Покойник в кювете - Станислав Николаевич Савицкий

углу при неярком освещении они увидели парня лет двадцати пяти в опрятной спецовке и чистенькой рубашке в клетку. Внешностью он напомнил киношного мачо: прилизанные густые черные волосы, тщательно расчесанные на пробор, волевой подбородок и чисто выбритое лицо. Его можно было бы назвать красивым, но ему недоставало мужественности.

Это был сантехник Морозов.

— То-то мне показалось знакомым его имя, — сказал Сергей, прищурившись глядя на него.

— Твой клиент? — спросил Никита.

— Да. Успел засветиться.

Морозов обедал в одиночестве, сидя на стареньком, потрепанном диване, очевидно, отслужившем свой век и выброшенном на помойку, откуда он перекочевал в подвал ДЭЗа. Перед ним на табуретке, накрытой салфеткой, лежали бутерброды с нарезкой из ветчины и сыра, покрытые тонкими кружочками помидоров, и чашка кофе, от которой шел пар. На картонной тарелке рядом лежали два эклера.

Весьма изысканный обед у сантехника, подумал Никита.

В противоположном углу от дивана под самый потолок лежали пачки бумаги для принтеров формата А4 и коробки с шариковыми ручками и скрепками.

— Так вот где ты теперь обитаешь, танцор, — сказал Сергей, и сантехник Морозов поперхнулся, увидев его.

Прошло не меньше минуты, прежде чем он овладел собой и вяло сказал:

— А… Сергей Борисович… Вы ко мне?

— К тебе, танцор, к тебе, — весело ответил Сергей и повернулся к Никите. — Знакомься. Это Михаил Морозов. В некотором смысле местная достопримечательность. Извини, танцор, что отрываем тебя от столь важного занятия. От заслуженного обеда и отдыха.

— Ничего. Мне не привыкать, — ответил потерявший аппетит сантехник.

— Сам виноват. У тебя удивительная способность вляпываться в истории.

— Так уж и в истории.

— Вот сейчас, например, у тебя лежат канцпринадлежности погибшего Василия Соколова.

— А я тут при чем?

— Вот это нам предстоит еще выяснить.

— Вот я и говорю: мне не привыкать. Выясняйте.

Морозов встал с дивана. Он был чуть выше среднего роста, довольно широкий в плечах и узкий в бедрах, как будто слепленный по классическому шаблону мужской фигуры. Плотно облегавшая фигуру спецовка подчеркивала развитую мускулатуру.

— Извините, кроме табуретки, мне вам предложить нечего, — сказал он и всем своим видом дал понять, что хоть сейчас готов освободить табуретку от своего обеда. О замызганном диване он скромно умолчал.

— Ничего, мы постоим, — за обоих ответил Сергей. — Тем более, что она у тебя служит столом. Ты лучше скажи нам: чужие вещички тебе не мешают? — спросил он, кивнув головой на канцпринадлежности.

— Да нет. Пусть себе лежат. Есть не просят.

— Тогда конечно. Главное, делиться обедом с ними не надо.

— И то правда, — усмехнулся Морозов.

— А как они здесь оказались?

— Да очень просто. Увидел такие же на вызове у Людмилы Сергеевны — они были навалены в коридоре и на кухне — и подумал: а чего не помочь молодой паре? Вот и помог.

— Знаю я, как ты помогаешь.

Морозов издал сопящий звук.

— Безвозмездно? — спросил Никита.

— А то нет.

— И начальство не возражает?

— Пока нет.

— Странное у тебя, однако, начальство, — заметил Сергей.

— Разное бывает.

— Что разное бывает? — спросил Никита.

— Начальство.

— Ну у тебя оно исключительное, — с ноткой восхищения сказал Сергей. — И как долго ты собираешься хранить это здесь?

— Пока начальство не вышвырнет.

— Ты, случайно, у Соколовых не в доле? — спросил Никита.

