Махабхарата. Рамаяна - Коллектив авторов

Мудрый советник Сугривы приглашает братьев взойти на вершину горы. Именно Сугрива, по его словам, в союзе с доблестным Рамой отыщет прелестную Ситу и поможет одолеть свирепого Равану.

Рама утешает Сугриву. Барельеф из храма Бафуон (Ангкор-Ват). Камбоджа, XI в.

Сугрива с почестями встречает братьев. Выслушав их печальную повесть, он рассказывает, как Валин лишил его царства, а потом захотел отнять и жизнь, так что он вместе с четырьмя своими верными товарищами принужден был бежать из Кишкиндхи и укрыться на пустынной горе. Он умоляет Раму и Лакшману помочь ему избавиться от угрозы смерти, помочь убить Валина и вернуть утраченное царство. Рама, в свой черед, просит Сугриву оказать ему помощь в поисках Ситы и в войне с предводителем ракшасов. Так возникает великий союз между лучшим из людей и царем обезьян.

Друзья идут к столице обезьяньего царства Кишкидхе. Рама и Лакшмана прячутся в лесу, Сугрива вызывает Валина. Начинается жестокая битва. Рама, не замечаемый Валином, кружит среди лесных зарослей вблизи сражения. Но братья очень похожи друг на друга, а пыль от битвы так густа, что Рама опасается выстрелить, чтобы не попасть в Сугриву. Валин побеждает брата и возвращается во дворец...

Битва Сугривы и Валина. Барельеф из храма Лоро Джонгрант Ява, IX в.

Рама и Лакшмана находят Сугриву, омывают его раны, утешают его.

Сугрива по просьбе Рамы надевает цветочную плетеницу - ради отличия от брата - и выбывает Валина на новый бой. Валин вновь одолевает Сугриву, но Рама выбирает мгновенье: его стрела поражает Валина в самое сердце. Умирающий царь говорит: «Я многажды бился с тобой, Сугрива, но ни разу не отнимал жизни. Ты же поступил вдвойне дурно: поспешил отправить меня в царство Ямы, да при этом призвал на помощь Раму. Прежде я был наслышан о благородстве и доброте сыновей Дашаратхи. Теперь я знаю, что это ложь! Царевич Кошалы убил меня из засады, когда я честно сражался с братом».

Рама, сражающий Валина. Барельеф из храма Лоро Джонгрант Ява, IX в.

Рама говорит, что Валин первым преступил закон, ибо, не спросив разрешения Бхараты, который владеет всеми здешними землями, изгнал Сугриву из Кишкиндхи и отнял у него дом и жену. «Ты первый поступил дурно и тем навлек на себя гибель! Кроме того: ты - всего-навсего обезьяна, а я человек, и я вправе сколько угодно охотиться на обезьян, стреляя в них из засады!»

Кишкиндха охвачена скорбью. Плачет жена Валина, луноликая Тара, плачет его сын Ангада... Сугрива печален, его мучают угрызения совести. «Я избавлюсь от них, - говорит он Раме, - лишь взойдя вместе с братом на погребальный костер». - «Никто не властен, - отвечает ему Рама, - над великим Временем-Судьбой, и оно само не ведает своего течения. Валин обрел заслуженное им в этой жизни, а быть может, - и в предыдущих рождениях; он пал на поле битвы, как доблестный муж и, несомненно, достигнет неба...»

Хануман просит Раму и Лакшману войти в город и возвести Сугриву на царский престол. Они отказываются: они дали обет Дашаратхе не переступать городских пределов, пока не минует четырнадцать лет изгнания.

Рама и Лакшмана. Деталь фронтона храма Бантеай Среи. Камбоджа, X в.

Божественный царевич Кошалы и мужественный, верный Лакшмана удаляются в горную пещеру, ибо наступает пора дождей.

[СЛОВО РАМЫ О ПОРЕ ДОЖДЕЙ] (Часть 28)

«На горы походят, клубясь, облака в это время,

Живительной влаги несущие дивное бремя.

В себя океаны устами дневного светила

Всосало брюхатое небо и ливни родило.

По облачной лестнице можно к Дарителю Света

Подняться с венком из кутаджи и арджуны цвета.

Мы в сумерки зрим облаков розоватых окраску,

Как будто на рану небес наложили повязку.

Почти бездыханное небо, истомой объято,

Желтеет шафраном, алеет сандалом заката.

Небесными водами, точно слезами, омыта,

Измучена зноем земля, как невзгодами - Сита!

