Уроки гнева - Анатолий Нейтак

Но строчки, написанные знакомым почерком, уверяли в обратном.

Подъезжая к месту своей аккредитации, Винар уже смирился с мыслью о крутом повороте судьбы. В конце концов, задачи его миссии ясны, перспективы вызывают интерес, а ничего обременительного для чести и совести его не ожидает. В своём письме Айкем (редкий для него случай!) ясно и недвусмысленно выразил то, что в послании со знаками и печатью собственной его величества канцелярии читалось между строк.

В виде тезисов:

а) государство Равнин и лично король Итоллари будут рады получить любые сведения о происходящем в Долине;

б) за неимением лучшего означенные государство и король готовы удовольствоваться сведениями, полученными по официальным каналам;

в) в случае каких-либо претензий Долины к властям Равнин можно и нужно урегулировать возникшие вопросы, соглашаясь на уступки от мелких до средних даже без согласования с прямым начальством, то есть королём Равнин.

…и никто, начиная с меня, мой мальчик, не потребует от тебя ничего сверх сил человеческих. Не надо пытаться совершать подвиги. Необходимо и достаточно просто работать, если работа будет делаться на совесть. Ты справишься, я уверен.

Это в том случае, думал Винар, если тастары примут посла, а не завернут меня с остальной компанией от самого входа…

— Здесь, — уверенно сказал молодой страж по прозвищу Чека (такой же доброволец, как и два других Серых стража, сопровождающих Винара; являются ли добровольцами чиновник и слуги, также присоединившиеся к миссии, оставалось неизвестно).

Посол к тастарам окинул взглядом зелёную чашу в оправе величавых гор с выбеленными вершинами. День выдался ясный, воздух был словно отмыт к празднику хлопотливой хозяйкой, и на несколько йомов вперёд ничто не заслоняло перспектив. Однако увидеть того, что он ожидал, Винар не смог.

— Ты уверен, Чека? В Долине должны жить тысячи людей, но здесь нет поселений.

Страж повёл рукой, словно оглаживая воздух.

— Это здесь, — повторил он. — Незримые чуткие сети висят в воздухе. Такое нельзя ни с чем спутать. Кроме того, эти тысячи людей — они здесь. Я слышу их, как гудение струн в потоке ветра. И я слышу магию тастаров.

— Хорошо-хорошо. Я тебе верю. И всё-таки, где… о.

Впереди и чуть в стороне из воздуха шагнул тастар. Винар не узнал бы его, если бы не странная обтягивающая одежда. Пламенный.

"Вот оно". Не очень ловко соскочив с седла, Винар сделал три шага вперёд и почтительно поклонился, протягивая последний из трёх запечатанных конвертов. Сердце билось учащённо. Где-то в глубине памяти наставник Моэр неодобрительно качал головой. "Что ты творишь, что?! Разве так вручают верительные грамоты? Что за убожество вместо нормального протокола!" Но этому голосу вторил очень похожий: "Выше всего иного ставят тастары прямоту. Если хочешь быстро добиться от них чего-либо, не отнимай времени ни у себя, ни у них — иди кратчайшим путём. Соблюдение церемониала с ними возможно, однако вовсе не необходимо".

Владыка молча вскрыл конверт. Развернул документ, написанный, как и подобает официальному посланию королевской канцелярии, на шёлке, а не на бумаге; охватил текст одним взглядом и снова взглянул на Винара.

— Добро пожаловать, посол. Я помню вас.

— Я рад этому, Владыка, — сказал Винар, акцентируя кивок.

— И вам также — добро пожаловать. Следуйте за мной.

"Вот и весь церемониал", — подумал посол не без юмора, снова садясь в седло. "Начало положено, суверенные державы поцеловались мокрыми носами.

Дядя Айкем будет доволен, когда я напишу ему об этом".

Спускаясь в Долину, Винар продолжал машинально искать признаки человеческой деятельности. Вскоре он нашёл некоторые — а найдя, был не на шутку озадачен.

"Это же посевы! Молодые посевы! Теперь понятно, откуда здесь берутся хлеб, клубни тингпа и прочие плоды земли. Даже странно, как я раньше не заметил этих полей. Только… что это за посевы? Для озимых — слишком рано, для яровых — поздновато: всходам не больше двух декад…" Винар ломал голову, путаясь среди своих не слишком основательных познаний в сельском хозяйстве.

— Никогда такого не видел, — неожиданно заметил едущий рядом Чека.

— Что? — очнулся посол.

— Вы этого не чувствуете, — сказал Чека, словно отходя от углублённой концентрации на каком-то внешнем предмете. — Но всю эту местность как будто прозрачной крышей накрыли.

— Зачем?

— Не знаю. Но никаких бурь, града, заморозков и прочих прелестей погоды здесь нет и не будет — разве что на заказ. Очень, очень мощная магия. Либо тут сразу десятки тастаров старались, сложив силы, либо…

"Либо что? Или — кто?" Но просить Чеку закончить мысль Винар не стал. Довольно и того, что часть секретов Долины оказалась раскрыта ещё до прибытия на место. В самом деле, если не бояться непогоды, три или даже четыре урожая в год — вполне мыслимое дело. Вот она, полезная магия во всей красе!

— Итак, он прибыл и устроился.

— Да, ваше величество.

Итоллари чуть поморщился.

— И что же он сообщает? Впрочем, дайте сюда, я прочту сам.

Один из обманчиво сереньких людей Айкема, Риней, с поклоном протянул королю письмо. Минут около пяти Итоллари читал: сначала проглядел всё написанное, затем выборочно — всё, кроме стилистических виньеток, а под конец, вчитываясь, изучил отдельные важные места.

— Так. — Взмах руки с письмом, задумчивый взгляд на Ринея. — Так. Ты, конечно, это читал тоже. — Письмо было открытое, без конверта, хотя и с печатью: посол всячески демонстрировал, что ему скрывать нечего и не от кого… — Э? Ладно…

В последний момент король передумал. Нет, спрашивать мнения Ринея о письме он не будет. Не стоит оно того. Айкема ещё стоило бы спросить: старик иногда бывает откровенным (или же ловко таковым прикидывается). Этот — нет. Такая уж порода. Его стоит подпускать к себе только для того, чтобы Айкем меньше думал, как вертеть королём, а больше — о том, как при короле удержаться.

Самый лучший слуга — это слуга, который знает, что его в любой момент могут заменить. И даже знает, кем, но ничего не может сделать. Такой о себе не возомнит.

— Ступай, — велел Итоллари.

Риней поклонился и вышел. А король встал с мягкого низкого дивана, обитого белейшим мехом снежной кошки. Несколько раз вымерил шагами кабинет, остановился у окна.

"Вот она, твоя Столица. Дома, улицы, люди…

Твои. Ты — король".

Сжав руку в кулак, Итоллари ударил ни в чём не повинный оконный переплёт и сморщился — не от боли, а от тягостной мути, колыхнувшейся в душе. О да, теперь-то он понимал, почему брат так часто бывал нетрезв даже по утрам…