Мир на продажу. Деньги, власть и торговцы, которые обменивают ресурсы Земли - Javier Blas

или неумелыми. Это движение получило название "акционерная весна", и ключевым объектом внимания стали чрезмерно высокие зарплаты руководителей. Некоторые из ведущих акционеров Xstrata публично выразили свое отвращение к зарплате Дэвиса.

Борьба вокруг бонусов за удержание усилила противодействие сделке среди акционеров Xstrata. Некоторые из них уже считали, что Глазенберг должен предложить более высокую цену за Xstrata. Параллельно с этим суверенный фонд Катара начал скупать акции Xstrata. Всего за несколько месяцев доля фонда превысила 10 %. Он потребовал, чтобы Glencore увеличила свое предложение. Сделка оказалась под угрозой срыва.

И снова Глазенберг провел обсуждение со своими ведущими трейдерами. Некоторые из них не хотели соглашаться на первоначальную сделку, но еще больше они не хотели платить больше. Мистакидис и некоторые другие крупные акционеры утверждали, что им следует увеличить свое предложение только в том случае, если они смогут взять под контроль управление компанией. Глазенберг играл жестко и в течение нескольких недель упорно отказывался повышать свое предложение. Но он блефовал, и катарцы это понимали. Они повторили свое требование: повышайте предложение, или сделка не состоится.

Глазенберг, человек, создавший личный миф как самый проницательный специалист по сделкам в индустрии природных ресурсов, был вынужден признать поражение. Поздно вечером 6 сентября Глазенберг вошел в Claridge's, лондонский отель, известный тем, что в нем останавливаются члены королевской семьи. Глазенберг пришел на встречу с премьер-министром Катара в последней попытке спасти свое слияние с Xstrata.

На встрече также присутствовал Тони Блэр, бывший премьер-министр Великобритании, у которого были тесные отношения с катарцами. Орда инвестиционных банкиров, от успеха сделки которых зависели десятки миллионов долларов гонораров, предложила позвать Блэра, чтобы он попытался сгладить ситуацию.

Это сработало. Глазенберг, непревзойденный трейдер, пришел с готовностью к переговорам. Где-то после полуночи он пришел к соглашению: ему пришлось увеличить предложение до 3,05 акции Glencore за каждую акцию Xstrata, но он получил одобрение Катара. Босс Glencore сразу же направился в соседний бар, где выпивали угольные трейдеры Glencore.

Около двух часов ночи он позвонил Дэвису. Он сообщил своему конкуренту, что договорился с катарцами, но есть одна загвоздка: Глазенберг, а не Дэвис, станет главным исполнительным директором объединенной компании.

На следующее утро совет директоров Xstrata собрался в Цуге на заседание, где акционеры компании должны были проголосовать за сделку. За несколько минут до начала заседания совету директоров был передан лист бумаги с новыми условиями предложения Glencore. Председатель совета директоров Xstrata послушно зачитал их собравшимся акционерам. "Черт возьми, - пробормотал один из них.

Восемь месяцев спустя сделка была наконец завершена, и занавес был задернут над одной из величайших корпоративных мелодрам, когда-либо разыгрывавшихся на лондонской сцене. Дэвис, который впоследствии стал исполнительным директором и казначеем Консервативной партии Великобритании, по-прежнему был расстроен тем, как прошла сделка между Xstrata и Glencore. Он считал, что Glencore с самого начала подорвала сделку, помогая разжигать недовольство акционеров по поводу бонусов за удержание, а катарцы отказались от обещания поддержать его команду.

Но Глазенберг и его команда были на вершине мира. Глазенберг и его трейдеры владели примерно третью объединенной компании, которая вскоре должна была стать третьей по стоимости горнодобывающей компанией в мире, уступая только BHP Billiton и Rio Tinto. Glencore была уже не только крупнейшим в мире трейдером сырьевых товаров, но и одним из крупнейших производителей природных ресурсов на планете. Она была крупнейшим в мире экспортером энергетического угля, используемого для работы электростанций в Китае, Японии и Германии; крупнейшим добытчиком феррохрома и цинка, ключевых металлов для сталелитейной промышленности; а также ведущим производителем кобальта, необходимого для аккумуляторов, используемых в мобильных телефонах и электромобилях. Кроме того, компания обладала достаточной мощью, чтобы инвестировать во все звенья цепочки поставок - в нефтяные месторождения в Чаде и Экваториальной Гвинее, в зерновые элеваторы и порты в Канаде, Австралии и России, а также в автозаправочные станции в Мексике. Это была, по словам Глазенберга, "новая мощь".

IPO Glencore не просто сделало Глазенберга и его трейдеров богатыми; оно позволило им еще более активно расширяться. В то самое время, когда он вел переговоры с Миком Дэвисом о покупке Xstrata, Глазенберг также готовил сделку стоимостью 6 миллиардов долларов по покупке Viterra, канадского зернотрейдера . Чуть больше года спустя он разговаривал по телефону с председателем совета директоров Rio Tinto, предлагая двум компаниям рассмотреть возможность заключения сделки по созданию крупнейшей в мире горнодобывающей компании.

IPO стало шагом в неумолимом движении к большей открытости, которая, как бы ни сопротивлялись ей некоторые сырьевые трейдеры, становилась все более необходимой. Как для того, чтобы трейдеры Glencore начали вести дела с банками Уолл-стрит, им пришлось избавиться от Марка Рича, своего беглого основателя, так и большая публичность стала ценой, которую заплатила торговая индустрия, став более крупной и интегрированной в мировую финансовую систему.

Но публичность принесла и новые проблемы, к которым Глазенберг и его команда оказались плохо готовы. Каждые полгода они должны были подвергать себя и свои результаты публичной экспертизе. Каждый их шаг подробно описывался в прессе. Более того, IPO показало поразительные прибыли, которые заставили всех, от конкурентов Glencore до ее клиентов, от инвесторов до журналистов, от неправительственных организаций до правительств, встать и обратить внимание. Торговый дом оказался под пристальным вниманием, как никогда раньше.

Компания долгое время старалась избегать такого внимания, предпочитая действовать тихо и в тени. Отчасти это было сделано для того, чтобы избежать неловких вопросов о том, с кем и как она имеет дело. Но в то же время это был просто вопрос нежелания раскрывать свои сведения посторонним - в эпоху, когда глобальная сеть компании давала ей значительное преимущество перед многими другими участниками рынка. Именно по этой причине в предыдущих случаях компания отказывалась от возможности выйти на биржу.

По словам Феликса Позена, одного из самых первых партнеров компании, в эпоху Марка Рича в компании даже не обсуждался вопрос о выходе на биржу. Некоторые вещи вы предпочитали не предавать огласке", - сказал он. Думаю, дело еще и в том, к чему вы привыкли. Мы все привыкли работать в частных компаниях".

Затем, в конце 1990-х годов, когда компания искала способ выкупить долю, проданную Roche, несколько инвестиционных банкиров предложили ей выйти на биржу. Но поколение трейдеров Glencore Вилли Стротхотта не поддалось на уговоры банкиров: выход на биржу, по его словам, ограничил бы "свободу предпринимательства" Glencore.

Пол Уайлер, один из трех исполнительных директоров компании в 1990-е годы, выразился более прямолинейно: "У нас были преимущества, если мы хотели платить комиссионные. Так что если