Глубокая разведка - Владимир Добряков

Звучит сигнал о завершении работы программы автопилота. Мне пора идти и брать управление в свои руки.

— Толя, пойдем, поможешь выйти на цель и выбрать место для посадки. А вы пока подумайте.

Анатолий показывает мне на карте истинную точку зоны перехода. Я сверяюсь с приборами, ложусь на курс и постепенно снижаюсь. Под нами сплошная тайга. Ни поселка, ни даже какого-нибудь зимовья. Сплошной океан первобытного леса.

— Да, Толя, нашел ты местечко. Другого не было, что ли?

— Было. Но в два раза дальше и в горах.

— Спасибо, утешил. А в открытом море не было?

— Было. Но еще дальше.

Вздыхаю и снижаюсь до пятисот метров. Лес, лес и лес. Везде однообразный лес. Глазу не за что зацепиться. Никаких ориентиров. Как здесь найти нужную точку? Но Анатолий ведет меня по показаниям своего прибора.

— Три градуса к югу! — командует он. Доворачиваю, и через пару минут он поправляет:

— Один градус к северу! И еще через минуту:

— Так держать!

Еще десять минут полета над зеленым морем. Внезапно Анатолий командует:

— Стоп! Это здесь.

— Что значит «стоп»? — спрашиваю я. — Мы, Толик, не на лисапете.

— Заложи круг, определимся точнее.

Делаю два круга, закладывая виражи все круче.

— Точно вышли, — говорит Анатолий. — Это здесь. Добрались.

— Добраться-то добрались. А вот как отсюда слезать? Ложусь снова на курс, которым я шел к точке перехода, и иду широкими зигзагами, высматривая место для посадки.

Ничего подходящего. Через полсотни километров меняю курс и снова строю зигзаги. Так проделываю несколько раз. Наконец, когда надежда уже начала агонизировать, замечаю узкую полянку. Снижаюсь. Это долина небольшой лесной речушки. Если очень хорошо прицелиться, можно попасть на правый пологий берег. Но при этом неминуемо будут сломаны шасси, да и сам самолет серьезно пострадает. Можно даже скапотировать. А это ни к чему. А что я, собственно, переживаю за этот самолет? Можно подумать, будто я собираюсь возвращать его Герасимову в целости и сохранности, да еще и израсходованное топливо компенсировать. Разобью, и Схлопка с ним! Буду садиться на брюхо.

— Толя, сколько отсюда до точки?

— Рядом. Километров десяток.

— Ничего себе, рядом! Не забывай, это — тайга. Здесь каждый километр за десять пойдет. Но выбирать не приходится. Иди в салон, предупреди, что посадка будет очень жесткой. Пусть хорошенько пристегнутся. И сам пристегнись, как следует.

— Я вернусь сюда.

— Ни в коем случае! Здесь самое опасное место. Мне деваться некуда. Надо машину сажать, кроме меня, это никто не сделает. Могу и покалечиться. А если мы вдвоем покалечимся, то застрянем здесь надолго, если не навсегда. Уходи!

Еще раз прохожу над долиной. Камни, бревна и еще, Время знает, что. Эх, и посадочка будет!

Захожу издалека, буквально касаясь брюхом верхушек лиственниц. Вспоминается, как я сажал подбитый «Як» между линиями окопов. Вырубаю двигатели. Машина чиркает хвостом по песку, падает на брюхо, и ее стремительно тащит по берегу. Левая плоскость чертит по воде, а правая косит прибрежные кусты. Удар! Перескакиваем через бревно. Впереди валун. Как тогда, в сорок первом. Пронесет, не пронесет? Пронесло! Слегка только задели левым бортом. Машину швыряет вправо. Она врезается между двумя деревьями. Еще удар! Треск ломающихся плоскостей. И тишина. Прилетели.

Отстегиваюсь от кресла и, пошатываясь, прохожу в салон. Вроде все живы, все целы.

— Граждане пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Таежная глухомань». Экипаж, от имени «Аэрофлота», приносит вам извинения за неудобства и стрессы, вызванные такой грубой посадкой.

Лена отстегивается, прыгает ко мне и повисает у меня на шее. Она когда-то уже успела переодеться в комбинезон и ботинки.

— Ну, Андрюшка! Ты настоящий ас! Я когда эту прогалину увидела, мне страшно стало. Думаю: «Неужели он решится?» А ты не только решился, ты сел!

— Не надо делать из меня героя, Ленок. У нас просто не было выбора. Давайте выгружаться, и — в путь. До точки перехода, без малого, десять километров, и все по тайге.

