(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

час – так, по крайней мере, казалось. За окном шумело солнце. За окном класса шумело солнце, и пионерка Наташа Маславская смотрела, как мимо школьной ограды идут праздные люди – серьезные и не очень, с сумками и без, в рубашках с рукавами и без них. Потом она призналась – тихо, одними губами, – что выучить не успела, а признаваться было стыдно, но, когда Наташа призналась, ей почему-то вдруг стало легче – и словно огромная тяжесть, давившая ее изнутри, ухнула куда-то вниз и испарилась, и росчерк красной ручкой в дневнике теперь казался даже чем-то неизбежным, логичным. Наташа наслаждалась наполнившей ее легкостью, и если бы она вдруг превратилась в воздушный шарик, это ее совершенно не удивило бы.

Вот и сейчас она смотрела на свою подпись и уточняющую приписку как на путевку в санаторий. Теперь всё стало вдруг кристально ясным и понятным, как приходы-расходы маленького ИП.

Фомин

Когда Фомин вышел из метро, над головой бурчал гром, а потом и вовсе зарядил ливень. Трамвай сломался – и пришлось топать по грязи две остановки, так что на условленное место встречи Фомин опоздал на полчаса.

– Я уж думал, вас самого задержали. – Пожатие у Мидренко было крепкое, но быстрое, боязливое.

– Да кому мы нужны, – усмехнулся Фомин.

Мидренко был приземистый и какой-то очень зажатый, поэтому казался мелким.

– В этом городе все кому-то нужны, – возразил Мидренко и странно усмехнулся, будто крякнул. – Идемте, здесь недалеко.

Они прошли куда-то дворами и закоулками, и приземлились в одном из кафе у трамвайных путей. Мидренко выбрал самый дальний угол и попросил официантку выключить лампу над их столиком.

– Ну, это уж… – усомнился Фомин.

– Нет! Вы не знаете, на что они способны, – махнул рукой Мидренко. – В каждом заведении общепита установлены камеры с круглосуточной записью. Кому надо, тот видит всё… У меня с головой-то всё в порядке. Я когда в мэрии работал, считался самым перспективным сотрудником…

Мидренко вздохнул. На нем был спортивный костюм – недорогой, старый, черно-синий: в таких путешествуют в поездах, чтобы не заморачиваться. Куда намылился после их разговора Мидренко, Фомин догадывался: не зря тут финский визовый центр недалеко.

– Понимаете, мне терять уже нечего. Я всё потерял. У меня были две квартиры, у жены и дочки по квартире в Томске, в Москве дочке на учебу квартиру купили, и вот только-только купил дачу во Франции…

– Вы что же, Арсений Сергеевич, решили с чистосердечного начать? – благодушно уточнил Фомин.

Мидренко дернул лицом.

– Нет-нет, я не о том… Я вот не знаю, зачем я это всё вам рассказываю… Лицо у вас какое-то… не как у них у всех. Интеллигентное… Понимаете, начиналось-то хорошо: приходят три фирмы с инфраструктурными проектами, там мост, железнодорожная ветка и еще что-то. Говорю, ну, будем решать. А потом приходят мостостроители и говорят: ты или нам мост одобришь, или проблемы у тебя будут. Ну я такой: в смысле, вы что себе позволяете? Они там бабки бешеные обещали, но сам принцип-то какой? Я им кто, уборщица или замгубернатора?

Вопрос был явно риторический, так что Фомин промолчал.

– Я им, значит, всю область в золото превращаю, простите, а они мне это… Ну вот и еду в Петербург на форум, и там нагоняет меня этот ваш… Стригоев.

Мидренко поежился. В этот момент официантка принесла водку – и Мидренко тут же выпил полную стопку. Фомин к своей не притронулся.

– Я потом там справки навел. Оказывается, вот та фирма, которая мост строила, была прокладкой, и еще через пару прокладок вела к – кому бы вы думали? Юрию Боброву, – не дожидаясь ответа, продолжил Мидренко. – Бывший замглавы администрации президентской.

– Я пока не понимаю, какая связь между Стригоевым и…

– Люди делают со страной то, что им вздумается! – рыгнул словами Мидренко. – Только незаметно. Делают так, как им надо. У Боброва этого есть структура, называется Управление, и вот там состоит этот самый Стригоев и выполняет всякие поручения.

– Что, один состоит? Как-то негусто для могущественной организации, – не выдержал Фомин.

Улыбка у Мидренко была странной: уголок рта всё время дергался в нервном тике.

– Ну, знаете, соседней стране хватило. Вы понимаете, это целая сеть, сеть, в которую нас затаскивают, и это тянет на несколько уголовных статей…

– Погодите-погодите, – остановил его жестом Фомин, так и не притронувшийся к своей стопке, пока Мидренко опрокидывал одну за другой. – Допустим, всё, что вы говорите, правда, и Боброву надо влиять на ситуацию в стране и не в одной. Но с какой стати ему лезть в Томскую область и в театр?

Взгляд у чиновника изменился едва заметно, но достаточно, чтобы перемену заметил Фомин. Глаза Мидренко забегали, увлажнились – так выглядит чистый, беспримесный страх.

Мидренко резко вскочил со стула, едва не опрокинув его, бросился к сумке – лишь в последний момент его остановила хватка Фомина – и воскликнул:

– Он и к вам приходил! И вы согласились!

– Да успокойтесь вы, Мидренко, – рявкнул Фомин. – Чем больше вы орете, тем больше привлекаете ненужное внимание. Не успеете в свою Финляндию сбежать, повяжут вон прям на выходе.

Кажется, это убедило Мидренко, потому что он послушно плюхнулся обратно на стул.

– Потому что они не дураки. Они знают, что основной ресурс сегодня уже ни золото, ни нефть, ни газ, ни даже кремний какой-нибудь для всяких штук технологических. Ресурс – он вот здесь, мозги. Понимаете? Начать надо с научных центров, вот как Томск или Сколково, потом театры, потом, может, глубоко в науку руками полезут, кто его знает?

Фомин смерил собеседника скептическим взглядом.

– И вы ради этого меня сюда позвали?

Мидренко всплеснул руками; нервный тик у него так и не прошел.

– Ну как вы не понимаете? Единственное, что нас может спасти в этой ситуации, – это хорошее уголовное дело.

– Для уголовного дела нам потребуется свидетель, – улыбнулся Фомин. – Особенно учитывая некоторый, эм-м-м, контекст, которым вы так чистосердечно поделились…

– Нет! Нет! Тут без меня, пожалуйста, я еще пожить хочу, и желательно не в Магадане, – вскричал Мидренко.

Бывший замгубернатора в момент подхватил потасканную спортивную сумку, метнулся к двери и был таков.

Фомин пожал плечами, поднялся и дернул за шнурок светильника; потом достал из портфеля блокнот, раскрыл его на исчерканной странице и добавил туда пару пометок.

– Стригоев и Бобров, значит, – хмуро сказал он. – Ну что ж, начинали, бывало, и с меньшим.

Интермеццо III

Семнадцатое января две тысячи одиннадцатого. В Камергерском переулке – премьера: сыто, блеск, платья в пол, каблуки не ниже пяти сантиметров, охранники не