Мертвые львы - Мик Геррон

этажей эвакуируют сотрудников, отключат лифты, а пожарные двери на лестницу автоматически откроются, обеспечивая беспрепятственное продвижение как вниз, так и вверх. Люди соберутся в установленных местах снаружи, имена присутствующих сверят с регистрационным журналом охранной службы или со списком держателей ключ-карт. Но ни в одном из списков не будет тех, кто сейчас находится на семьдесят седьмом этаже. Их присутствие нигде не отмечено.

— Послушайте, — начал Уэбб, — я не знаю, почему сработала сигнализация, но, честное слово…

Петр выстрелил в него.

Улицы у подножья «Иглы» заполонили люди. Кто с недовольным видом досадовал на неожиданную помеху, кто радостно хватался за сигарету, но как только они сознавали, что эвакуируют все здания вокруг, то их настроение радикально изменялось. Все замерли, глядя в небо. Все привыкли к учебным тревогам и проверкам, но обычно они касались того или иного офиса. А сейчас все происходило одновременно, так что мрачные подозрения укоренились и расцвели пышным цветом. Все в Сити пустились наутек. В разных направлениях, но с одинаковыми намерениями — оказаться где-нибудь в другом месте, и как можно скорее. Людской поток не уменьшался — повсюду в десяти-, пятнадцати- и двадцатиэтажных зданиях на каждом этаже было полно работников. В офисах, в кабинетах и в переговорных, в коридорах, на лестницах и в комнатах отдыха — везде звучало одно и то же: вой аварийной сигнализации, инструкции покинуть здание. Те, кто успевал выглянуть в окно, замечали толпы на улицах — не самый лучший стимул для организованной, упорядоченной эвакуации. Поднялась суматоха; началась толкотня. Нахлынувшая паника утопила все голоса рассудка.

Такое происходило не сплошь и рядом, но достаточно часто. Финансовый улей Сити предупредил своих рабочих пчел о возможном теракте, и некоторые пчелы начали жалить друг друга.

Впоследствии выяснилось, что большинство увечий было получено в зданиях, занимаемых банкирами. Точнее, банкирами или адвокатами. И среди одних, и среди других оказалось примерно одинаковое число пострадавших.

Джексон Лэм с сигаретой в зубах брел по пешеходной эстакаде жилого комплекса «Барбикан», направляясь к Слау-башне. Над Лэмом высился «Шекспир». Или «Томас Мор». Лэм точно не помнил, чье имя носит эта высотка «Барбикана». Впереди он увидел знакомую скамейку, на которой однажды уснул, сжимая в руке картонный стаканчик из-под кофе, а когда проснулся, то обнаружил в нем сорок два пенса мелочью.

Сейчас он просто присел докурить сигарету. Над его головой угрюмо нависали семидесятые годы, воплощенные в стекле и бетоне, а под ногами темнело Средневековье в виде церкви Святого Эгидия у ворот Крипплгейт. С восточной стороны доносился неумолчный вой сирен, только сейчас развеявший сосредоточенную задумчивость Лэма. По Лондон-Уолл проехали две пожарные машины, непрерывно гудя, а за ними проследовала полицейская. Лэм замер, так и не поднеся пальцы к губам. Еще одна пожарная машина. Джексон Лэм отшвырнул окурок, потянулся за телефоном и рассеянно подумал: «Тавернер, что ты наделала?»

Уэбб повалился на пол; мелкие брызги крови розовым туманом повисли в воздухе, а потом запятнали ковер. Маркус и Луиза одновременно бросились под стол. Второй выстрел ударил в столешницу, веером рассыпавшую щепки. Другого укрытия в комнате не было. Через секунду, а то и меньше, Петр присядет и прострелит им обоим головы. Луиза в панике взглянула на Маркуса, который выдернул из-под столешницы нечто, прикрепленное к ней изолентой; нечто, выглядевшее так же естественно в его руке, как чашка кофе или бутылка пива. Он выстрелил, кто-то вскрикнул. Послышался звук падающего тела. Кто-то громко выругался по-русски. Маркус вскочил и снова выстрелил. Пуля попала в закрывающуюся дверь.

У противоположного конца стола лежал Кирилл, вцепившись в левую ногу, под коленом развороченную пулей.

Луиза выхватила телефон. Маркус с пистолетом в руке подбежал к двери и толкнул створку. Она приоткрылась ровно настолько, чтобы стал виден велосипедный замок, продетый через ручки по ту сторону, — еще один подарок из портфеля Пашкина. Маркус снова толкнул дверь и тут же отскочил; в створку выстрелили снаружи.

В вестибюле по-прежнему завывала сирена. Сквозь вой Маркус различил шаги, удаляющиеся к лестнице в конце коридора.

По мере того как колонна приближалась к Сити — ее голова уже огибала собор Святого Павла, а хвост еще вихлял за виадуком, — толпа прониклась новым осознанием, а морфический резонанс[38] информационного поля, подпитываемый «Твиттером», позволил всем подхватить этот слух одновременно: Сити рушится, здания пустеют, дворцы финансов содрогаются, чувствуя приближение толпы. Этот слух преобразил коллективное настроение, которое сменилось агрессивным триумфом и требованиями разбить голову поверженного врага о булыжники мостовой. Выкрики стали громче и настойчивее. Демонстранты прибавили шагу. Однако же, контрапунктом победному ликованию, с запада поползли шепотки: демонстрацию собираются разогнать, впереди ждет засада.

Все началось с официального предупреждения.

«В связи с непредвиденными чрезвычайными обстоятельствами марш отменяется. Просьба сохранять спокойствие и организованно вернуться к Холборну, где все смогут разойтись».

Из черных бронированных фургонов, до тех пор скромно державшихся в тени, выскочили массивные фигуры в шлемах и со щитами; за барьерами, перегородившими Чипсайд, стоял человек с мегафоном.

«Прохода нет. Повторяю, ваш маршрут перекрыт, демонстрация отменена».

Отдаленный вой сирен подчеркивал его слова.

Минуты две, а то и четыре, голова колонны не двигалась с места, увеличиваясь в размере и заполнив перекресток с восточной стороны собора. Новости расползались по всей длине колонны, от головы до кончика хвоста, будто по нервной системе червяка, которого режут на мелкие кусочки. Тактические отряды спецназа начали рассекать колонну на части, загоняя группы демонстрантов в котлы боковых улочек, переулков и скверов, перекрывая все выходы. Пение озлобленно затихло, а потом и вовсе смолкло; пылкость сменилась раздражением, а потом гневом. Кошечки и собачки, ведьмочки и волшебники испуганно жались к родителям, которые яростно брызгали слюной в лица неподвижных полицейских. Над головой слышался рокот вертолетных винтов, то заглушая пронзительный вой сирен, то превращаясь в ритмичный аккомпанемент, а из Сити тем временем подтягивались толпы беженцев, которые, стараясь избежать возможной катастрофы, скапливались за спинами полицейских, перекрывших Чипсайд.

«Прохода нет. Демонстрация отменена».

Первая бутылка вылетела по низкой дуге откуда-то из центра колонны, закрутилась в воздухе, обрызгала головы полицейских какой-то жидкостью — то ли водой, то ли мочой — и разбилась о дорожный асфальт. За ней последовали другие.

По всей длине колонны, скрытые в толпе, теперь разделенной на толпы поменьше, те, кто явился на демонстрацию с масками в карманах, приняли это за сигнал к действию и надели маски. Пришло время бить стекла, поджигать машины и швырять камни.

Первые языки пламени появились неожиданно, будто цветы ранней весной, и, подхваченные легким ветерком, разнеслись на