Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

На приемах у Макдональда и других официальных лиц Раковский встречался со многими министрами, дипломатами, предпринимателями, общественными деятелями, журналистами и т. д. Он сам посещал немало государственных деятелей и принимал их в посольском особняке. Особенно важны были контакты с главой британской делегации на переговорах А. Понсоби. По поводу беседы с Понсоби, состоявшейся в конце мая, Раковский писал в Москву Литвинову оптимистически: «Я увидел твердое желание договориться с нами».[599] Или в другом письме: «Во вторник вечером (3 июня. – Авт.) увижу Макдональда, – но не знаю, позволит ли мне обстановка (на официальном обеде) поговорить с ним; если из разговора с Понсоби выяснится необходимость требования разговора с Макдональдом – что будет сделано».[600]

Приблизительно к тому же времени завершилось непростое «вживание» Раковского в британскую столицу. О его буднях в Лондоне любопытное представление дал корреспондент эмигрантской газеты «Накануне». Подписавшийся фамилией Султанов, журналист рассказал, что полпредство СССР находилось во временном помещении на улице Нью-Бонд, так как Раковский добивался возвращения ему здания бывшего царского посольства Чешем-Хаус на Итон-авеню (действительно, вскоре полпредство получило возможность переехать в этот роскошный особняк). Делегация СССР на переговорах разместилась в другом месте – пансионе в районе Гайд-парка, а торговое представительство – в центре Сити на Маргарет-стрит. Корреспондент побывал в небольшом кабинете Раковского, из окон которого была видна суматоха лондонских улиц, но отметил покой и порядок, царившие здесь. Произвела впечатление обширная литература на книжных полках, в основном английские политические и справочные издания. С долей иронии журналист отметил: «В строгий стиль внесена лишь одна бойкая веселая нота: на большом плакате изображены часы русской революции. Каждый час циферблата изображен в виде побежденного препятствия. Красная стрелка, перейдя, перечеркнула силуэты Колчака, Деникина, Врангеля». Застать Раковского корреспонденту «Накануне» было нелегко – в течение всего дня он был в движении и лишь вечером попадал в свою частную квартиру. Однажды журналист сопровождал его во время переезда: «Дороги идеальные, автомобиль отличный, и беседа идет, как за столом в удобных креслах».

Эта беседа, состоявшаяся в середине мая, была краткой. Раковский взвешивал каждое слово. Он назвал важнейшим результатом проведенных заседаний лишь подтверждение одних и установление необходимости изменения других старых договоров, отметил, что в центре внимания стоит вопрос о советских контрпретензиях; англичане в принципе не отвергают его рассмотрения, но предлагают выделить вопросы о британских военных кредитах и советских контрпретензиях с тем, чтобы рассмотреть их впоследствии, советская же делегация доказывает тесную связь всех вопросов. Особенно сдержан был Раковский в оценке перспектив переговоров, на смену эйфории первых их недель пришла осторожность: «Я не могу отвечать за английскую делегацию, которая окончательно не высказала своего мнения, но я оптимист», – сказал он.[601]

Большое значение Раковский придавал прямым переговорам с представителями британских финансовых кругов. В этом необходимо было проявлять осторожность, ибо к встречам с ним, чтобы попытаться поживиться на советском рынке, стремилось немало сомнительных личностей, и подчас нелегко было отличить серьезных потенциальных партнеров от разного рода авантюристов или же просто птиц невысокого полета. «Сегодня утром, – писал Раковский Литвинову 17 апреля, – меня предупредили о появлении новых посредников. Я дал директиву сообщить, что не намерен никого принимать, чтобы из них выжали, в смысле осведомления, все, что можно».[602]

В то же время переговоры с представителями солидных фирм протекали, как правило, конструктивно. В британских деловых кругах возникла идея создания нового англо-русского торгового общества. При условии его образования и уменьшения таможенных тарифов для английских товаров в СССР давались обещания содействовать советскому займу при правительственной гарантии.[603] Особенно оживленными были контакты в конце первой декады мая. 7 мая Раковский обедал с банкирами Ивеферстом и Мак-Кенной, встречался с видным лейбористским деятелем Ленсбери, 8 мая был на приеме у зятя лорда Керзона О. Мосли (того самого, который, как уже упоминалось, играл в лейборизм, а через несколько лет станет основателем Британского союза фашистов). «Я думаю, что на этих приемах и встречах решится многое», – писал полпред в Москву.[604]

В следующие дни встречи с высокопоставленными представителями финансового мира продолжались. Раковский убеждался, что деловые люди склонны к уменьшению русского долга, хотя по вопросу, в какой пропорции это произойдет, разброс мнений был очень большой: наиболее скромное сокращение могло составить 25–30 %, хотя высказывалось мнение, что можно потребовать одну десятую. С особым вниманием выслушивалось сообщение Раковского о том, что СССР намерен 60 % предоставленного займа использовать для закупки товаров в Великобритании. При этом неизменно подчеркивалась связь между предоставлением займа и уплатой долгов. Во всех беседах с людьми Сити вставал вопрос о гарантиях займа, имея в виду как гарантию его предоставления правительством Великобритании, так и материальные гарантии выплаты процентов и возвращения средств правительством СССР. Что касается советских гарантий, то, будучи связанным московскими инструкциями, Раковский делал очень неопределенные заявления, что СССР не сможет дать обязательств, затрагивающих его суверенитет, вроде таможенных поступлений, но обяжется дать «банковскую гарантию».[605] Что это означало, было не совсем ясно.

Одновременно с официальными межгосударственными переговорами были начаты переговоры с британскими частными держателями русских ценных бумаг – бонхольдерами. Они, однако, не сдвигались и так до конца и не сдвинулись с мертвой точки. В одном из выступлений Раковский заявил: «Комитет (бонхольдеров. – Авт.) изображал из себя собрание богов, которых мы должны умилостивлять новыми и новыми жертвоприношениями. Мы не могли согласиться на такую унизительную роль. Наоборот, мы заявили, что если держатели русских бумаг рискнут ничего не получить, то ответственность за это будет падать исключительно на комитет бонхольдеров».[606]