Идем мы несколько часов. Дорога тяжелая. Приходится обходить завалы и болота. Раза три делаем небольшие привалы. Но засиживаться на них я не даю. Впереди, как Сусанин, шагает Анатолий со своим прибором. Как бы мы ни уклонялись в сторону при обходах, он возвращает нас на нужный курс. Чем глубже мы забираемся в тайгу, тем мрачнее становятся мои мысли, когда я поглядываю на Дмитрия с Сергеем. В пути мы почти не разговариваем. Поход по девственной тайге — это не экскурсия по отработанному маршруту с инструктором. Кто не верит, пусть попробует. И мошка. Это — вторая причина нашей неразговорчивости. Стоит только открыть рот, как он тут же заполняется непрошеными гостями. Хоть волком вой от нее. Кажется, что местами воздух только из нее и состоит.

— Пришли! — объявляет наконец Анатолий. — Это — здесь.

Все садятся прямо на землю, там, где стояли. Место ничем не примечательное, такое же, как и везде. Те же гигантские лиственницы, закрывающие своими кронами небо, такое же болотце рядом. Разве только мошки побольше, чем в других местах. Или это только кажется?

— Будем делать переход? — спрашиваю я.

— Подождем пика активности, — отвечает Анатолий. — Он будет часа через два.

— То есть уже ночью. Подождем. Разводите костер. Хоть мошку дымом отпугнем. Да и чайку попьем, перекусим.

Через несколько минут мы сидим вокруг костра. Вир укрепил над ним объемистый котелок, а Наташа достает пакет с пайками. Я смотрю на Сергея с Дмитрием, а они молча смотрят на огонь. Я спрашиваю их:

— Ну, что решили?

Они продолжают молчать. По их хмурым, изможденным лицам я вижу, что эта дорога отняла у них немало сил. И теперь они прикидывают: если так и дальше пойдет, то ну ее к черту, эту романтику путешествий по параллельным Мирам-Фазам.

— А собственно, и решать-то здесь нечего, — говорю я. — Хотите вы того или нет, а придется вам идти с нами.

— Это почему же? — поднимает голову Дмитрий.

— Потому. Погибнете вы там, куда мы идем, или нет, это на воде вилами писано. Шансы выжить, хоть и небольшие, у вас там все равно будут. Тем более не одни вы будете, а с нами. А здесь у вас никаких шансов нет. Здесь вы погибнете однозначно. Я сверху окрестности километров на сто в радиусе осмотрел. Никаких признаков жизни, я имею в виду человеческой. Отсюда даже прирожденный таежник не выберется. А о вас, городских ребятах, и говорить нечего. Так что, выбирайте. С нами: безвозвратность и неопределенность. Здесь: медленная смерть от голода, холода и мошки. Я предлагаю идти с нами. Думайте, пока время есть.

Лена внимательно смотрит на меня и согласно кивает головой после каждой фразы. Сергей тяжело вздыхает и бросает окурок в костер.

— Все правильно, Андрей Николаевич. Даже если мы сейчас к самолету вернемся, когда его найдут? И найдут ли вообще? Да и кто его станет здесь искать? Раз уж мы с вами влипли в эту историю, выход у нас один. Идти до конца, — он опять вздыхает. — Дочку только жалко. Без отца расти будет.

— Все мы, Сережа, — утешает его Лена, — оставили в своих Фазах что-то очень дорогое. И оставили навсегда.

— Как это, оставили? Где? — спрашивает Дмитрий.

— Мы же все жили раньше в таких же Фазах, как и ваша, и были простыми людьми. Хроноагентами мы стали потом. Можно сказать, случайно, когда по воле обстоятельств покинули свои Фазы. Потом мы расскажем вам, как это было. Кстати, Сергей решил. А ты?

— Знаете, с вами после слов Андрея Николаевича страшно идти. Но здесь оставаться еще страшнее. Особенно одному. Раз Серега решил, то и я пойду. Не оставаться же здесь одному.

— Все. Решение принято. Готовимся к переходу. Перераспределим груз, чтобы было на всех по норме. Вооружить вас надо. Ты, Сергей, возьмешь мой автомат, а ты, Дмитрий…

— Мне и пистолета хватит.

— Пистолет — оружие несерьезное. Из него только стреляться хорошо, удобно. Наташа, дай ему свой автомат. Тебе лазер больше по руке. И вот еще что, ребята. Раз вы идете с нами, запомните. Беспрекословное подчинение. Никакой инициативы. От этого будет зависеть и ваша жизнь, а возможно, и наша. Понятно? Скажу: ползти на брюхе, поползете. Скажу: на левой ноге стоять, а правой рукой за левым ухом чесать, так и будете делать. Надо будет через лужу дерьма ползти, поползете. Скажу: не есть, не пить, не курить; будете терпеть, сколько надо. И еще. Каждую свободную минуту будете учиться. Учиться без права на отдых и снисхождение. Только так у вас появится шанс выжить. Если с чем-то не согласны, лучше оставайтесь здесь. Договорились?

— Договорились, — соглашаются ребята почти хором. Темнеет. Сумерки сгущаются. Наступает Час Совы. За ближайшими деревьями уже ничего не видно.

— Есть пик, — сообщает Анатолий. — Открываю переход. Через несколько минут колеблющаяся сиреневая рамка очерчивает контуры перехода.