Поцелуй сатаны - Вильям Козлов

2

Уланов с трудом удержался, чтобы не обругать продавщицу сельмага. Мало того, что полки в магазине были пустые, так и хлеба не отпустила.

— Вы у нас не прописаны, — заявила продавщица, толстая черноволосая женщина с грубым красноватым лицом. На халате — ржавые пятна неизвестного происхождения — мяса-то в сельмаге сроду не бывало, — волосы неряшливо вылезают из-под косынки. Николай не первый раз заходит в магазин, и продавщица его знает, но вот нынче чего-то заартачилась. Видно, с утра не с той ноги встала или с мужем поругалась. Кооператоров-арендаторов здесь не любят: на Снегова опять пришли в правление колхоза две анонимки, пишут, что без спросу запахал клин под корма для кроликов, под пасеку намеревается оттяпать кусок заливного луга у озера. Странный народ крестьяне! Земли тут полно, десятки гектаров пустуют, а вот если кто взялся ее обрабатывать, не нравится. Точь-в-точь по пословице: ни себе, ни людям. Пишут на Геннадия давно, вроде бы, перестали сети воровать и совершать набеги на крольчатник, так теперь взялись писать во все инстанции. Председатель колхоза изредка заезжает к ним на «Ниве», показывает письма, вроде бы сочувствует, но не скрывает, что на него на правлении здорово давят, дескать, укороти развернувшихся «заломно» арендаторов! Председателя можно понять он ведь от арендаторов ничего не имеет, хоть и не должен им чинить препятствий, наоборот, обязан помогать, но ведь не будешь ссориться со своими колхозниками, которые против?.. Если раньше на правлении было решено завести колхозную пасеку, за которой будет наблюдать Снегов, то теперь и против пасеки стали возражать, мол, пчелы дело ненадежное, часто погибают, все зависит от погоды, а городские, за все берутся, но опыта в этих делах у них мало… В этом, конечно есть здравый смысл. Гена горячо взялся за кроликов, много книг прочел, а вот первый приплод почти весь погиб. Или рано случил самок — у них не оказалось молока — или с кормами что-то не так. У большинства не сохранилось ни одного крольчонка, хотя каждая самка принесла не менее семи-восьми детенышей. Брат бросился в город за ветеринаром, повез на обследование крольчих и погибших крольчат. Пока результат неизвестен. С пасекой дело затянулось, когда можно было взять пчел, не оказалось домиков, а теперь предложили домики, но не было пчел…

Николай утешал брата, дескать, опыт приходит не сразу, кроме книжек необходимы какие-то навыки, вот он их и приобретает… через неудачи.

— Что-то неудач слишком уж много… — жаловался Гена. Действительно, денег они вкладывали много, а пока отдачи никакой. Да и райпотребсоюз забеспокоился, Узнав про гибель крольчат. Гена их утешил тем, что, Мол, первый блин комом, а следующее потомство будет Нормальным… Только будет ли? Может, кроме комбикорма и зеленой травы маткам еще чего-то требуется? Или производители подкачали?

Выйдя из магазина, Уланов поехал в другой. «Жигули» на пыльной гравийной дороги вдруг зачихали, стали дергаться. Причина ясная — засорился карбюратор. Дома нужно будет насосом продуть жиклеры, прочистить бензоотстойник.

В маленьком сельском магазинчике у него паспорта для покупки хлеба не потребовали, но хороших конфет дали лишь триста граммов.

— У меня две коробки, а желающих много, — сказала продавщица. — А вы не наши…

Скоро полгода они здесь, а все не наши! На прилавке лежала разрезанная пополам палка кооперативной колбасы по восемь сорок. Полкило колбасы продавщица отпустила охотно. Ее тут не очень-то разбирают за такую цену! Впрочем, и вареная в сельских магазинах дешевле 5–6 рублей не бывает.

Пыля по дороге в Палкино, Николай размышлял о том, что деревня окончательно вымирает, об этом пишут, говорят по телевидению, но мер-то никаких не принимается! Одних лозунгов и критики мало, чтобы спасти деревню. И одни арендаторы не поправят дело, тут нужны какие-то кардинальные решения правительства. И потом, как сломить отчаянное сопротивление оставшихся в деревнях крестьян против арендаторов? Отвыкшие за последние годы работать и колхозах — толку-то от них ни на грош! — люди и на себя плохо работали. Например, в Палкино ничего не производилось на продажу — ни картошка, ни мясо, ни молоко, ни яйца. Все только для себя. Иван Лукич Митрофанов откровенно говорил, что люди разучились верить своему правительству, претерпев от него сплошные ущемления и разор даже приусадебного хозяйства. В колхозах давно никто из местных, палкинских, не работает, потому что там платят мало. Колхоз бедный, еле сводит концы с концами. Живет на дотации.

