Заповедник для академиков - Кир Булычев

— Павел Андреевич, — сказала Лидочка, — нам скоро расставаться. А я так ничего и не знаю.

Александрийский начал крутить ручку, и перед ними поднялось большое стекло, которое отделило их от шофера.

— Люди, которые ездят в таких машинах, имеют секреты от шоферов, — сказал он.

Он обернулся к Лидочке. В машине было полутемно. Александрийский снял шляпу и снова стал похож на Вольтера.

— Вас что-то интересовало, Лидочка?

— Я ничего не поняла.

— Неужели было что-то непонятное в этой истории?

— Было.

— Тогда спрашивайте.

— В колодце должна была быть Полина. Ее притащил туда Шавло.

— Вы так думаете?

— Павел Андреевич, умоляю!

— Я полагаю, что она и сейчас там лежит, — сказал профессор.

— Вы с ума сошли! Я же видела… ну, что я говорю… ну там же Матя!

— И Полина. Ее не нашли, потому что ее там никто не искал.

— Ну объясните!

— Полина лежала снизу, под Матей. Его зацепили крюком и вытащили… А кому придет в голову снова лезть в колодец и искать там второй труп? Да и всем там было не до поисков трупа.

— А вы знали, что там лежит Полина?

— Разумеется.

— И что теперь будет?

— Я думаю, что ее достанут и похоронят. Уезжая, я оставил директору письмо, в котором предложил еще раз осмотреть колодец.

— Они сочтут это шуткой.

— Надеюсь, что не сочтут…

Машина свернула на Калужское шоссе. По небу плыли быстрые сизые облака, у палисадников сидели на лавках женщины и торговали яблоками и картошкой.

— Но кто тогда мог убить и притащить туда Матю? Неужели в самом деле Алмазов?

— Я, — сказал Александрийский.

— Вы? Вы его убили? Вы способны убить человека?

— Любой способен убить человека, если для этого не требуется подходить к нему вплотную и душить его.

— Но вы же не могли его тащить! Вам же нельзя!

— А я и не тащил его, — сказал Александрийский. Он провел ладонью по стеклу, словно проверяя, надежно ли оно прилегает к спинке сиденья. — Мне вредно. — Он улыбнулся.

— Вы не шутите?

— Я стоял у погреба и ждал вас. Было уже около семи, я совсем замерз и начал даже на вас сердиться. Куда вы пропали? Там маскарад, а вдруг эта мерзкая девчонка совсем обо мне забыла? И тут я увидел, как дверь из кухни отворилась и оттуда вышел Матя Шавло. Он быстро дошел до погреба и нырнул внутрь. Тут я, конечно же, забыл о холоде — моя версия оказалась правильной. Этот человек — убийца. Моей первой реакцией было удовлетворение. Ага, попался, голубчик! Теперь Алмазов не посмеет с тобой якшаться. Стоит только мне сообщить куда следует, Алмазов откажется тебя знать…

Вскоре Матя выволок из погреба тело Полины и поволок к пруду, не скрываясь, потому что он спешил, и производил столько шума, что услышать меня никак не мог. И чем я дальше следовал за ним, тем более меня охватывали сомнения. Почему я так уверен в том, что большевики с отвращением выкинут убийцу из своих рядов? Да они схватятся за него обеими руками! Им он куда важнее грязный, гадкий, вонючий — такой он послушнее у них в руках. И вдруг я понял, что, разоблачая Матю, я только помогаю ему и большевикам. Но что делать? Промолчать — и дать возможность Мате и Алмазову делать свои карьеры? Получать Ленинские премии?

Александрийский перевел дух и продолжал:

— Тем временем Матя дотащил труп Полины до пруда и остановился. Я смотрел и думал — ну, что он сейчас будет делать? Привяжет к телу груз — и в воду? Но вокруг не было ни одного камня или железки — Матя рыскал взором по лесу, — я как бы стал его сообщником и понимал, как велико его отчаяние. Ведь если труп бросить в пруд, он всплывет, а этого Матя боялся… И тут он увидел этот колодец. И сообразил то, о чем догадались потом и вы. Он потащил труп по плотине, а я, почти не скрываясь, последовал за ним, потому что к тому мгновению я пришел к выводу, что буду вынужден убить Матвея Ипполитовича Шавло, талантливого физика и крепкого молодого человека, потому что иначе я не могу его остановить и избавить от страшных последствий всех людей на Земле. Если у большевиков будет ядерная бомба, они покорят весь мир! К тому же я не видел другого способа наказать человека, убившего беззащитную женщину… убившего ее дважды — первый раз изнасиловав ее, когда она была девочкой, а второй раз — сегодня. — Александрийский сглотнул слюну и замолчал. Лидочка тоже молчала. — Он отыскал какую-то доску и сам, провалившись чуть ли не по пояс в воду, страшно ругаясь — я никогда не подозревал, что Матвей Ипполитович может так ругаться, — страшно ругаясь, дотащил тело Полины до колодца и, встав на край колодца, стал перетаскивать труп через край, чтобы кинуть внутрь.

И вот тогда, слушая эти ругательства и видя нелепую фигуру этого чужого мне человека, который, надрываясь и пыхтя, склонился над колодцем, я понял, что у меня есть выход. И единственный выход. Я достал револьвер, который взял с собой, потому что намеревался вернуть его вам для передачи Альбине, и в тот момент, когда тело Полины ухнуло в колодец, а Матя, стоя на краю колодца, склонился, как бы стараясь разглядеть результаты своего труда, я выстрелил в него — когда-то я хорошо стрелял. Он так и не узнал, что он умер. Он, видно, чувствовал облегчение, что отделался от Полины, и с этим счастливым чувством умер…

Внутренним взором Лидочка увидела эту сцену — она же была там сразу после смерти Мати. А вдруг Матя умер не сразу — он мучился, умирая в этом страшном колодце, лежа на холодном трупе Полины…

— Вы меня ненавидите? — спросил Александрийский.

— Нет, — сказала Лидочка. — Я не могу осуждать ни вас, ни Альбину…

— Ни самого Матю?

— Я никогда не думала, что так устану за эти дни отдыха.

— Ну ладно, не надо говорить, если не хочется, — согласился профессор. — Можно я доскажу вам, чем все кончилось? Или не хотите?

— Доскажите.

— Он без звука упал — и исчез в колодце. Я даже не надеялся, что получится так ловко. Вы не представляете, как все было фантастично! Только что передо мной пыхтел, шумел, двигался большой человек — и вдруг тихо-тихо… И будто никого не было. Я кинул в колодец револьвер, но он не долетел и упал в воду. Я не мог идти в воду и достать его — тогда было бы трупом больше. Так что мне оставалось лишь молиться, чтобы револьвер засосало в тину.

— Но его нашли.

— Нам повезло — если бы не Альбина, мы бы уже были в тюрьме. Но вы не переживайте. Я бы всю вину взял на себя. Вам ничего не грозило.