Но каждого благоуханного облака чрево

Богато прохладой, как листья камфарного древа.

Ты ветра душистого можешь напиться горстями.

Он арджуной пахнет и кетаки желтой кистями.

Чредою летучей окутали черные тучи

Грядою могучей стоящие горные кручи:

Читающих веды, отшельников мудрых фигуры

Застыли, надев антилоп черношёрстые шкуры.

А небо, исхлестано молний златыми бичами,

Раскатами грома на боль отвечает ночами.

В объятиях тучи зарница дрожащая блещет:

В объятиях Раваны наша царица трепещет.

Все стороны неба сплошной пеленою одеты.

Исчезла отрада влюбленных - луна и планеты.

Тоской переполнено сердце! Любовных услад же,

О младший мой брат и потомок великого раджи,

Я жажду, как ливня - цветущие ветви кутаджи...

Воды небесной вдоволь есть в запасе.

Кто странствовал - стремится восвояси.

Прибило пыль, и, с ливнями в согласье,

Для воинов настало междучасье.

На Манас-озеро в лучах денницы

Назарок улетают вереницы.

Не скачут по дорогам колесницы:

Того и жди - увязнешь по ступицы!

Небесный свод, повитый облаками, -

Седой поток, струящийся веками!

И преграждают путь ему боками

Громады гор, венчанных ледниками.

Павлин кричит в лесу от страсти пьяный.

Окрашены рудой темно-багряной,

Уносят молодые воды рьяно

Цветы кадамбы желтой, сарджи пряной.

Тебе дано вкусить устам желанный,

Как пчелы - золотой, благоуханный,

Розовоцветных яблонь плод медвяный

И, ветром сбитый, манго плод румяный.

Воинственные тучи грозовые

Блистают, словно кручи снеговые.

Как стяги - их зарницы огневые,

Как рев слонов - раскаты громовые.

Обильны травы там, где ливень, хлынув

На лес, из туч, небесных исполинов,

Заворожил затейливых павлинов,

Что пляшут, опахалом хвост раскинув.

На миродержца Вишну, по причине

Поры дождей, глубокий сон отныне

Нисходит медленно; к морской пучине

Спешит река, и женщина - к мужчине.

Земля гордится буйволов четами,

Кадамбы золотистыми цветами,

Павлинов шелковистыми хвостами,

Их пляской меж душистыми кустами.

Слоны-самцы трубят на горных склонах.

Густые кисти кетак благовонных

Свисают с веток, влагой напоенных,

Громами водопада оглушенных.

Сверкают мириады капель, бьющих

По чашечкам цветов, нектар дающих,

По сотням пчел, роящихся и пьющих

Медовый сок в кадамбы мокрых кущах.

Дивлюсь розовоцветных яблонь чуду!

К ним пчелы льнут, слетаясь отовсюду.

Их плод - нектара дивному сосуду

Под стать, а цвет похож на жара груду.

На пики, на кремнистые откосы

Присядут с грузом тучи-водоносы -

И побредут, цепляясь за утесы,

Вступая в разговор громкоголосый.

Клубясь потоками вспененной влаги,

Неистовые, как слоны в отваге,

Несутся в небе грозных туч ватаги.

Их осеняют молнии, как стяги.

Небесный свод окрасила денница.

Там облаков блистает вереница.

По ветру журавлей летит станица,

Как лотосов атласных плетеница.

Листву червец обрызгал кошенильный.

Как дева - стан, красотами обильный, -

Одела покрывалом, в чан красильный

Окунутым, земля свой блеск всесильный.

Приняв за вызов - гром, вожак слоновий

Вполоборота замер наготове.

Соперничества голос в этом реве

Почуяв, он свирепо жаждет крови.

Меняется, красуясь, облик чащи,

С павлинами танцующей, кричащей,

С пчелиным роем сладостно жужжащей,

Неистовой, как слон, в лесу кружащий.

Леса, сплетая корни в красноземе,

Хмельную влагу тянут в полудреме.

Павлины ошалелые, в истоме,

Кричат и пляшут, как в питейном доме.

Пернатым ярким Индра благородный

Подарок приготовил превосходный:

Он в чашечки цветов налил холодной

Кристальной влаги, с жемчугами сходной.

Мриданги туч гремят в небесном стане.

С жужжаньем ищут пчелы сладкой дани,

И кваканье лягушечьих гортаней

Напоминает звук рукоплесканий.