Чердынец - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вылез из малины попить и умыться, подошел к конторе, где всегда стоит в теньке фляга с питьевой водой и кружкой — оп-па! А здесь все три моих «страдания» стоят, посмеиваются. Ага, Любицкая, Туркасова и тетя моя любимая!
— Юр! Вот Надя нам рассказывает про тебя, а мы и не знаем — верить или нет! — Наташа-Наташа, как же ты хороша! Она стоит, улыбается и ждет ответа.
Я окинул их взглядом, черт! у-у-у-у, вражины!
— Не верьте! То всё — гнусные инсинуации и происки врагов! Я не виноват не чем, меня — нагло оклеветали! — прошел мимо, открыл кран и умылся. Потом выпрямился и посмотрел на Наталью:
— Вы сейчас о чем, тетя Наташа?
Все трое стояли, удивленно вытаращив на меня глаза. Первой прыснула Любицкая:
— Ну Юрка, ну комик-юморист!
Тут тетка:
— Юр! Расскажи девчонкам, как деньги выиграл, а то они не верят!
Я оторвался от кружки с водой, подумал:
— Вот что я Вам, красавицы, предлагаю: близится время вашего обеда и вот ведь совпадение — я тоже жрать хочу, как из пушки! Вам на обед идти — необязательно: ребятишки ведь в садике. Вот у Нади Туркасовой и детей пока нет! — та фыркнула, непонятно только — на «Надю», без приставки «тетя», или на то, что детей у нее пока нет. Ну, про «тетю» — обойдется, не так уж и намного она меня старше! — Я сейчас все равно в кузню пойду — тяпки надо наточить! А там махну через забор, к столовой, и куплю там перекус какой-нибудь — так сказать — «проставлюсь» за свое нежданное «богачество»! Так, совмещая приятное с полезным, и проведем нашу пресс-конференцию!
Тетка моя откровенно смеялась, Любицкая — тоже:
— Я же говорю — юморист ты, Юрка! — чуть посерьезнее, — только вот неудобно как-то — ты, мальчишка, будешь угощать взрослых тёток! Давай мы скинемся, да и купишь чего-нибудь!
— Вот обидеть меня норовите, прекраснейшая Наталия Батьковна! И ведь не правы вы во всем! И я не мальчишка, а «богатей» и завидный теперь жених! И вы — не тетеньки вовсе, а очень красивые молодые женщины! А некоторые и вовсе — девушки! — я покосился на Туркасову.
— Слушай, Юрка! Ты хоть и богатей, но какой же ты жених?! Рановато вроде бы! Да и мы старые для тебя, к нам-то свататься! — Наталья смеялась и была чудо как хороша!
— Красавицы! Ну что такое — моя дикая юность! Годы летят — через шесть лет мне — восемнадцать, оглянутся не успеете! А вам к тому времени сколько будет? Ну — тридцать! Ну что это за возраст для красивых таких?! Вы будете — в самом соку, как говорится! И я — молодой, красивый и богатый жених! Подумайте, не отказывайтесь впопыхах!
Тетки хохотали. Туркасова почему-то не веселилась:
— Смотри, жених, как бы Натальин Анатолий тебе «женилку» не оторвал!
— Вот злая вы, тетенька Надинька! Не… мне такая злая жена — не нужна! Мне добрые нужны — вот как эти красавицы!
Тетка, вытирая глаза рукой:
— Ну, Юрка, меня-то зря сюда приплел. Я же тетка твоя, какая же я — невеста!
— Советское законодательство запрещает браки между близкими родственниками, а близкими родственниками, по тому же законодательству, являются родители — отцы, матери; родные братья и сестры; дедушки-бабушки там. Про теть там ничего не написано!
— Ох, иди уже в столовую, жених!
— Так… Вы заказывать что будете? Фуа-гра и утку по-пекински заказывать не стоит — это в нашей столовой не делают! — я продолжал дурачится.
— А что это… вот то, что ты сейчас назвал?
— Вот видите! Видите!!! Я не просто молодой, красивый и богатый жених! Я еще и умный! Запомните это, когда будете обдумывать мои слова про будущее! Мое и, возможно, свое!
— Все — топай! Хватит нас смешить! — тетка развернула меня и шлепнула по заднице.
— Вот… Тетя Надя — это сейчас как воспринимать, этот шлепок? Как наказание, или как начало заигрывания?
Тетка продолжая улыбаться, но уже — меньше:
— Иди уже, я сказала! А то расскажу матери, как ты со взрослыми женщинами заигрываешь! Враз ремня получишь!
— Ну вот как жить-то! Как жить! Чуть пофлиртовал с красивыми девушками — уже ремнем стращают! — надо и правда топать, а то тетя, что-то веселится перестала.
Отдав тяпки кузнецу, дяде Пете Фирсову, я сквозь доски забора РТС, вылез к столовой. Таких мест в заборе было немало, и местные пацаны знали их все.
У меня теперь всегда с собой была пятирублевая купюра — не слишком много, чтобы вызвать вопросы у взрослых, в случае «палева». Вот ее я и собирался потратить.
Закупил котлеты; хлеб, колбасу и сыр попросил порезать. Взял еще пирожки двух видов, и пирожных — помадок и бисквитных, с заварным кремом. Взял газировку двух видов — обычную «Буратино» и редко привозимую сюда из Тюмени — «Крем-сода». Все свои покупки объяснил тем, что меня за едой послали женщины, которые сегодня работают на огороде.
Так. Вроде бы всего хватит. Женщин трое, и мы с сестрой, и Светкой. Вот только как это все тащить-то? Ни авоськи — называемой здесь у нас попросту — сеткой, нет, ни сумки какой. Но мне помогла буфетчица — все аккуратно сложила и завернула в плотную оберточную бумагу.
С этим свертком я еле пролез через забор, ага. А потом еще карячился со свертком в одной руке, и с тяпками на другом плече. Но — одолел все напасти!
Так… две длинных доски, положенных на горловины флаг, перевернутые ведра — стол готов. Хорошо, что бумага есть — постелить под продукты! Продукты, газвода. Можно было и чай нагреть — у Веры Палны в кабинете есть и электроплитка, и чайник. Но хозяйка огорода куда-то «свинтила» в неизвестном направлении и контору — закрыла на замок.
— Что это мы празднуем? — довольно хмуро поинтересовалась Катя.
— Вот женщин решил угостить, что им на обед тащиться — пока туда, пока — обратно: сколько там на сам обед останется?!
— А деньги где взял? — что это с Катькой
