Денежные короли. Эпическая история еврейских иммигрантов, преобразовавших Уолл-стрит и сформировавших современную Америку - Daniel Schulman

стороны, каждая из которых была уверена, что контролирует Northern Pacific, совещались в течение дня, а поздно вечером встретились в офисе J.P. Morgan & Co. Вопрос о том, кто контролирует Northern Pacific, должен был подождать. Сейчас они должны были совместно найти решение для выхода из кризиса. Наконец Шифф вышел из офиса Morgan, и обе фирмы объявили, что урегулируют открытые контракты с короткими продавцами по 150 долларов за акцию - вполне разумная сделка, учитывая, что акции Northern Pacific в последнее время торговались в разы дороже. Но и эта цена принесла бы фракциям Гарримана и Хилла солидную прибыль, ознаменовав почти 60-процентный рост стоимости акций компании всего за месяц.

Учитывая хаотичную ситуацию на Уолл-стрит, никто не стал бы винить Шиффа за то, что он отменил свои планы на этот вечер. Но к удивлению Лилиан Уолд, которая читала газетные заметки о борьбе в Northern Pacific, ее покровитель и его жена явились, как и было запланировано, на ужин с ней в Henry Street Settlement House.

Угол был сломан, дальше последовала обратная реакция.

В яростной редакционной статье в пятницу, 10 мая, газета The New York Times осудила Гарримана, Хилла и их сторонников за "демонстрацию огромной власти для достижения частных целей, не сдерживаемых никаким чувством общественной ответственности. Обладая силой титанов, они вели себя как ковбои на гулянке, обезумевшие от рома, и дико стреляли друг в друга, совершенно не заботясь о безопасности прохожих". По одной из оценок, "сторонние наблюдатели" понесли убытки на сумму около 10 миллионов долларов во время драки в Northern Pacific. Один расстроенный инвестор, по сообщениям, утопился в чане с горячим пивом. Огнедышащий обзор завершился меткими строками из шекспировской "Меры за меру". "О, прекрасно иметь силу великана; но тиранично использовать ее, как великан".

 

-

Ключевые участники этой драмы выражали разный уровень публичного и частного раскаяния - от легкого раскаяния до полного отсутствия такового. Через несколько дней после паники репортер обнаружил Дж. П. Моргана возле его парижского отеля, куда он поспешил в начале недели, чтобы следить за ходом борьбы с Northern Pacific из офиса французского филиала своей фирмы Morgan, Harjes & Co. Ранее в тот день финансист был замечен вышагивающим, разминающим руки и бормочущим про себя. "Не кажется ли вам, что раз уж вас обвиняют в панике, которая погубила тысячи людей и взбудоражила целую нацию, необходимо сделать какое-то заявление перед общественностью?" - спросил репортер. Печально известный ответ Моргана стал определяющим для хищной эпохи безудержного капитализма. "Я ничего не должен обществу", - прорычал Морган.

В своих собственных комментариях для прессы Хилл обвинил своих соперников в "нечестивой работе" и сказал - что, похоже, было явным укором Гарриману и Шиффу - что "есть люди, которые пришли к убеждению, что деньги могут сделать все в этой стране. Если мы дошли до этого, то деньги должны быть лишены своей силы причинять вред.... Я не желаю иметь такую силу, и, по моему мнению, события четверга сделают многое для принятия законов, которые сделают их невозможными в будущем."

Отто Кан дал первые развернутые комментарии своей фирмы по поводу паники. "Нас обвиняют в том, что мы привели к повороту, и мистера Моргана обвиняют в том же. Мы не имеем никакого отношения к "загону" акций в угол: вернее, любая вина за поворот не должна возлагаться на нас". Он упрекнул Хилла в том, что тот вынужден был устроить разборки. "Никто из нас не ожидал, что произойдет то, что произошло, и я не сомневаюсь, что нам всем немного стыдно за себя".

Под маской спокойствия и властности Шиффа скрывалось глубокое потрясение, вызванное его ссорой с Хиллом и Морганом и финансовой катастрофой, ставшей результатом их столкновения. "Переживания, напряжение и сожаления привели к серьезному ухудшению его здоровья, от которого он долго не мог оправиться", - вспоминал Кан. Сразу после этого Шифф, казалось, был больше всего озабочен тем, чтобы объясниться не с общественностью, а с Морганом. Он написал ему покорное письмо, в котором заявил, что "интересы Union Pacific" на сайте никогда не были "антагонистическими по отношению к вам или вашей фирме" и что он и его партнеры "всегда желали и продолжают желать, чтобы нам было позволено помогать поддерживать ваш личный престиж, столь заслуженный".

Шифф рискнул предположить, что, возможно, паника послужила положительной цели, поскольку лопнул спекулятивный пузырь, который надувался в течение нескольких месяцев:

Хотя всегда приходится сожалеть о том, что общество вынуждено страдать, я считаю, что если бы этого не произошло и безумные спекуляции продолжались бы еще месяц или два, случилось бы нечто другое, что привело бы к гораздо более серьезной катастрофе, такого характера, что, возможно, нанесло бы долгосрочный ущерб всей стране.

Несмотря на оливковую ветвь, сотрудничество с Морганом привело к тому результату, которого Шифф опасался: оно нарушило давние отношения сотрудничества между их фирмами и, вероятно, подтвердило и без того предвзятое отношение Моргана к еврейским банкирам.

Шиффу придется столкнуться и с общественностью - по крайней мере, в некоторой степени. Через две недели после обвала рынка Промышленная комиссия США, назначенная президентом Уильямом Маккинли для изучения консолидации железнодорожной отрасли и ценообразования, вызвала его на слушания в отель на Пятой авеню. Учитывая серьезность только что произошедших событий, допрос Шиффа был относительно дружелюбным - к нему относились скорее как к эксперту в отрасли, чем как к центральному игроку в разгорающемся финансовом скандале. Один из членов комиссии позже утверждал, что администрация Маккинли проинструктировала комиссию, чтобы та вела себя осторожно: "Комиссия получила приказ из Вашингтона нажимать на мягкую педаль, и вместо того, чтобы допрашивать его в открытую, его допрашивали в задней комнате".

"Примите ли вы присягу?" - спросил председатель комиссии, газетный издатель и железнодорожник из Новой Англии по имени Альберт Кларк, когда утром 22 мая начался процесс.

"Разве я вынужден?" Шифф отмахнулся. "Я никогда не люблю ругаться, потому что считаю, что моего слова достаточно".

"Тогда вы делаете торжественное заявление, не так ли?"

Кларк начал с того, что спросил Шиффа о "великих движениях", происходящих среди крупных железных дорог, что является отсылкой к волне слияний и поглощений, сосредоточивших контроль над отраслью в руках горстки магнатов.

"Движения, на которые вы ссылаетесь, я полагаю, являются теми, которые обычно понимаются под выражением "общность интересов", - ответил Шифф, пояснив, что деструктивная конкуренция была

привел к постепенному сближению интересов железных дорог и побудил их скупать собственность друг друга.... Проще говоря, это процесс, который в больших масштабах происходит