Год гражданской войны - Иван Бочарников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этой же ночью мне приснился сон. В нём я был одновременно действующим лицом и наблюдателем. Я снова жил в каком-то фантастическом мире, где действовали свои законы. Главным законом было правило «Жизнь за жизнь». В нашем УК или Конституции, точно не могу сказать, было прописано, что если человек хочет отнять жизнь, он должен дать жизнь. Так, если женщина решилась на аборт, она сначала должна спасти кому-то жизнь или создать ее. Она могла родить одного ребенка, чтобы иметь право убить следующего. Или же пожертвовать орган для кого-нибудь больного, например, отдать почку. То же самое касалось и преступников. Если кто-то совершил убийство, он должен был возместить ущерб, создав жизнь. Это можно было сделать разными способами, включая донорство органов или семенной материал. С третьей стороны были те, кто создал жизни больше, чем другие. Например, пожарный, спасший человека, мог совершить убийство. Это было как бы законно. И людей, которые спасли много жизней, все уважали и даже хотели выкупит у них право лишить кого-нибудь жизни, но закон это запрещал, зато такие люди могли стать киллерами. Только вот им пришлось бы доказывать то, что убийство было их личной целью, а не заказом, иначе плохо было бы всем. Короче, я не до конца досмотрел сон, но понял эти простые правила – если отнимаешь жизнь, тогда должен возместить жизнь.
Глава 8: Пенсионный фонд России
Аркадий Максимович нанял ещё девушку, специалиста по SMM, которая сидела в Москве. Я так понял, что в основном она работала интернет-ботом, а также принимала участие в нашем проекте, создавая профили в социальных сетях и какое-то подобие жизни. А наш дружный коллектив отправился на первую съемку – и сразу в Пенсионный фонд. Как я уже говорил, Евгений Кудряшов – лучший друг собак и пенсионеров, а так как с собаками тут не густо, мы пошли по самому активному электорату, словно у нас скоро выборы. Но ведь нам и нужно было создавать впечатление, что у нас самые обычные новости. А это значит, что нужно одновременно работать и делать вид, что работаешь, и ходить туда, куда все ждут, чтобы ты сходил, иначе могут заподозрить, что ты не настоящий чиновник. Если граждане увидят, что я реально что-то делаю или делаю что-то слишком усердно или правдоподобно, они могут это неправильно понять, а нам нужно было работать, но не слишком, иначе подозрительно.
Директор местного отделения ПФР готов был сотрудничать. Ему и семьям его детей сохранили квартиры, а также предоставили некоторые поблажки. Александр Викторович на вид был словно мумия в твидовом пиджаке. Он был очень худым, казалось, что он и руку мне протягивал с трудом. Но не потому, что я был ему противен (хотя этот вариант я тоже не исключаю), а потому что сил не хватало ее нормально поднять. Его кабинет был обставлен так, как я себе это и представлял – старые советские стены, много мебели из ДСП, шкаф с подарочными сервизами, какие-то несущественные грамоты, отдельный стеллаж с рабочими документами, портреты вождей, ковер и длинный стол для совещаний. В воздухе витал запах Советского Союза, который усиливался, когда ты шел по коридору, внутри которого гулом разлетался звук твоих шагов, словно в старом кино. Не хватало только печатных машинок на столах и кудрявых машинисток, без них ощущение было неполным.
По дороге до Пенсионного фонда я изучал пресс-релиз и свою речь. Мне предстояло сказать несколько слов в рамках пресс-подхода. Забегая вперед скажу, что кроме нашей камеры там никого не было, но Илью попросили подержать какой-то неработающий диктофон, чтобы казалось, будто там несколько журналистов. Информационный повод был выбран самый лучший – повышение пенсий. Согласно релизу, кроме индексации пенсий на инфляцию, правительство добавило ещё по 448 рублей пенсионерам-инвалидам и 224 рубля работающим пенсионерам. Я должен был сказать, что это отличная новость, что наши пенсионеры ни в чем не нуждаются, что уровень жизни растет, что сегодня пенсионеры получают столько, что могут без ущерба для себя помогать своим работающим внукам или ездить на отдых за границу. На мой взгляд, текст был не очень и явно написан каким-то хипстером в Москве, но я пока не знал, насколько я могу вмешиваться в процесс и спорить с Аркадием Максимовичем. Поэтому я просто все заучил. Также нам предстояло снять несколько планов того, как мы сидим за столом и приятно общаемся. Изначально думали ещё пару пенсионеров опросить на улице, но с этим было столько сложностей, что они не стали заморачиваться.
Мы сели друг напротив друга, как и положено в таких случаях. Юра велел нам улыбаться, но так, чтобы обстановка казалась дружественно-рабочей. Александр Викторович заметно нервничал, все время запинался, не знал, куда ему деваться, отвлекался, извинялся, снова запинался. Юра как мог его успокаивал, но от этого становилось только хуже.
– Хорошо, – говорил Юра. – 20 секунд поговорите о пенсиях, что-то рабочее, как вы всегда делали, вы же этим давно занимаетесь.
Через пару неудачных дублей, Юра предложил такой вариант.
– Ладно, вы не уходите со своих мест, а мы с оператором сейчас отойдем в сторону, нам надо кое-что обсудить.
На самом деле Юра оставил камеру включенной, так что я спросил у Александра Викторовича, какие пенсии здесь были раньше, как он тут руководил. Александр Викторович рассказал мне немного о своей работе, заметно ожил, расслабился. Потом Юра набрал достаточно материала, а затем был пресс-подход. Викторович уже немного отошел, так что 20 секунд наговорил. Я с улыбкой от уха до уха рассказал о повышении пенсий. Мне понравился такой стиль. Меня слушали, меня уважали. По крайней мере в моем воображении.
По дороге на телестудию, мы увидели несколько трупов прямо на дороге. Там было двое мужчин, кажется, и одна женщина.
– А полиции у нас нет?
– Есть, – ответил Юра. – Это они и сделали, скорее всего.
– За что?
– Не знаю, видимо, что-то нарушили. Может, пытались уехать, но их поймали, привели на площадь, и вот.
– А это законно?
– Легитимно, – отрезал Юра.
Валерия отлично смонтировала наш разговор с Викторовичем с архивными съемками каких-то довольных пенсионеров. Плюс ещё общие виды