Точка зеро - Стивен Хантер

Ракета поднялась на высоту восемьсот футов и там поймала сигнал «Касио» на руке Зарси, ибо она тотчас же начала рыскать носом, повинуясь стабилизаторам, которые повернулись в соответствии с командой бортового компьютера, проделавшего дифференциальные вычисления, необходимые для наведения на цель. Зависнув на мгновение в воздухе, ракета развернулась и устремилась вниз.

Два старика следили за ней в ночном небе по дымному следу, хотя ни один глаз не был достаточно быстрым, чтобы сфокусировать взгляд на самой ракете. Казалось, она прочертила прямую линию наискосок к земле, без сомнений, колебаний, не отклоняясь в стороны, не ведая пощады, и скрылась за деревьями, и тут ночное небо над Вашингтоном озарила яркая вспышка, а секунду спустя донесся грохот взрыва.

— Аллах велик! — пробормотал профессор Халид.

— Ты вернулся в истинную веру, мой брат! — воскликнул доктор Фейсал. — Воистину, это ночь чудес!

Белый дом,

Вашингтон, округ Колумбия,

19.38.20

Ночное небо разорвал рев.

В двухстах тридцати ярдах, у основания кованой ограды Свэггер услышал звук и успел увидеть расплывающуюся точку. Развернувшись, он бросился на Рея, увлекая его на землю. Еще через мгновение взрыв расколол небо пополам лезвием света, которое достигло звезд, и в то же время заставил содрогнуться землю. Казалось, он вколачивает гвозди в барабанные перепонки. Затем налетела ударная волна, моментально сокрушая все своим могучим устремлением в бесконечность, засасывая с планеты весь воздух. После чего наступила полная тишина, и тогда кто-то закричал.

Свэггер встал. Рядом поднялся Рей, следом Ник.

С расстояния двести тридцать ярдов они увидели зону разрушения. Ракета попала в подиум и вырыла в земле двадцатифутовую дымящуюся воронку. Все окна крытого перехода от Западного крыла к главному зданию были выбиты, многие рамы покосились. Знаменитые белые стены здания покрылись охрой от кратковременного, но чрезвычайно сильного жара. Деревья повалены или разлетелись в щепки, кусты вырваны с корнем. Языки пламени лизали одно из окон Овального кабинета, другой пожар проявлял свое присутствие в кустарнике ближе к главному зданию.

По всей лужайке лежали тела, озаренные дрожащим светом пламени, распластавшиеся на земле, скорчившиеся, вдавленные в почву жуткой силой взрыва. Прошло немного времени, и сначала по одному, затем целыми десятками хрупкие мешки живой плоти зашевелились и стали подниматься; они вставали, садились на корточки, оглушенные, дрожащие, с всклокоченными волосами, перепачканные землей и копотью, не в силах поверить в случившееся.

В рации затрещал голос:

— Президент не пострадал, президент не пострадал.

И тотчас же другие:

— Внимание, внимание, срочно сюда медицинскую помощь, проклятие, я вижу на земле множество тел.

Вдалеке завыли сирены.

— Боже милосердный, — пробормотал Рей.

— Господи Иисусе, твою мать, — подхватил Ник.

— Где Сьюзен? — спохватился Боб.

Под нарастающий вой сирен они направились обратно к джипу. Мимо с ревом пронеслись первые машины чрезвычайных служб.

Джипа на месте не оказалось.

Сьюзен лежала в траве, так тиха и прекрасна. Волосы слегка растрепаны, что делало ее еще более прекрасной. Мудрые, строгие бриллианты глаз открыты, лицо оставалось спокойным, сквозь алебастровую кожу проступали скулы.

У нее было перерезано горло.

Часть пятая

Джеймсон

Гостиница «Мариотт-резиденс»,

бульвар Уилсон,

Росслин, штат Вирджиния,

два дня спустя, 11.08

Он очнулся в полном ступоре. Рассудок затянут туманом, память отключена, все тело болит. И только один навязчивый сон.

Красавец-принц пытался спасти мир, но забыл спасти прекрасную принцессу. Роль принца исполнял Боб Ли Свэггер, глупейший из глупейших. В роли принцессы — Сьюзен Окада, уроженка Сент-Луиса, дочь врача-онколога; затем Йельский университет, блестящая карьера в ЦРУ, лучшая из лучших, умнейшая, самая красивая, возраст тридцать восемь лет, сейчас и навсегда. Каков смысл спасать мир, если в нем не будет Сьюзен Окада?

«Твою мать, — подумал он. — Если бы мне пришлось пройти через все это еще раз, я променял бы ее жизнь на всех этих ребят в костюмах, считающих себя такими важными. Генералы, адмиралы, сам президент, его помощники… Пусть их заберет дьявол и подвергнет вечным мукам, и заодно меня вместе с ними, пусть меня истязают, я ничего не буду иметь против, только если это поможет спасти жизнь Сьюзен. Пусть они все убираются к такой-то матери на веки вечные, и я вместе с ними, твою мать, твою мать, твою мать!»