Снова мотор чихнул, машина дернулась. Доехать бы до дома. Не хотелось посередине дороги разбирать карбюратор. По обе стороны гравийки тянулись поля, перемежающиеся лугами, озерами. Кусты пожелтели от пыли. Видны были лошади, пасущиеся за скотниками. Слепни не давали им щипать траву, бедные лошади дергали головами, обмахивались хвостами, но зловредные кровососы роем налетали на них с всех сторон. В этом году старожилы сетовали, что слепней особенно много, видно, оттого, что лето жаркое. Людей у домов почти не видно, лишь долговязые белые курицы разгуливают на обочинах. Большинство домов в деревнях, мимо которых проезжал Уланов, бело-кирпичные. В Палкино ни одного кирпичного дома нет. Вон блестит оцинкованной крышей огромное помещение МТС. Возле него вразброс стоят несколько комбайнов и тракторов. Судя по их плачевному виду, давно не работающих. Густой синевой блеснуло из-за ивняка большое озеро. Мелькнула мысль подъехать к нему и выкупаться, но уж лучше потерпеть до дома. На лугу черными головешками мелькали грачи. Выводки свои вывели на кормежку. От старых родителей грачата отличаются длинными желтыми клювами, которые всякий раз широко разевают, когда взрослые грачи извлекут из земли червяка.

Пробираясь уже по разбитой дороге к Палкино — это в трех километрах от шоссе — Уланов видел у ветхих деревянных домов «Жигули», «Москвичи», «Запорожцы» с иногородними номерами. В отпуск приехали родственники. Некоторые приводят в порядок полуразвалившиеся усадебные постройки, но больше можно увидеть гостей на лодках с удочками на озерах. Лето жаркое нынче, тяжело на солнцепеке что-либо делать, да еще эти нахальные слепни. Николай теперь работает в душной комнатке наверху — кровососы выжили его с лужайки. Особенно докучают тихачи, как он прозвал узких серых слепней, неслышно садящихся на кожу. А волдырь после укуса огромный и долго чешется.

Алиса и Лена, приготовив обед, уходят в лес за ягодами-грибами. Вечерами в доме витает душистый запах варенья. Много земляники, черники, малины, а грибы в такую сушь не торопятся появляться на божий свет. Лишь Катушкин ухитряется находить в лесу сыроежки, рыжики и подосиновики. Приносит он из леса и связки березовых веток, потом на завалинке вяжет веники. Неглупый человек, но очень уж болтлив. И всякий раз критикует перестроечные дела. Катушкин пострадал от перестройки: на пенсию спровадили досрочно, министерских привилегий лишили, а теперь и на пенсию замахиваются — собираются пересматривать. Как бы плохо ни было раньше, но чтобы водку, мыло, стиральный порошок, сахарный песок, чай выдавали по талонам, этого не было, разве что в войну. Не понимал этого и Николай, хотя закрадывалась в голову мысль, что в стране орудуют саботажники, убежденные враги перестройки, которые всячески пакостят народу, чтобы оттолкнуть его от перемен, происходящих в стране. Полагал Уланов, что и кооператоры приложили ко всему этому руку: ведь не секрет, что они скупают партиями Многие товары легкой промышленности и продукты. Теперь и дорогую кооперативную колбасу в магазинах Не вдруг купишь! Опять же кооператоры и скупают ее. Денег-то у них, как говорит Гена, «как грязи!». Это у жуликов-кооператоров, которые ничего не производят, а лишь спекулируют дефицитными товарами. Пишут об этом, говорят, а «кот Васька» как из басни Крылова: слушает да ест.

У «Жигулей» с раскрытым капотом нагнулся к мотору широкоплечий загорелый мужчина в синих трусах с белыми полосами по бокам. Он поднял голову и глаза Николая встретились с его глазами. В этом месте травянистый проселок был изрезан поперечными канавками и машина еле ползла. Он нажал на тормоза и, высунувшись из кабины, спросил:

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Молодой мужчина атлетического сложения удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся:

— Спасибо, но я как-нибудь сам все сделаю.

Чувствуя, как бухает сердце, Уланов поехал дальше.

Он не так уж часто последние три года вспоминал Виктора Большакова — своего единственного погибшего в Афганистане друга детства. Эти воспоминания были мучительными. Когда пришло известие, что лейтенант Большаков погиб под Кабулом смертью храбрых, Николай не поверил. Чемпион военного округа по боксу, Виктор не мог погибнуть! По крайней мере, это не укладывалось в голове. У него была завидная реакция, как офицер он был на самом лучшем счету. За год, проведенный в Афганистане, даже ни разу не был ранен. И письма его были полны оптимизма, хотя эта война и не нравилась ему, были сомнения в ее целесообразности, но он был кадровым военным и честно выполнял свой, как тогда назойливо писали, интернациональный долг. Имел несколько наград. Так вот — парень у «Жигулей» был вылитый Виктор Большаков! Правда, когда Николай увидел его вблизи, то поразительное сходство несколько потускнело, да и голос был совсем другой…