На четвертый раз везет - Кайса Ингемарсон

Начались съемки, и дни наполнились бурной деятельностью и общением со множеством людей. Намерение позвонить отцу отошло на задний план, хотя каждый вечер, возвращаясь в тесную квартирку, Паула напоминала себе это сделать. Как-то совсем уже собралась, но услышала, как Ракель открывает дверь, и снова отложила. На потом.

Юхан больше не звонил, и, несмотря на все старания осознать окончательность разрыва, Паула была разочарована. Неужели он не передумает? Она, конечно, не вернется – гордость у нее пока осталась, – но все-таки. Паула мечтала услышать слова раскаяния. Она сочиняла длинные реплики от лица Юхана, как он объясняет, что не может без нее жить. И ни в одной из реплик не упоминалась «другая».

В четверг съемок не было, и Паула выспалась, впервые за долгое время. В квартире было тихо, и, проснувшись, Паула села за кухонный стол, чтобы в блаженном одиночестве съесть тарелку простокваши. Сигнал телефона заставил ее вздрогнуть. Наверное, это Ракель – решила проверить, проснулась ли Паула. Но это была не Ракель.

– Паула, привет, это я. – Молчание. – Алло?

– Да, я слушаю, – медленно ответила она.

– Как хорошо, что я тебя застал.

– Как ты узнал, где я?

– Не так сложно догадаться… А что?

– Ничего.

– Как дела?

По какому праву он спрашивает?

– Что тебе надо?

– Просто… – он замолчал на мгновение. – Твой папа звонил.

Вот черт! Только этого не хватало.

– И что ты сказал?

– Я не знал, что сказала ему ты. Мне показалось, что он ничего не знает.

– Не знает, – пробормотала Паула. – Но теперь узнал, да?

– Я сказал, что не знаю толком, где ты. Он, конечно, спросил, в чем дело, но я ответил, что ты расскажешь сама. Я пообещал выяснить, где ты.

Паула с горечью осознала, что все это совсем не похоже на начало монолога в стиле «вернись, я все прощу».

– Ну, не буду мешать…

– Ничего! Как… как у тебя дела?

Казалось, Юхан обрадовался этому вопросу.

– Странно… Одиноко.

Паула затаила дыхание, может быть, сейчас…

– Но на неделе у меня будут гости, уже лучше!

– Вот как?

– Одна женщина из той компании голландцев, с которыми я познакомился в отпуске…

Паула была не в силах слушать дальше.

– Мне надо идти, – перебила она непривычно резким тоном.

Прервав разговор, она осталась стоять с трубкой в руке. Опустив ее, заметила потные следы пальцев на черной пластмассе. Было больно. В голове. В животе. В сердце. Черт, черт, черт!..

В Стокгольм вернулось лето, уличные кафе снова наполнились людьми в легкой одежде. Паула оделась не по погоде и теперь утирала пот со лба, сидя в автобусе по дороге на работу в кожаной куртке и джемпере с длинными рукавами. Придя в студию, она увидела Карину, которая радостно махала рукой. Паула постаралась ответить улыбкой. Вышло плохо. Соответствующие мимические мышцы не работали несколько дней.

На этот раз сковывающая одежда Сандры подходила Пауле как нельзя лучше. Наглаженная блузка, чулки телесного цвета – без лайкры – управляли ее чувствами. Всякий раз, когда мысли направлялись к запретной зоне – пропасти, в которой Юхан ворковал со своей голландкой, – Паула проводила рукой по дурно сидящим синтетическим брюкам и касалась пряжки ремня, натирающей кожу. Это помогало.

Паула не знала, сообщил ли Ральф остальным о ее личных проблемах, но ей стало казаться, что коллеги ведут себя мягче, чем обычно. Генриэтта хвалила ее за достижение прошедшей недели, Свалан сказал, что немногим удается сохранять привлекательность, одевшись в стопроцентный полиэстер, а Карина предлагала принести кофе, хотя это и не входило в ее обязанности.

Единственным, кто держался от Паулы на расстоянии, был Ральф. После неудачного ужина отношения между ними стали несколько натянутыми, и Паула была настороже. По крайней мере, во время перерывов. В студии все было как прежде. Он говорил, она слушала. Она действовала, он комментировал.

Пауле по-прежнему нравилось работать, время шло быстро. В конце концов Ральф объявил об окончании рабочего дня и попрощался до утра.

Паула сняла с себя одежду Сандры и надела свои джинсы. Джемпер, промокший от пота по дороге в студию, успел высохнуть, и Паула медленно натянула его на себя. Грим смыт, лак вычесан. Она была в гримерке одна. На стене висел телефонный аппарат. Паула вздохнула. Надо позвонить папе. Некоторое время она созерцала телефон. В конце концов подошла к нему и взяла трубку.

Ответила Анита. Сначала удивленно, затем тревожно.

– Паула, это ты? Мы не знали что и думать. Как ты… Что слу…

Паула прервала ее неуклюжие попытки:

– Папа дома?

– Да, конечно. Минутку.

Стало тихо, но вскоре послышались шаги и затем папин голос.

– Старушка, где ты? Я говорил с Юханом, и… что-то случилось?

Паула снова почувствовала знакомый комок в горле. Попыталась его сглотнуть.

– Мы расстались. Я больше не живу там.

– Расстались? Слушай, старушка…

Этого было достаточно.

– Это он. Он не хотел продолжать… – всхлипывала Паула.

– Но… почему? Я думал, что у вас все хорошо.

– Я тоже… – Слезы полились рекой.

– И где ты теперь живешь?

– У Ракели.

– Но, старушка… – снова пробормотал отец. – Может быть, я могу помочь? Может, поговорить с Юханом?

– Нет! – Это нелепое предложение заставило Паулу взять себя в руки. – Ты с ума сошел!

– Я просто подумал…

– Ни за что!

– Нет, конечно…

Возникла пауза. Паула все еще шмыгала носом, но рыдать перестала.

– Тебе нужно жилье? Ты же знаешь, что всегда можешь жить здесь. У нас есть комната для гостей.

– Спасибо, я уже нашла кое-что по объявлению, – соврала Паула. – Но если не получится, то, может быть…

– Конечно!

– Не могу больше говорить. – Паула устала от заботы окружающих. Сострадание лишало ее защитной брони, которой она сковывала свои мысли в течение последних дней.

Закончив разговор, Паула осталась стоять у телефона. Потом сделала пару глубоких вдохов, подошла к раковине, но холодная вода не помогла вернуть заплаканному лицу прежний вид. Прежде чем открыть дверь в коридор, она прислушалась. Отлично. Не хватало только, чтобы кто-нибудь увидел ее в таком состоянии. Но – либо дверь была снабжена звукоизоляцией, либо Ральф ступал необыкновенно тихо: едва шагнув из гримерки, Паула чуть не столкнулась с ним в коридоре.

– Ой, прости! – пробормотала она, когда Ральф инстинктивно вытянул перед собой руки, а потом положил их ей на плечи. Паула опустила глаза, может, он не заметит, что они опухли. Но было поздно. Он взял ее за подбородок.