Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

которой отнюдь не по совпадению «развернулся после советизации Литвы»[1236]. После таких «аналитических экскурсов» от бывшего председателя Союза писателей у некоторых комитетчиков (не говоря уже о «среднем человеке») создавалось такое впечатление, что расцвет национальных литератур связан с благой миссией Советского Союза, который якобы привнес в их культурную традицию элемент «возвышенного» социалистического содержания. Именно поэтому абсолютно никакой факт не мог стать помехой для выдвижения сборника «Мой край» на Сталинскую премию. И следом Тихонов поспешил убедить в этом собравшихся: «Саломея Нерис умерла в 1945 году. Но смерть ее не является препятствием; ее стихи сегодня только в первый раз выходят на русском языке»[1237]. Рассмотрение кандидатур по разделу поэзии закончилось с тем самым результатом, на который сделали ставку члены литературной секции Комитета.

О произведениях из раздела литературной критики и искусствоведения речь шла на пленуме, проходившем 7 апреля 1947 года[1238] Неоднозначный отзыв[1239] на ермиловскую биографию Чехова подготовил в те годы ученый секретарь Отделения литературы и языка АН СССР Н. Ф. Бельчиков, который заключил: «Это не историко-литературное исследование и не беллетризованная биография, где допускается свобода творчества; здесь попытка использовать историко-научную концепцию для целей творческого постижения явлений. Это — новость»[1240]. Однако часть наиболее влиятельных экспертов выступит против премирования. Например, Большаков назвал «исследование» Ермилова «очень легковесной книгой» и добавил, что премирование в этом случае вызовет недоброжелательное «изумление в народе»[1241]. Однако книгу все равно было решено оставить в списке на голосование. Обсуждение же книги Еголина по предложению Храпченко перенесли на следующий год с целью ее более подробного и внимательного анализа.

8 апреля 1947 года состоялось заседание счетной комиссии Комитета, в которую вошли Е. М. Кузнецов (председатель), П. А. Марков и Д. А. Шмаринов, а также члены секретариата (О. С. Бокшанская, А. А. Девишев, И. Г. Егорова, А. И. Лифшиц, З. А. Мержанова, Н. Н. Чушкин). Участие в баллотировке приняли 40 членов Комитета. Соотношение голосов оказалось следующим[1242]:

Л. В области ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ

Таким образом, по результатам голосования, выдвигаются:

б) на премии второй степени:

ГРИН Эльмар (Александр Васильевич) — за роман «Ветер с юга».

ВЕРШИГОРА Петр Петрович, Герой Советского Союза — за книгу «Люди с чистой совестью».

ПАНОВА Вера Федоровна — за повесть «Спутники».

НЕКРАСОВ Виктор Платонович — за повесть «В окопах Сталинграда».

К. В области ПОЭЗИИ.

Таким образом, по результатам голосования, выдвигаются:

а) на премии первой степени:

НЕРИС Саломея (Бучене Саломея Симоновна) — за сборник стихов «Мой край».

ЧИКОВАНИ Симон Иванович — за поэму «Песнь о Давиде Гурамишвили» и цикл стихов: «Гори», «Картлийские вечера», «Праздник победы», «Кто сказал» и др.

б) на премии второй степени:

ТВАРДОВСКИЙ Александр Трифонович — за лирическую хронику «Дом у дороги».

БРОВКО Петр Устинович — за поэмы «Хлеб», «Думы пра Москву»; стихи «Брат i сястра», «Зварот музыканта», «Народнае дзякуй», «Каб мне стадь», «Спаткание» и др.

Л. В области ДРАМАТУРГИИ

Таким образом, по результатам голосования, выдвигаются:

а) на премии первой степени:

СИМОНОВ Константин Михайлович — за пьесу «Русский вопрос».

б) на премии второй степени:

ЯКОБСОН Аугуст Михкелевич, заслуженный писатель Эстонской ССР — за драматическую повесть «Жизнь в цитадели».

М. В области ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЯ.

На заключительном заседании, состоявшемся 9 апреля 1947 года[1243], результаты баллотировки были утверждены, а соответствующий протокол подписан Храпченко, Глиэром и Тихоновым. К этому моменту с 27 февраля состоялось 13 пленумов Комитета, в работе которых приняли участие 47 экспертов. Протокол этого заседания[1244] вместе со списком рекомендаций и протоколом заседания счетной комиссии были подготовлены для отправки в Совет Министров СССР.

Храпченко отправил Сталину записку об итогах работы Комитета только 13 апреля. В ней он отметил в качестве «особо выдающихся» повесть В. Пановой «Спутники», сборник стихотворений С. Нерис «Мой край» и пьесу К. Симонова «Русский вопрос»[1245]. Закономерной стала рекомендация присудить «Спутникам» Пановой первую премию, так как эта повесть — «талантливое произведение, в котором ярко изображены простые советские люди, их труд в дни войны»[1246]. В Комитете роман «молодой писательницы» был осторожно рекомендован на премию второй степени. (Богатого литературного прошлого у писательницы действительно не было. Повесть «Спутники» для 40-летней Пановой — почти дебютный опыт работы над большой прозаической формой. В 1930‐е она работала над публицистическими текстами, а с конца 1930‐х писала низкопробные пьесы; в 1944 году появилась первая редакция повести «Семья Пирожковых», которая позднее публиковалась под названием «Евдокия».) По всей видимости, такая оценка «Спутников» была вызвана, помимо прочего, претензиями со стороны Союза писателей, возникшими еще на стадии подготовки текста к публикации. Так, 24 декабря 1945 года Поликарпов, воспользовавшись отсутствием Вишневского (он был в Нюрнберге), писал в редакцию «Знамени»:

Я ознакомился с рукописью В. Пановой «Спутники» («Санитарный поезд»), принятой Вами для опубликования, кажется в первом номере журнала в 1946 г.

Считаю это произведение ошибочным, извращающим действительную картину быта и семейной жизни советских людей.

В романе В. Пановой преобладают мелкие люди, запутавшиеся в семейно-бытовых неурядицах. По существу говоря, все это — несчастные люди, у которых война выбила почву из-под ног. Намеченная автором галерея персонажей представляет собой убогих в духовном отношении людей.

Публикация произведений в таком виде была бы грубой ошибкой. Я категорически возражаю против опубликования романа В. Пановой и настаиваю на проведении специального заседания редколлегии с участием автора и моим заявлением об этом произведении[1247].

Немногим позже Поликарпов в разговоре с Тарасенковым утверждал: «Дойду до секретарей ЦК, но не дам Вам печатать эту вещь»[1248]; критик, по совету Еголина[1249], посвящая Маленкова в подробности работы редакции, выступил против субъективизма партийного работника, который возвел свое личное мнение до уровня «закона». Ошибкой Поликарпова, столь трепетно относящегося к надлежащему исполнению распоряжений по части искусства, состояла в том, что он пытался руководить довольно однородным писательским сообществом (в нем были все «свои»), не будучи литератором и находясь как бы за пределами этого сообщества. Этим объясняется и отсутствие поддержки со стороны Тихонова, который встанет на сторону редколлегии «Знамени». Н. Громова вполне резонно усматривает причину скорого «разгрома» Поликарпова в том, что «Сталин недолюбливал „вождизма“ на нижних ступенях власти»[1250]. Решающим доводом Тарасенкова на заседании Оргбюро по вопросу о деятельности Поликарпова стал тезис о том, что деятельность