Гнездо дракона - Ани Сетон

— Как, любовь моя? — мягко спросил он.

— Как вы смотрели на… Она закусила губу.

— Пойдемте вниз, Николас. Вы должны поесть. Она потянулась к нему, и кружевная шаль упала на пол, открывая перевязь.

Он поднял ее шаль и бережно укрыл ее плечи. Она заметила, что глаза Николаса застыли, когда он заметил ее повязку. Он ничего не сказал, но по его лицу проскользнула какая-то неуверенность. Он последовал за ней в столовую, но когда ему надоели ее попытки накормить и напоить его, ушел прочь.

Они остались в Драгонвике на всю зиму. Так захотел Николас, но это совпадало и с желанием Миранды. Она хотела, чтобы ничто не напоминало им о бойне на Астор-Плейс. Театр и остальные развлечения, которые раньше так ей нравились, больше не привлекали ее, да и весь Нью-Йорк казался мрачным из-за тех последних недель, которые они там провели.

Николас больше не проявлял своих странностей. Он был очень вежлив и оказывал Миранде умеренное внимание. Он больше не обращался с ней ни с холодным безразличием, ни с дикой страстью, от которых она раньше так страдала.

И Миранда, до глубины души благодарная за то, что жила тихо и безмятежно, убедила себя, что, наконец-то, она зажила нормальной семейной жизнью.

Глава двадцатая

Была пятница двадцать четвертого мая, когда Миранда сделала одно важное открытие.

Утром она проснулась с давно забытым ощущением радости и свободы, которые она объяснила чудесной весенней погодой, не желая признавать, что истинной причиной было отсутствие Николаса в Драгонвике.

Последнюю неделю к Николасу вернулось мрачное беспокойное настроение и два дня назад он неожиданно объявил, что собирается совершить короткую деловую поездку в Нью-Йорк и не пригласил ее поехать вместе с ним. Она так привыкла к его постоянному присутствию, что первые несколько часов после его отъезда не могла найти себе места, чувствуя себя потерянной и одинокой. Но вскоре это ощущение сменилось приятной легкостью и праздничным настроением. Ей понравилось одной занимать огромную кровать, есть, гулять, читать тогда, когда ей этого хотелось, или часами нежиться в большой серебряной ванне.

В это утро двадцать четвертого мая она проснулась, полная энергии и жажды жизни. Когда вошла Пегги с утренним чаем, то хозяйка, сидящая в постели, показалась ей очень юной и веселой.

— Доброе утро, Пегги! — радостно поприветствовала она горничную. — Что за чудесный день? Посмотри только, почки распускаются, солнце сияет!

— Действительно, мэм, и сами вы выглядите словно майский день.

Маленькая горничная помогла Миранде одеть розовое домашнее платье, радуясь при этом, что Слава Богу, пока все идет хорошо. Хозяин бросил свои дурные наклонности и по большей части держится столь же обходительно и достойно, как сквайер О'Брайен у нас в Ирландии. А сейчас, когда он уехал, дома дышится еще лучше.

— А как твой Ханс, Пегги? — спросила Миранда, озорно улыбаясь и желая всем в мире счастья. — Ты бы хотела быть свободной сегодня вечером, чтобы встретиться с ним?

Пегги хихикнула и подняла голову.

— Да я его и так вижу постоянно. Этот увалень все время теперь вертится на кухне и в людской. Он хочет сделаться у нас лакеем.

— Лакеем? — удивленно переспросила Миранда. — Но я думала он кузнец.

— И очень хороший, мэм. Пегги заколебалась.

— Это все из-за меня. Он хочет пойти сюда служить. Он ведь знает, что я не оставлю вас, вот он и решил… может…

— Ну конечно, — воскликнула Миранда и поставила чашку. — До чего же я глупая эгоистка. Ты действительно любишь его, Пегги? Ты уверена, что он сделает тебя счастливой?

Девушка кивнула. Ее яркие ирландские глаза смягчились.

— Ради меня он даже хочет переменить веру, мэм. И он такой добрый. Он никогда… никогда не говорил ни слова… о моей ноге.

Она повернулась и отряхнула оборки утреннего платья Миранды.

— В июне ты выйдешь за него замуж, дорогая, — быстро сказала Миранда. — Свадьба должна быть красивой. Если будет нужно мы пригласим священника из Гудзона или из Нью-Йорка. А свадебное платье… белое, конечно. Из белого индийского муслина. Где-то наверху у меня есть большой отрез.

— О миссис, дорогая! — смеясь, воскликнула Пегги. — Белое носят только благородные дамы. Оно не к лицу простой девушке, вроде меня.

— Еще как к лицу! Это самый подходящий цвет для невесты.

Она замолчала, представив девушку в зеленом шелковом платье, стук дождя в окна их маленького дома. Прошло четыре года. Четыре столетия.

Она спрыгнула с кровати, сунув узкие ступни в домашние туфли на лебяжьем пуху, которые подала ей Пегги.

— Надо скорее одеваться. Мы пойдем наверх искать муслин. Я даже знаю, как это платье следует сшить. Тугой корсаж, широкая юбка, но без кринолина. На шее кружево. В ящике с кружевами есть хорошенький воротничок.

Пегги восторженно замигала. Нельзя сделать павлина из маленькой курочки с хромой ногой, подумала она, однако ничего не сказала. Было так приятно видеть хозяйку столь радостной и оживленной, когда всякая тревога исчезла с ее лица.

После завтрака они вместе отправились на чердак. Этот верхний этаж, тянувшийся надо всем домом, и особенно его южное крыло Пегги знала как свои пять пальцев, потому что там жили слуги, и одна из комнатушек принадлежала ей самой.

Вместе они прошли через обитую зеленой байкой дверь в редко посещаемое помещение, служившее кладовой и состоящее из лабиринта необставленных клетушек и стропил крыши.

Они без труда обнаружили ящик с кружевами, но отрез индийского муслина найти не могли. Миранда купила его в первую осень своего брака, намереваясь потом сшить из него распашонки для младенца. Должно быть, отрез хранился с другими напоминаниями об этом коротком и трагичном периоде. Тогда обо всем позаботилась миссис Макнаб, а у Миранды не хватило мужества выяснить, что она сделала с вещами.

И теперь она обнаружила, что среди всех этих ящиков, сундуков и саквояжей не было ни малейшего напоминания о крошечном существе, чей приход в этот мир был осенен такой надеждой. Они не смогли найти даже колыбель.

Должно быть, так распорядился Николас, с уверенностью решила Миранда. Его боль была столь велика, что он изгнал из своего дома все напоминания о ребенке точно так же, как и из собственного сознания.

Ее глаза наполнились слезами. Как же я могла усомниться в нем, думала она, лишь потому, что он мужчина и поэтому прячет свою нежность? Охваченная неожиданной теплотой и жалостью к мужу, она села в сломанное кресло в углу чердака.

Как раз в этот момент ее глаза заметили старый матрас. Пегги была занята в одной из клетушек кладовой, распаковывая чемодан, который они нашли, а Миранда сидела среди нагромождения всевозможной мебели.