Королевство грешников - Шанджида Нусрат Али

через несколько мимолетных секунд я издаю вопль второго оргазма. Он удерживает меня впереди, удерживая на моем теле, в то время как сам продолжает толкаться сильнее и глубже. Его дыхание становится затрудненным, и он следует за мной, находя собственное освобождение. Все его тело изгибается, еще больше подчеркивая очертания мышц, и я почти снова кончаю от такого совершенного зрелища.

Как он может выглядеть так великолепно, как греческий бог?

Он отпускает мои руки, кладет голову мне на грудь и слушает, как мое бешено колотящееся сердце приходит в ровный ритм. Я обхватываю его руками, заключая в свои объятия, в то время как его руки гладят мою спину.

Во мне поселяется состояние расслабления и покоя. Несмотря на предательство и ненависть с обеих наших сторон, я не могу не чувствовать утраченную связь между нами.

Та любовь, которую я тогда питала к нему, продолжала всплывать, как бы сильно я ни пыталась подавить ее. Несмотря на то, что Рея сказала, что Максвелл — злодей в этой истории, у меня все еще было внутреннее ощущение, что это несколько неправильно.

Максвелл всегда поражает меня в самое сердце своими резкими словами, но его прикосновение рассказывает совсем другую историю.

— Я слышала тебя той ночью, — шепчу я. Он продолжает молчать. — Ты сказал, что что-то чувствуешь ко мне. Что-то, что может быть твоей слабостью. Что ты имел в виду под этим? — Спрашиваю я, чувствуя, как его тело напрягается и связь теряется.

Схватив меня за бедра, он с низким ворчанием выходит из меня и усаживает меня на пуфик, забирая полотенце и вытираясь насухо. Он занят тем, что надевает темно-синюю рубашку и брюки.

— Почему ты сказал эти слова, когда думал, что я сплю? Почему не тогда, когда я в сознании?

Он игнорирует меня и заканчивает собираться, прежде чем выйти из гардеробной и направиться за телефоном. Он уходит.

Я хватаю его за руку, разворачиваю к себе, сверля взглядом.

— Перестань быть трусом и ответь мне.

В его глазах вспыхивает раздражение.

— Мне не нужно тебе ничего объяснять. Помни, ты просто…

— Рабыня, — закончила я его предложение. — Я знаю это. Ты отлично напоминаешь. Но я знаю, что слышала, и хочу услышать от тебя правду. Какие чувства ты испытываешь ко мне?

Он молчит, стиснув челюсти, впервые избегая зрительного контакта. Я обхватываю его лицо ладонями и призываю посмотреть на меня.

— Пожалуйста. Все, что мне нужно, — это правда.

Пожалуйста, скажи мне. Пожалуйста.

Мне просто нужна от него правда, потому что от этого зависит все.

Он даже видит по моим глазам, как много для меня значит правда. Он знает, что его слова могут все изменить между нами.

Он убирает свою руку из моей хватки, глядя мне в глаза пустым взглядом. Как будто он отключил свои скрытые эмоции за считанные секунды… как будто для него это так просто.

— Я, блядь, тебе ничего не должен. Твоя работа — быть моим рабом и делать то, что должен делать раб. — Он предупреждающе тычет пальцем мне в лицо. — И перестань, блядь, думать, что я что-то чувствую ко мне. Этого там не существует, потому что у меня нет сердца или души, чтобы испытывать эти дерьмовые чувства. Вбей это себе в голову как можно скорее.

Мое сердце сжимается от каждого резкого слова, срывающегося с его губ. Каждое слово для меня как пощечина, а слезы застилают мне зрение.

Застегивая костюм, он выходит из комнаты, с громким стуком закрывая за собой дверь.

Я стою там несколько секунд в полном одиночестве в пустой спальне. Мои нервы на пределе от боли и душевной боли. Я чувствую, что он лжет, потому что в его словах не было уверенности, как всегда. Но все равно они причиняют ублюдочную боль. Внезапный поток гнева и унижения захлестывает меня, и, прежде чем я сама осознаю это, я спускаюсь по лестнице к Максвеллу, который собирается уходить через входную дверь.

Ускоряя шаг, я успеваю вовремя и выбегаю на улицу, разворачивая его за плечо.

— Ты продолжаешь говорить, что у тебя нет сердца или души. Ну, знаешь что? У тебя тоже нет мужества. Ты всего лишь трус. — Я сильно толкаю его в грудь.

Его подбородок подергивается от ярости. Я вижу, как на его лбу проступают вены, а руки напрягаются по бокам. Его глаза затуманиваются от темного гнева, который, должно быть, он приберегает для своих врагов. Я знаю, что, должно быть, задела за живое, но мне все равно. Я хочу причинить ему боль, и единственный способ — это нанести удар по его эго, его гордости.

Он должен чувствовать ту же боль, что и я.

Его охранники смотрят, но даже видя, что Максвелл кипит от ярости, готовый в любой момент взорваться, как вулкан, они отводят взгляд, делая вид, что не слушают.

— По крайней мере, я знаю, кто я на самом деле. Но ты? Ты не знаешь. Ты только притворяешься перед всеми. Даже перед самим собой и своей матерью. Ей было бы стыдно за тебя.

Я знаю, что это последняя капля, потому что втягивать в это его мать — для него жесткий предел. Мне требуется несколько секунд, но до меня доходит, что то, что я сказала, было неправильно. Он занимает особое место для своей матери в своем бездушном сердце. Я спровоцировала его своими словами, надеясь причинить ему боль, но вместо этого я перерезала ту ниточку свирепости, которую он сдерживал.

Прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы извиниться, его рука движется со скоростью гадюки, крепко сжимая мою шею. На этот раз его хватка крепче, чем обычно, отчего становится трудно дышать. Развернув меня, он прижимает к своей машине, не заботясь о том, что его охрана все еще рядом.

— Ты думаешь, что знаешь меня, но ты даже близко не приблизилась к познанию моего истинного «я». Ты должна быть благодарна за то, что все еще жива и в гораздо лучшем состоянии. — Ненависть, звучащая в его голосе, заставляет мое тело дрожать. Его глаза сужаются. — В сотый раз повторяю, мне на тебя, блядь, наплевать. Знаешь почему? Потому что это твой последний шанс. Пойдешь против меня, и я продам тебя кому-нибудь другому.

Я хмурюсь, хватая его за запястье. Я качаю головой, не позволяя себе поддаться на его слова.

Он мрачно усмехается, заставляя мое сердце биться быстрее.

— Перестань верить, что во мне есть человечность. За свою жизнь я продал много рабов. Что значит еще один? — Он усиливает