Летний остров - Кристин Ханна

— Ни за что! Они тебя живьем съедят.

— Ну и шут с ними! Я буду держать тебя за руку, это придаст мне сил. Они больше меня не заденут, зато мне не терпится дать им сдачи.

Руби воззрилась на мать с благоговением. Ей казалось, что Нора изменилась буквально у нее на глазах. Отныне это была совсем другая женщина.

— Ты просто чудо!

Нора засмеялась:

— Много же тебе понадобилось времени, чтобы это заметить.

Глава 25

Мне достались мои пятнадцать минут славы. Самое удивительное, что, когда отмеренные четверть часа прошли, я все еще была знаменита. Кажется, мы с мамой стали своего рода символом того, что мир вокруг нас не настолько плох. И ест вдуматься, в этом есть смысл. Мы живем во времена, когда в вечерних новостях изо дня в день один за другим идут унылые, наводящие тоску сюжеты.

Грустно, что это нас больше не удивляет. Мы сидим в своих гостиных на мягких диванах, купленных благодаря десятилетию процветания, смотрим новости и качаем головами. Иногда — решительный поступок! — мы выключаем телевизор или переключаем канал. Значительно реже спрашиваем почему. Кто решил, что убийство более достойно показа в новостях, чем милый репортаж о старушке, развозящей горячую пищу больным СПИДом?

Но кажется, я ударилась в патетику и отклонилась от темы. Суть в том, что я своими глазами увидела — известность не утопия, как мне представлялось раньше, и это заставляет переосмыслить мои представления о мире. У знаменитостей больше денег, но меньше свободы, у них больше возможностей для выбора, но меньше честности. Все продается и покупается. А когда мы позволяем средствам массовой информации выбирать за нас героев, значит, мы совсем пропали.

Мы с мамой неожиданно обнаружили, что мы не так разобщены — я имею в виду нас всех, — как нам кажется. Хорошие новости нужны людям не меньше, чем плохие, и им понравился рассказ о моем перевоспитании. Девочка ненавидит мать, потом учится ее любить, затем отказывается от карьеры, чтобы не причинить боль матери. Людям это понравилось. И я им тоже понравилась.

Но больше всего им понравилась моя мать. Они слушали историю ее жизни, изложенную в форме романа, и были поражены тем, что она смогла преодолеть. Она стала больше чем знаменитостью — она стала одной из них, обыкновенной женщиной, и, как ни странно, за это ее еще больше полюбили.

Сейчас я слушаю ее радиопередачу, она отвечает на звонки. Время от времени какой-нибудь сердитый слушатель называет ее лицемеркой и обвиняет в том, что она бросила детей.

Прежняя Нора Бридж, наверное, спасовала бы перед столь меткими и ранящими ударами, но теперь все изменилось. Она слушает, соглашается и продолжает передачу, рассказывая о том, как ошибки могут помочь и какое великое чудо — семья. Она надеется, что люди сделают выводы из ее печального опыта. Слово за слово, она околдовывает их так, как это умеет только она, и к концу передачи они вытирают слезы и задумываются над тем, как вернуться к своей семье. Самые умные тянутся к телефону.

Разговор с людьми, которых вы любите, ничем нельзя заменить. Вы можете о них думать, мечтать, желать, чтобы все сложилось по-другому… Все это только начало. Кто-то должен сделать первый шаг.

Пожалуй, это одна из вещей, которые я поняла нынешним летом, но не самая важная. Истины, открытые мной на Летнем острове, очень просты, они лежали прямо на зеленой траве. Я давно должна была на них наткнуться, и, наверное, наткнулась бы, если бы смотрела получше.

Мы, матери и дочери, связаны друг с другом. Моя мать — моя опора, это она помогает мне стоять прямо. Она в моей крови, в каждом биении моего сердца.

Я не мыслю себе жизни без нее.

Теперь я поняла, сколь великая драгоценность — время, этому меня научил мой друг Эрик. Иногда я мысленно представляю его прежним, он смеется, стоя на носу парусной яхты, и смотрит вперед, в будущее. Мне слышится его голос в шуме ветра, в каплях дождя я чувствую его прикосновение, я вспоминаю, вспоминаю…

Жизнь коротка. Я знаю, что когда Эрик проиграет борьбу с болезнью, его смерть явится для всех нас невосполнимой потерей. Я сниму трубку, наберу номер маминого телефона, и она снова вернет мне меня.

Дочь без матери — надломленная женщина. Теперь я в этом уверена.

Из Лос-Анджелеса я уезжала жесткой, циничной, горькой молодой особой, готовой по любому поводу лезть в драку. Здесь, на Летнем острове, я стала цельной личностью. Оказывается, это было совсем просто. Теперь я это поняла.

Я приехала сюда, чтобы разобраться в жизни моей матери, а разобралась в своей собственной.

— Как ты думаешь, скоро они вернутся?

Дину не надо было уточнять, о ком спрашивает Эрик. За три дня, прошедшие с отъезда Норы и Руби, Эрик постоянно гадал, когда они вернутся. Дин заметил, что брат забывает его ответы. Стоило им закончить разговор, как буквально через минуту Эрик снова задавал тот же вопрос: «Как ты думаешь, скоро они вернутся?»

— Со дня на день, — ответил Дин.

Он всегда отвечал одинаково, но сам в душе не был уверен, и эта неуверенность его мучила. Каждую ночь Эрику звонила Нора, но Руби всегда была чем-то занята: то давала интервью, то участвовала во встрече. Она позвонила им только один раз, и хотя говорила все, что полагается в таких случаях, Дин чувствовал, что они начинают отдаляться друг от друга.

Руби стала знаменитостью. Свершилось то, о чем она мечтала с самого детства: ее полюбили незнакомые люди. Дин не мог упрекнуть ее за то, что она наслаждается каждым мгновением своей внезапно обретенной славы, но невольно спрашивал себя, осталось ли в ее жизни место для него.

Эрик закашлялся.

Дин отвернулся от окна. На какое-то мгновение вид брата его ошеломил. За последние несколько дней это случалось не впервые: временами состояние больного ухудшалось так резко, что перемена заставала Дина врасплох. Эрик еще больше похудел, как-то съежился, улыбка на его лице стала редкостью. Казалось, он уставал уже оттого, что дышал, а обезболивающее помогало лишь ненадолго.

— Мы можем выйти из дома? — спросил Эрик. — Кажется, денек очень хороший.

— Конечно.

Дин выбежал во двор, чтобы все приготовить. Он поставил в тени старого земляничного дерева шезлонг и развернул его так, чтобы Эрику было видно море. Потом вернулся, закутал брата в толстый плед и на руках вынес на улицу. Эрик сделался невесомым, не тяжелее маленького ребенка.

Дин бережно усадил больного в шезлонг. Эрик откинулся на спину, утонув в подушках, и закрыл глаза.