Настоящие индейцы - Олег Дивов

Маккинби даже не улыбнулся.

– Ты Деллу в таком виде принимал?

– А в каком еще? Ну, понятно, в шлеме и сапогах.

– Сказать, что будет, если я сейчас выпью? – Маккинби двумя пальцами взял бутылку водки, рассмотрел этикетку. Прижал бутылку к запястью, чтобы чип прочитал метки. – Хорошая водка. То, что называют классической русской пшеничной. Отец присылает?

– Не-а. На «Абигайль» заказываю. Там свой заводик. Иноземцев знает толк в выпивке.

– Крепость сорок градусов. Значит, мне этой дряни потребуется ровно сто пятьдесят граммов. Три полноценных глотка. Через минуту мне станет весело. Через десять минут я подумаю, что для меня, такого замечательного, никаких серьезных препятствий нет и быть не может. Через пятнадцать минут я в кровь расшибу тебе физиономию – за то, что ты тряс мудями у Деллы перед носом. Еще десять минут мне потребуется, чтобы найти Берга и свернуть ему шею. Потом я тщательно вымою руки и пойду к Делле. Дальше по обстоятельствам. Могу успокоиться, а могу бросить ее через плечо, свистнуть свою команду на корабль – и стартовать с места. Мне один раз показали, но попробовать не дали. При старте я спалю половину лагеря. Часа через три я протрезвею. Где-нибудь уже в десятке парсеков от Саттанга. Наверное, мне будет дико стыдно. Но я не дам гарантии, что непременно будет. Ты все еще хочешь, чтобы я выпил с тобой?

– Насчет мудей – ничего поделать не могу. Униформа такая, царская. И пока здесь эти старые пердуны, мои опекуны-советнички, даже думать нечего штаны надеть. Мне, может, тоже не нравится яйцами сверкать. Тут гнуса – тучи. Я флакон репеллента в сутки извожу. И все равно к вечеру зверею, потому что покусан во всех нежных местах. Потому и водка. Она снимает эту ярость. Насчет Берга – а в чем проблемы? Поди и прибей, если невтерпеж, можно подумать, я огорчусь. Не, ну конечно, огорчусь. Я сам хотел ему горло расписать. Но тебе, так и быть, уступлю.

– Он мой брат.

Царь на секунду потерял дар федеральной речи. Он подался вперед, уставился на Маккинби широко раскрытыми фиолетовыми глазами.

– Берг? – уточнил он с недоверчивой кривой усмешкой. Добавил несколько слов по-индейски. – Берг – твой брат?!

– Ну, троюродный. Но все-таки.

– Ой, бля… – только и сказал потрясенный царь. – Ну и новости…

– Мог бы в мою родословную заглянуть. Моя прабабушка – Дженнифер ван ден Берг. Та же самая, что и у него. Он – внук старшего ее сына, я – младшего. Думаю, понятно, что сыновей она родила от разных мужей.

– А Берг об этом знает?

– Конечно.

– То-то я думаю, вы так остервенело дрались тогда в фонтане… А у вас типично братское такое соперничество.

– Никакого соперничества. Вульгарная родовая вражда. Берг вряд ли помедлит убить меня, если подвернется случай. Я – не могу. Потому что он дерьмо, но я-то – нет!

Царь поморгал и сдался:

– Ладно. Я понял. У тебя высокие моральные принципы и этический кодекс толщиной с меня. Ну а Делла? Ты и так ее получишь. Бандитов возьмем – и забирай, я вам еще пир на прощание устрою. У тебя никто ее не отнимает.

– Патер, ты идиот или уже напился?

– А в чем дело?

– Да в том, что… Ты действительно думаешь, я это ради того затеял, чтобы…

– Ой, блин, Маккинби, раньше ты таким стеснительным не был. Конечно, я так и думаю.

– Ты придурок. Я пальцем к ней не прикоснусь. Как ты верно заметил, у меня этический кодекс толщиной не то что с тебя – а с двух меня. Делла меня не любит и не хочет. Чтобы соблазнить ее, мне нужно… – Маккинби покачал бутылкой и поставил ее на стол. – Те самые сто пятьдесят граммов. В пьяном виде я превращаюсь в веселую свинью, которой море по колено. У меня откуда ни возьмись появляется харизма до потолка и самомнение до небес, я становлюсь дивно красноречивым и могу уболтать кого угодно на что угодно. В общем, такой же, как Берг. Тут-то и видно, что мы оч-чень близкие родственники. Разница в том, что Берг обычный подонок, а я – веселая свинья. Как по-твоему, могу я так поступить с женщиной, которую люблю?

