Дорога шамана - Робин Хобб

— Ну, есть определенные схемы, как находить правильный ответ, — начал я и удивленно замолчал.

Я решал подобные примеры тысячу раз, но мне никогда не приходило в голову спросить своего учителя математики, почему это делается именно так.

Горд осторожно положил руку на тетрадку Спинка, прикрыв ладошкой пример. Мы оба сердито на него посмотрели, будучи уверены, что он собирается пожаловаться капралу на наш шепот. Но Горд взглянул на Спинка и робко улыбнулся:

— Думаю, ты не очень понимаешь, что такое экспонента. Она является кратчайшей дорогой к решению, и как только ты в ней разберешься, то сразу поймешь, насколько это просто. Давай покажу.

Спинк посмотрел на меня, словно ждал, что я рассержусь, но мне самому стало интересно, и я кивнул Горду, чтобы продолжал. Забыв о собственных учебниках, он начал тихонько объяснять. Оказалось, что он прирожденный учитель. Горд пришел на помощь Спинку, несмотря на то что сам позже остальных приступил к урокам. Он не делал чужое задание и не предлагал готовое решение, но объяснил суть экспоненты так, что и я разобрался в этом значительно лучше. Мне легко давалась математика, но я часто действовал чисто механически — так ребенок говорит: «Девять плюс двенадцать будет двадцать один» задолго до того, как начинает соображать, что такое цифры и сумма. Я оперировал числами и символами, потому что знал правила, в то время как Горд понимал принципы. Во время нашего занятия мне в голову пришла одна любопытная параллель: мы с ним разбирались в математике, как если бы я просто читал карту, а Горд досконально знал эту местность. Не слишком внятное объяснение, но придумать ничего лучше я не могу.

То, как Горд понимал математику, невольно вызвало во мне уважение к этому странному молодому человеку. Невольно — потому что я не мог смириться с тем, как он обращался со своим телом. Отец всегда учил меня, что тело — это животное, в которое добрый бог поместил душу. И если кавалерист должен стыдиться, когда его лошадь выглядит больной или грязной, для любого человека настоящий позор, если его тело находится в плохом состоянии или он за ним не следит. Отец утверждал, что для этого требуется только здравый смысл, и ничего больше. Мне было трудно понять, как может Горд переносить жизнь в таком ужасном теле.

Любопытство вынудило меня остаться за столом. Я с нескрываемым интересом наблюдал за Гордом, который спокойно и доходчиво объяснил Спинку все задания, по ходу комментируя, почему и как следует манипулировать цифрами. Только после этого он занялся собственными книгами и уроками. Мы остались почти одни за столом. Даже капрал взял стул и с раскрытой книгой по военной истории задремал у огня, разведенного в камине.

Спинк схватывал все на лету. Он быстро сделал примеры, задавая вопросы, лишь когда возникало несколько вариантов решения, а подчас и вовсе только для того, чтобы убедиться в правильности полученного результата. Спинк действительно плохо знал базовые принципы математики, и я несколько раз молча показывал ему то место, где он совершил ошибку. Я положил перед собой открытый учебник по грамматике, делая вид, будто проверяю письмо родителям. Думаю, я продолжал сидеть за столом, чтобы просто поддержать Спинка. Они с Гордом как раз закончили с уроками, когда капрал вскинул голову и наградил нас сердитым взглядом, словно мы были виноваты в том, что он заснул.

— Вам давно уже пора все сделать, — холодно заявил он. — Даю еще десять минут. Вы должны научиться рационально расходовать время.

Нам потребовалось гораздо меньше десяти минут, чтобы собрать книги и тетради и поставить их на полку. И вот наконец нас повели на обед. Сегодня он заметно отличался от того, что нам подали вчера, — овощной суп, сыр и хлеб, вот и вся главная трапеза дня. Мы заглотили его, как голодные волки, и я подумал, что съел бы еще чего-нибудь. Как оказалось, я был не одинок.

— И это все? — с жалобным видом спросил Горд, которого скромная трапеза и разочаровала, и одновременно встревожила.

Естественно, в ответ с разных сторон послышались веселые шутки наших товарищей.

После обеда мы вернулись на плац. Почетный караул, состоявший из старших кадетов, спустил флаг, и Дент велел нам отправляться в казарму. Напоследок он предупредил, что нам следует заняться формой и сапогами, а еще почитать учебники перед завтрашними занятиями, вместо того чтобы тратить время на пустую болтовню друг с другом.

Кто бы сомневался, что мы успели и то и другое. Все кадеты на нашем этаже чистили обувь, обмениваясь впечатлениями о прошедшем дне, ждали своей очереди у раковин, строя предположения о том, что ждет нас завтра. И все же Дент оказался прав. Когда он зашел предупредить нас, что через десять минут погасят свет, половина кадетов оказались еще не готовы к отбою. Мы постарались с пользой провести оставшееся время, а потом Дент приказал задуть свечи, вне зависимости от того, чем в этот момент были заняты отдельные воспитанники. Спотыкаясь и бормоча, мы в темноте пробирались в свои комнаты и ощупью искали кровати. Опустившись на колени, мы вознесли молитву доброму богу, а потом, неимоверно уставшие, улеглись в постели. Помню, я подумал, что мне будет не уснуть, а в следующее мгновение услышал барабан — наступил тусклый рассвет нового дня в Академии.

ГЛАВА 11

«ПОСВЯЩЕНИЕ»

Сменявшие друг друга дни нашей жизни в Академии мало чем отличались от самого первого из них. Пять дней все кадеты ходили на уроки и плац. В шестой посещали часовню, изучали религиозные науки, а вечер был посвящен полезному отдыху — мы занимались музыкой, спортом, живописью или поэзией. Седьмой день воспитанники имели право проводить так, как пожелают. На самом деле мы готовили уроки, стирали, приводили в порядок прически — в общем, делали то, на что у нас не оставалось времени в жестком расписании рабочей недели. В этот же день мы получали почту, а также нас могли навестить друзья или родственники. Первокурсникам разрешалось выходить в город только по праздникам, исключения составляли визиты в прачечную, к портному и тому подобное. Но мы постепенно познакомились с некоторыми второкурсниками, и они за небольшое вознаграждение приносили нам табак, конфеты, копченую колбасу, газеты и прочие нужные вещи.

Из моих слов может сложиться впечатление, что жизнь у нас была суровой и безрадостной, но, как и предсказал отец, у меня появились друзья, и я с радостью погружался в новую жизнь. Нейтред, Корт, Спинк и я прекрасно ладили друг с другом, и, отличные отношения делали нашу спальню приятным и уютным местом. Мы по очереди выполняли всю работу, но это вовсе не значит, что проверки проходили без сучка без задоринки. Просто те, кто их проводил, испытывали истинное наслаждение, если им удавалось заметить какое-нибудь упущение с нашей стороны: мы забыли вытереть пыль с самого верха двери, или, например, на раковине осталось несколько капель воды. Не получить ни одного замечания было из области практически несбыточных мечтаний, но мы все равно старались изо всех сил.