Путь отцов - Сергей Фудель

«Признак перваго страха есть ненавидеть грех и гневаться на него, как гневается на зверя угрызенный им» (преп. Петр Дамаскин, Д V–333).

Чтобы уметь любить, надо уметь ненавидеть.

«Имеется, — говорит пр. авва Исаия, — естественная ненависть, и без ненависти к греху и демонам не открывается слава души. Эта (естественная) ненависть превратилась в нас в противоестественную ненависть к ближнему» (От. 208).

Но ненавидеть можно только после того, как увидишь или узнаешь что–нибудь. Страх Божий открывает наши глаза и мы начинаем видеть в себе все, что нарушает в нас волю Божию.

«Луч солнечный, проникший через скважину в дом, просвещает в нем все, так что видна бывает и тончайшая пыль, носящаяся в воздухе; подобно сему, когда страх Господень приходит в сердце, то показывает ему все грехи» (св. Иоанн Лествичник, Д II — 498).

«…Душа наша, умащаемая благодатью Святаго Духа, сладостною исполняется тишиною… Но в такое состояние никто не может придти, ни пребывать в нем, если не будет непрестанно отрезвлять и услаждать душу свою страхом Божиим; ибо страх Господень приносит подвизающимся некий вид непорочности и чистоты» (бл. Диадох, Д III — 25–26).

«Всякому, начавшему жить по Богу, полезен страх мук и порождаемая им болезнь сердца… Болезнование то скоро порождает всякую радость, узы сии разрывают узы всех грехов и страстей, и палач сей не смерти, а вечной жизни бывает виновником» (преп. Симеон Новый Богослов, Д 5–24).

Так пишут Отцы о новоначальном страхе.

Другой страх (совершенный) сопряжен с самой любовью, производя в душе благоговение, чтобы она от дерзновения любви не дошла до пренебрежения Бога. «Первый страх любовь совершенная изгоняет вон (1 Иоан. 4, 18) из души, ее стяжавшей, и не боящейся уже муки; а второй… она всегда имеет сопряженным с собою» (св. МаксимИсповедник, Д III — 174).

«Вводимым в жизнь добродетельную к исполнению заповедей и избежанию грехов содействует страх мучений вечных. Тем же, которые чрез добродетель достигли до созерцания славы Божией, — иной, подобно тому, сопутствует страх, крайне страшный им из любви к Богу, страх чистый, который и содействует им к неуклонному пребыванию в любви Божией, так как они боятся страшного от нее поскользновения» (преп. Никита Стифат, Д 5–97).

Содержание обоих видов страха как будто одно: боязнь нарушить волю Божию, но побудительная причина разная. В первом страхе побудительная причина — возможность мук вечных, во втором — сама любовь. Первый страх есть страх раба, а второй — друга. Гнушаясь быть рабами Божиими, хотя лицемерно мы себя так и называем, мы не понимаем, «отрицаем» или просто не чувствуем новоначальный страх.

«…Душа, пока остается нерадивою и покрыта бывает проказою сластолюбия, страха Божия чувствовать не может… Буди же нам в похвалу похвал непрестанную, во–первых, страх Божий, а наконец любовь, — полнота закона совершенства во Христе» (бл. Диадох, Д III — 16).

Этот первый страх, по учению Отцов, не должен оставлять нас до тех пор, пока мы не достигли до любви и страха совершенного или до Царства Божия: того ли, что за пределами нашей жизни, или того, что — как предобручение будущего — «внутри нас». «Покаяние, — говорит св. Исаак Сирин, — есть вторая благодать, и рождается в сердце от веры и страха; страх же есть отеческий жезл, управляющий нами, пока достигнем в духовный рай; а когда достигнем, тогда оставит он нас и возвратится. — Рай есть любовь Божия…» (Д 5–398).

«Духовный Рай», учат Отцы, это не только будущая полнота блаженства, но и то «Царство Божие внутри нас», которое нам заповедано Евангелием искать, как цель жизни и залог царства будущего. Следовательно, еще в земной жизни, по мере стяжания царства благодати, «Отеческий жезл» первого страха «оставляет нас», передавая сохранными в руки любви. Или снова приходит к нам и снова ведет по дороге, если мы не сберегли внутри себя благодатное сокровище веры и за грехи свои вновь изгнаны из духовного Рая».

«Страх Господень искореняет из души все грехи и всякий вид лукавства» (Антоний Великий, От. 5). Искоренение грехов есть путь к обретению внутри себя Царства Божия.

«Если ведаешь о себе, что открылся в тебе источник Святого Духа, то это служит признаком, что страсти, жившие в тебе, посохли и умерли. На это указывают слова Спасителя: Не зде или онде царствие Божие, но внутрь вас есть (Лк. XVII, 21)(пр. авва Исаия, От. 291).