– По-моему, – царь вздохнул и отобрал бутылку, – ты навыдумывал себе лишних проблем. А теперь ты загрузил ими меня, а мне не хочется сегодня с тоски выть на луну. – Он пополнил кружку и вкусно выпил. – Закроем тему. На всякий случай: если что, у меня для тебя сто пятьдесят граммов всегда найдется. А там как знаешь.

Входное полотнище откинулось, и в комнату шагнул высоченный худой старик-индеец. Он был в мантии, почти ничем не уступающей царской, в золотом поясе и цепочках на груди, в высоких сапогах. На бедрах он носил скромную повязку, а на предплечьях – расписные кожаные наручи.

Царь мгновенно схватил бутылку, сунул ее под стул, но координация движений уже была подточена водкой – бутылка выскользнула из неверных пальцев и выкатилась старику точно под ноги.

– Ну все, – обреченно сказал царь, – спалились. Ща будет.

Старик поднял бутылку, изучил ее со всех сторон.

– Прижми к руке, не стесняйся, – сказал Маккинби.

Старик вопросительно уставился на него, словно не понял. Царь, скрипя зубами, перевел. Старик односложно ответил. Царь сказал:

– Он спрашивает – зачем?

– Метки прочитать. Патер, не утруждай себя. Хесс неплохо говорит на федеральном. Я уверен, у него есть чип. Не зря же он носит эти красивые наручи, один во всем совете старейшин. Прячет чип на левом запястье? Тогда третий федеральный канал на Саттанге – у него.

Старик поставил бутылку на стол и хладнокровно сказал царю:

– Ты слишком много пьешь. Это дурной напиток, он сделает тебя слабым.

– Другими словами, приведет к алкоголизму, – добавил Маккинби. – Я того же мнения, Хесс. Водка еще никого до добра не довела.

– Ты знаешь, почему я пью, – почти с ненавистью сказал царь старику. – Потому что, черт подери, я образованный человек, я отлично знаю, как сделать мою родину процветающей. Я десять лет готовился править. Я хотел построить дороги, школы, больницы. Я составил письменный свод законов и набросал проект конституции. Я уговорил полторы тысячи специалистов, чтобы они приехали и помогли нам создать промышленность. Я хочу видеть на Саттанге космодромы и электростанции. Я хочу, чтобы мой народ жил в удобных домах и не тратил половину жизни на добывание пищи. Я хочу, чтобы у нас были свои ученые, художники, писатели и музыканты. Мы ничем не хуже людей. Ничем. Нет ни одной причины, почему мы должны жить хуже. Мы можем быть людям братьями по разуму, а мы – дикари, вчера слезшие с дерева. Что ты мне обещал, Хесс? Ты обещал, что все это будет. Потому что я мог остаться с отцом. Я мог бы стать сенатором-землянином. Я добился бы, чтобы наши общины признали малой нацией и индейцам давали бы гражданство при рождении, как людям. Ты испугался, что тогда Саттанг останется без царя. Ты расписывал мне перспективы. И что? Как последний мудила, я бегаю без штанов и подставляю яйца гнусу. Я, выпускник Государственного университета, политолог, у меня диплом с отличием и несколько дополнительных курсов – а я даже не имею права носить штаны! А все потому, что кучка дряхлых мудаков уверена, что знает жизнь лучше меня! Да из вас говно от старости сыплется, у вас мозги давно в труху превратились, вы же дальше леса носу не совали – что вы знаете о жизни?! – Царь рассвирипел, вскочил, и стало видно, что он немного выше Хесса. – Ответь, Хесс! За что ты унижаешь наш народ?! Что ты сделал из меня?! Ты знаешь, как называют Саттанг?! Индейская задница! Наши сородичи, которые там, – царь ткнул пальцем в потолок, – живут как рабы – они живут лучше нас! И никто из них не хочет вернуться! Наш народ бежит с родины, ты это понимаешь?!