той же картинке: вот кричит сестра, а вот барон с окровавленным лицом тянется к нему рукой, в которой что-то блестит. Какой-то кристалл.

В следующее мгновение Лука вдруг оказался в пекле под ослепляющим солнцем, попытался закрыть глаза, но не смог. Они высохли.

Еще через миг сигналы пронеслись по нервным окончаниям, достигли пробуждающегося мозга, и он заорал. Все тело пронзила невыносимая боль, от которой он отвык за время жизни с метаморфизмом. Однако из обезвоженной глотки не вырвалось ни звука, кроме сиплого хрипа. Он попробовал подняться, после чего его и настигла настоящая боль — настолько выше его порога, что инстинкт самосохранения отключил сознание.

Когда он пришел в себя, сказать было невозможно. Может, прошел час, может, сутки, но разлепив глаза и подняв наконец распухшие, непослушные веки, он увидел, что жара немного смягчилась, а небо, совсем недавно бывшее желтым, набрало голубизны. Солнечный диск покраснел и опустился ниже, но все еще лил на пустыню давящий, пульсирующий жар.

Не в силах терпеть непрекращающуюся ноющую боль во всем теле, особенно в конечностях, он застонал и снова не услышал себя. Песок забился в глазницы, и невозможно было даже поднять руку, чтобы протереть их. Он сомкнул веки. Сквозь кровавую тьму проявились блеклые буквы. Затуманенным рассудком он сообразил, что это логи произошедшего.

Зафиксирован сбой обращения к памяти.

Зафиксирован зацикленный временной отрезок: 0,1 секунды.

Анализ…

Зафиксирован сбой обращения к памяти.

Зафиксирован зацикленный временной отрезок: 0,1 секунды.

Анализ…

Зафиксирован сбой обращения к памяти.

Зафиксирован зацикленный временной отрезок: 0,1 секунды.

Анализ…

Одни и те же строчки, повторяясь, бежали вверх, сменяя друг друга, а буквы сливались, напоминая капли дождя на стекле. Зеленые капли дождя на стекле в ночи.

Дикая боль не утихала. Напротив, она набирала силу. За секунду до новой потери сознания Лука открыл глаза и увидел, что у него нет конечностей. Только две культи по колено. Кровь хлестала из ран тугими струйками, а способность молчала.

Очнулся он от пронизывающего холода. Наверху растянулось черное, усеянное мириадами звезд безбрежное небо. Стуча зубами, Лука заелозил, пытаясь закопаться в еще отдающий теплом колючий песок.

Какая-то чешуйчатая зверушка с немигающим взглядом размером с собаку громко урчала, пытаясь грызть торчащую из бедра кость. В ужасе он запаниковал и машинально отдал приказ.

Из обрубка ноги к зверю выбросились красные нити — впились в морду падальщика. Тот взвизгнул и попытался отпрянуть, но вместо этого нити потащили его к ноге. Рептилия заработала лапами, вырываясь, но добилась только того, что ее конечности увязли и стали погружаться в тело бывшей жертвы. Охотник стал добычей.

Отказываясь смотреть на тошнотворное поглощение рептилии, Маджуро погрузился в логи.

За время отключки произошло многое. Интерфейс странника закончил процедуру перезагрузки, как только цикл временного отрезка неожиданно прервался. Обнаружив многочисленные повреждения тела, он остановил потерю крови — более того, даже сумел собрать пролитое и вернуть в организм. Правда, для этого пришлось полностью переработать свернувшуюся кровь.

Самой большой проблемой стало обезвоживание. Частично ее удалось решить за счет поглощенной рептилии, но человеческое тело слишком хрупко и неэффективно, чтобы сохранять жизнедеятельность в такой среде и с такими исходными данными.

Новая среда обитания была крайне агрессивна: жесткая радиация, палящее солнце, хищные плотоядные, отсутствие воды. К этому еще ампутированные конечности и штрафы Колеса. Одна за другой гибли клетки, и способность не справлялась — лучевая болезнь, проклятие Двурогого, набирала обороты, каскадно поражая орган за органом, и если бы не огромные запасы жира, бешено расходуемого на обновление тканей, не справился бы даже метаморфизм.

Обеспечить страннику выживаемость было сложно и ресурсоемко. Захочет ли он проваляться здесь долгие недели, пока метаморфизм, используя все доступные резервы, восстановит тело? Не проще ли остановить эту жизнь и начать новую?

Лука отказался перерождаться. Пока оставалась надежда, что Кора жива, он должен бороться. Он волновался за Гердинию, раскаиваясь в том, что женщина добила Давена. Убитого сына барон вряд ли ей простил.

И продолжал гадать, что конкретно случилось в замке, прервавшись только на то, чтобы поймать и поглотить слетевшихся мутированных стервятников.

Метаморфизм изучил эту форму жизни и взял на вооружение особо удачные находки мутации. Получив одобрение странника — а Лука был согласен на все, лишь бы иметь возможность еще раз увидеть родных, — он активировал процесс преобразования, приняв пожелание носителя: сохранить, хотя бы внешне, человеческий облик.

Не хватало органики, но зато в изобилии был иридий. Император прямо-таки покоился на его залежах. Способность предложила взять его за основу и использовать в скелете, Лука принял и это.

Новая форма давала возможность не ограничиваться органикой и использовать кремниевые нервные волокна. В голове бил набат, зрение туманилось,