Новоначальный страх есть боязнь греха из–за мук вечных, о которых поведано Евангелием, и эта часть Евангелия часто расценивается нами или как благочестивая аллегория для детей и старушек, или даже как некое темное пятно, только по недоразумению попавшее в Евангелие.

Страх Божий, как страх будущего Суда, может быть понят и воспринят только в свете учения о благодатном Царстве.

«Так как мы не имеем понятия о Царствии небесном, и не понимаем сладостей его, то не знаем также, — что есть мука» (старец архимандрит Феофан Новозерский ПБ — 239).

Тот же Апостол, который написал Коринфянам «Новозаветную песнь любви», сказал нам: Мы, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом, потому что Бог нечесть поядающий(Евр. XII, 28—29). Огонь, низведенный Христом на землю, возгорает благодатью в любви учеников, как сила животворящая, как непостижимое чудо неопалимой купины. Об этом мы читаем в молитве перед причастием Пречистых Таин: «И дерзая Твоим богатым к нам благодеяниям, радуясь вкупе и трепеща, огневи причащаюся — трава сый и странно чудо: орошаем неопально, якоже убо купина древле неопальная горящи» (преп. Симеон Новый Богослов).

Чем ясней обретает человек внутри себя Царство Христово, тем все сильнее он чувствует действительность дыхания огня благодати, и тем поэтому все ясней осознает, что только благоговением и страхом можно служить благоугодно Богу (Евр. XII, 28), потому что вне благоговения и страха этот же самый огонь будет огнь поядающий (Евр. XII, 29). Если мы, — говорит Апостол, — получивши познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников(Евр. X, 26—27). Огонь перестает быть неопальным и трава человеческая сгорает. Слово Божие есть учение не только о любви и благодати, но и о страхе Божием, о «страшном ожидании суда». И то и другое учение есть единое Евангелие, проповеданное миру. Зарождение в душе новоначального страха есть первое движение веры, наконец–то полностью поверившей Евангелию. Ведь мы все верим «отчасти»: то, что нам в Евангелии не нравится, мы отбрасываем или «забываем». Вера знает, что в слове Божием есть не только догматы, заповеди и обетования, но и угрозы. И вера принимает это все, как единое священное, целиком: всеми очами смотрит она на лицо своего Учителя. Угрозы Его вечными муками также священны для веры, как и Его обетования: и те и другие были словами благодати, исходившими из уст Его (Лк. IV, 22). Вера не анализирует в какой–то моральной лаборатории слова Божественной Любви о муках, но принимает их как непостижимый закон Ее Справедливости. Путь веры есть путь именно веры, а не рассуждений ума, еще не вступившего в ее глубокие воды.

«Глубина веры, — говорит блаж. Диадох, — будучи водою забвения, не терпит, чтоб в нее смотрели, или ее узревали любопытными помышлениями. Будем же в простоте ума плыть по водам сим, чтоб таким образом доспеть в пристань воли Божией» (Д III, 18).

Эта простота не упрощенчество, а молчание всецелой любви. И вот потому–то и нужно вырвать из Евангелия слова об аде, чтобы тем самым вырвать из рук наших «отеческий жезл». Этот жезл приучает нас дышать новым для нас воздухом веры, в котором дыхание Духа Божия. Вынести его, не опалившись, может только смирение сердца и ума. Поэтому–то святые так боятся гордости, способной выбирать из Евангелия только то, что ей нравится.

«Не давай возобладать над тобою — говорит св. Иоанн Лествичник, — иноплеменникам оным, которые побуждают тебя испытывать неизреченные судьбы Промысла и смотрения Божия в отношении к людям и тайно внушают, будто Господь лицеприятен. Это исчадия самомнения» (Д V–507). Та же мысль у Апостола: а ты кто человек, что споришь с Богом? (Рим. 9).

Но реальность ада воспринимается не только благодаря смирению веры, полностью принявшей Евангелие. По учению Отцов, как реальность будущего Царства Небесного удостоверяется действительным предначатием его еще здесь на земле внутри человека причастием благодати Святого Духа, так и ад начинается внутри человека еще здесь на земле. Ад сам удостоверяет о себе в безумии и холоде греха и человек еще при жизни предощущает геенну.

Преп. Григорий Синаит пишет: «Огнь, тьма, червь, тартар соответствуют страстям… кои, как задатки и зачатки адских мук, уже отзде (уже теперь) начинают мучительно действовать в душах грешников, когда укореняются долгим навыком. Страстные навыки суть задатки адских мук, как действенные добродетели — царствия небесного… Как зачатки будущих мук сокрыто присущи в душах грешников: так зачатки будущих благ присущи в сердцах праведников, и действуют духовно, как и вкушаются… мучение адское (это есть) — страстные навыки» (Д V, 186–187). Святые, благодаря чистоте своего духовного зрения, воспринимали эту правду, видя темноту даже малого своего греха, и поэтому никогда не уставали учить смиренному покаянию и страху Божию.