Убийца шаманов (СИ) - Валерий Теоли

   В день осеннего солнцестояния он повёл Гарану к пещере у Лысого Холма, через которую они попали в невероятное место с каменными аллирами и древним алтарём. Под жертвенным камнем обнаружился ход в другую пещеру, где покоились истлевшие кости на испещрённых древними надписями камнях. Уложив троллу на самый большой камень, прямо на останки прикованного скелета, колдун поднялся на вершину холма и совершил ритуал, разделивший жизнь Гараны на две части - до и после Пробуждения.

   В неё вселился спавший дотоле дух древнейшей ведьмы, слившийся с духом Гараны. Шуб-Ниггурат стал её Покровителем и заступником, частица его Силы вязкой смолой покинула рассыпавшиеся пылью останки и впиталась в тело троллы, наделив новой памятью и новыми способностями, о коих она, знакомая с колдовством не понаслышке, и вообразить не могла. Она стала величайшей ведьмой Ксарга и вспомнила таинства, забытые десятки веков назад. От прежней Гараны сохранились память, любовь к близнецам и дикая, неуёмная жажда мести.

   Под солнцем она была своенравной женой вождя Бена-Джака, а при лунном свете в ней просыпалась древняя ведьма. Духовные ограды и сторожевые духи распознавали её как жену Глухого Черепа и не реагировали. Она поставила метки на почти всех улиточников и обманом заставила Говорящих с Духами покинуть укреплённые жилища.

   Она приобщила сына с дочерью к таинствам Покровителя, напоила их своей кровью, передав малую толику могущества Шуб-Ниггурат. В сыне, от рождения управлявшим огнём, поселилось чёрное пламя, исцелявшее его раны, а в дочери кровь заменила тёмная жижа, смертельно ядовитая при соприкосновении с живыми телами и высасывающая из них жизненную силу.

   Всё было бы хорошо, не появись проклятый Гор-Джах и аллиры, помешавшие плану ведьмы. Враг проник в логово, она это чувствовала, и встретился с Сыном, защищающим жилище. Боль плетью хлестала ведьму при каждом ранении, нанесённом близнецу, и на теле её вспухали кровавые рубцы в местах, куда ударили её дитя. Она не опасалась бы за него, но Гор-Джах, четырежды проклятый Гор-Джах сильный противник и без своей необъятной Силы. Он разгадывал хитрости умнейших шаманов, побеждая, бывало, за счёт внезапности и уловок. "Сын почти бессмертен, в нём неуничтожимая частица Покровителя, - твердила себе ведьма, выслеживая аллиров. - Ему не стоит бояться тени Убийцы Шаманов".

   Сын потерпел поражение в момент, когда его мать победила, развалив волосами светлую головёнку четвёртого аллира. Зачарованный островерхий шлем слетел и покатился по пожухлой траве с верхней половиной длинноухой головы. Воин, называвший себя горделиво мастером меча, мешком повалился поперёк безногого трупа товарища, так и не выпустив из рук длинный, подобный листку меч с зазубренным лезвием. Белоснежные письмена на колдовском клинке, заляпанном чёрной кровью, растворились в ночной тьме.

   Это был трудный бой, выпивший из ведьмы и Дочери остатки сил. И всё же, они победили. Четверо воинов в серебристо-зелёной тончайшей броне валялись у их ног, распространяя пьянящий аромат свежего мяса. Их не спасли ни ловкость, развиваемая столетиями тренировок и битв с троллями юго-запада и орками востока, ни многочисленные целительные и защитные амулеты, ни чары белоглазой колдуньи, сейчас с ужасом взиравшей на поляну, избранную сэккой для битвы. Девчонка аллирка, слишком молоденькая, чтобы быть опасной, направляла на соратников восстанавливающие чары. Их противников - мать с Дочерью - она тщетно пыталась окружить духовной стеной и замедлить проклятиями. Чересчур неопытной показалась ведьме жалкая длинноухая дрянь. Удар скрученных в плеть волос, и аллирка, отлетев, замерла под деревом. Заколдованная броня уберегла хозяйку от гибели, но из уголка рта у неё струилась кровь. Постанывая, девчонка принялась подниматься и опрокинулась с разбитыми очередным ударом волосяной плети коленями. Ожившие волосы сэкки оплели её, обездвижили, заполонили рот, препятствуя произнесению заклятия. Ведьма хотела убить её не спеша или отдать на потеху Пробудившему, пришедшему к концу сражения и наблюдавшему за смертью последнего из четвёрки мастеров меча.

   Колдовское оружие причиняло муки сэкке и Ланире. Отрезанные им волосы не отрастали, а раны болели и не торопились заживать. Из дочери, проткнутой клинками и заключённой в духовную стену, капля за каплей вытекала жизнь. Она перестала драться и неподвижно лежала, вызывая в матери гнев на ранивших дитя аллиров. Ведьме досталось меньше, и всё равно, прикончив четвёртого воина, она еле двигалась. Из более чем дюжины ран ручейками бежала кровь, почти перерубленная рука безвольно висела на лоскуте кожи и, если бы не волосы, обвившие плечо, предплечье и кисть, оторвалась бы и упала на землю. Тяжело дыша, сэкка взяла здоровой рукой тельце Ланиры и закинула на плечо. Дочь скрылась в теле ведьмы. Внутри она отдохнёт и восстановится.

   Больше беспокоил Арир. Его боль, передающаяся матери, взорвала нутро и парализовала её на мгновение. Сын переступал грань, отделяющую мир живых от Серых Пределов. Он звал на помощь, и как она могла оставить его?

   Облепившие девчонку аллирку волосы сжались, выдавливая из лёгких вместе с воздухом жизнь.

   - Брось её, - попросил Пробудивший. Он бесстрашно шагнул к ней, жестом подозвав сопровождавших его троллей. - Она послужит отличным угул-джас. Заберите её и этих, - говоря последнюю фразу, обращённую к синекожим, колдун презрительно скривил губы. - Они - мой подарок почтенному Горон-Джину. А ты, - повернулся шаман к ведьме, - ступай к сыну. Он сражается с нашим врагом и нуждается в твоей помощи. Не волнуйся, я буду рядом и помогу тебе.

Глава девятая. Гор-Джах

Лаклак

   Лаклак нервничал. Он старался выглядеть спокойным, тон его был ровным, однако, внимательно вслушавшись в поток его мыслей, можно было уловить дрожь, точно вибрировала натянутая струна. Морлок безрезультатно успокаивал себя, дескать, всё хорошо, Кан-Джай не связывается с ним из-за особенностей Лысого Холма и скоро вылезет целым и невредимым, осуществив план. У холмов Дар всегда слабеет.

   Кан-Джай долго не возвращался. Миновало уже много времени для совершения задуманного им дела, солнце вот-вот встанет над горизонтом, а от ученика Гин-Джина до сих пор нет вестей. Самое плохое, ихтиан совершенно перестал ощущать человека после спуска в холм. Холм вообще воспринимался им как огромная дыра, недоступная Дару Дагона. До сознания донеслись однажды обрывки мыслей ловца духов, потом настала давящая гнётом неизвестности тишина.