— Нет, — отрезал сантехник. — Знаю я, куда вы клоните. Как говорили мудрые древние китайцы…

— Не ищите правду в подвале у Морозова, — подхватил Сергей. — И это при том, что улики налицо. Но мы сейчас по другому вопросу. Не по вопросу нелегальной предпринимательской деятельности отдельно взятого — или в сговоре с кем-то — сантехника из ДЭЗа.

Морозов отвернулся.

— Скажи мне, танцор, большой был оборот у Соколовых?

— А я почем знаю.

— А разве они без твоего ведома привозили и забирали продукцию?

Морозов ответил не сразу. В образовавшейся паузе Сергей подмигнул Никите:

— Смотри, как тщательно обдумывает, что сказать. Вот что значит опыт. Да, танцор?

— А то нет? С вами, Сергей Борисович, ухо надо держать востро. А то ни за понюшку табака пропадешь.

— Какой же ты неблагодарный, Морозов! — делано возмутился Сергей. — А кто тебя в тот раз от каторжных спас?

— Так уж и от каторжных.

— Но срок бы ты получил. Уж это точно.

— Да как сказать…

— Я вижу, ты осмелел, Морозов. Совсем от рук отбился. Отвечай на вопрос.

Морозов в очередной раз посопел и нехотя ответил:

— Я бы так сказал так: оборот был средний.

— Ты им помогал?

— На предмет чего?

— Погрузить, разгрузить.

— Когда при мне, то конечно. Куда ж тут денешься.

— Значит, ты был кладовщиком при бизнесе Соколовых.

Морозов промолчал.

— Скажи-ка мне, Миша Морозов, как тебе показался Василий Соколов?

У Морозова на лице появилась пренебрежительная гримаса.

— Так себе. Ни рыба ни мясо. Маменькин сынок. Всем заправляет Людмила Сергеевна. Вот она деловая женщина. — В голосе сантехника проскользнули нотки восхищения. — А Васька только щеки надувал. Выдавал себя за главного.

— Тебе приходилось их товар развозить?

— Было дело, — нехотя ответил сантехник.

— Значит, был отстег, — уверенно сказал Никита.

— Так… На бензин.

— Что у тебя за машина? — спросил Сергей.

— Жигуль. Старенький, — ответил Морозов.

— А Василий Соколов вам помогал? Разгрузить, погрузить.

— Нет, — усмехнулся Морозов. — В этих логистических операциях он не участвовал. Офисный был человек.

— Когда ты его видел последний раз?

— Здесь?

— Ну да.

— С полгода назад. Первый и последний раз.

— А теперь слушай меня внимательно, танцор. Я не буду брать с тебя подписку о невыезде, чтобы лишний раз не компрометировать тебя в твоих же собственных глазах, — не знаю, способен ли ты оценить это, — но в любом случае из города ни шагу. До окончания следствия. И не вздумай шутить со мной. Не то я тебе крови попорчу. Понял?

Не дожидаясь ответа, Сергей с Никитой вышли из ДЭЗа, оставив сантехника Морозова с испорченным аппетитом и в плохом настроении на весь день.

— Ты с ним уже сталкивался? — спросил Никита на улице.

— Пришлось, — усмехнулся Сергей. — По кляузному делу.

— Расскажи.

— Расскажу. Заодно поймешь, почему его прозвали танцором.

В переходном возрасте Мишка Морозов пристрастился к танцам. Пустоватый от природы, он ничем другим, кроме них, не интересовался и с грехом пополам переходил из класса в класс, посвящая все время танцам. Окончив школу, он в тот же год оказался в армии.

Вернувшись со службы, Миша Морозов отдался всей душой любимому занятию и пристроился обучать искусству танца в школу современного танца при местном клубе. Довольно скоро на него стали поступать жалобы. Он позволял себе вольности в обращении с девушками, когда показывал им па и различные движения. Вещь недопустимая с точки зрения родителей и остального преподавательского состава. Ему предложили уйти по-хорошему.