Господи, как же ему было больно! Он мечтал снова провалиться в пустоту, лишенную сновидений. Если бы хоть один из тысяч выстрелов, сделанных в его сторону на протяжении многих лет, оказался чуточку более прицельным, если бы пулю не отклонил боковой ветер, сейчас он не мучился бы от этих невыносимых мыслей, поселившихся в голове. Он просто лежал, долго, очень долго, надеясь умереть, однако у смерти, похоже, сегодня выходной. Где она, когда ее так ждешь? «Ну же, стерва, возьми меня, а не ее. Меня, это я тот, кто тебе нужен, кого ты пыталась схватить все эти годы». Однако смерть не отвечала.

В конце концов он обвел взглядом гостиничный номер, вспомнил дачу показаний, заявление, медицинское обследование, вспомнил, что Рей и Ник где-то в другом месте. Он не мог сказать, сколько сейчас времени и когда он вернулся назад; помнил только, что рухнул на кровать и сразу же заснул мертвым сном после почти семидесяти двух часов подряд на ногах.

Телефон замигал, указывая о поступившем сообщении, он поднял трубку, увидел, что сообщений уже двадцать шесть, быстро пролистал их и нашел от Ника: «Сегодня еще одна встреча в кабинете директора в половине второго. Дай знать, что получил это».

Боб попытался разобраться с кофеваркой, наконец смог ее включить. Взглянул на часы — 11.17 первого дня его оставшейся жизни, которая ему не нужна. Подойдя к двери, открыл ее и обнаружил «Вашингтон пост».

Он бегло просмотрел газету. Примерно три четверти первой полосы занимала полная чушь: удар, ответный удар, контрответный удар, обвинения, осуждения, оправдания, долгосрочный анализ, краткосрочный анализ. Что сказала администрация, что сказала оппозиция, что сказали англичане и французы, что сказал «Аль-Джазира».[81] Но где же факты? Один материал показался ему более свежим, и он прочитал его внимательно.

Шестеро убитых. Остальное — контузии, растяжения, несколько переломов, несколько сердечных приступов, но ничего серьезного. Никто из больших шишек не пострадал. «Пойте аллилуйю. Украшайте рождественскую елку. Прячьте крашеные яйца. Надевайте веселые маски. К черту все костюмы, мундиры и тех, кто считает себя чем-то значительным. Наши, чужие — все кончено».

Что касается группы террористов у мемориала героев Иводзимы: полиция убила на месте двоих ученых. Профессор Халид Бисва, ведущий специалист индийской ракетной программы, отвечавший за вопросы целенаведения, мусульманин. Индийская разведка подозревала, что Бисва передавал секреты пакистанцам; он бесследно исчез около трех лет назад. Второй — доктор Фейсал Бен-Абулджами из Александрийского университета, ученый-компьютерщик, на протяжении последних лет консультировал разных плохих ребят, мечтавших перенести джихад в киберпространство. Ну а последний, тот, кто остался в живых, — палестинский террорист экстра-класса по имени Биляль Айюби, на счету которого больше тысячи операций. Разыскивался по всей Европе, но в первую очередь израильтянами. Судя по всему, из тех, с кем лучше не связываться темной ночью.

Зазвонил телефон. Это был Крус.

— Привет, наблюдатель, — сказал он. — Как поживаешь, старина?

— Чувствую себя просто дерьмово.

— Я сожалею по поводу Окада, ганни. Я знаю, как много она для тебя значила.

— В жизни постоянно приходится терять людей. Это неправильно, это печально, это чертовски жестоко, но от этого никуда не деться. Я отправлюсь на похороны, оставлю эту историю позади или, по крайней мере, постараюсь прикинуть, как жить дальше. В любом случае ты сделал потрясающий выстрел.

— Это был выстрел команды Виски-два-два. Я родился для того, чтобы его сделать. Тот самый, ради которого погиб Билли Скелтон. И, в конечном счете, все было проще простого. Один матерый старый пес дал целеуказание, я же просто нажал на спусковой крючок.

— Рей, позволь мне только сказать вот что: ты лучший, черт побери. Никто и никогда не возвращает долги таким ребятам, как ты…

— И ты…

— И Сьюзен Окада. Никто не возвращает долги таким ребятам, как ты и она, так что, по большому счету, ты делаешь все бесплатно, задаром. Тебе даже забывают сказать: «Эй, спасибо, ты спас мир или, по крайней мере, один его маленький уголок». Но ты и она, вы увидели то, что больше никто не увидел, вы разобрались в том, в чем, кроме вас, никто не разобрался, и у вас хватило духу идти дальше. Благодаря вам двоим нам предстоит жить в одном мире, а не в другом.