Арбалет - Павел Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А может быть, мне подтяжку нужно было сделать по всему телу? А? И грудь силиконовую? Как у порнозвезды?
— Зачем?
— Тогда бы он не разлюбил. Говорят же, что женская грудь — это магнит для мужчины.
Бурцев не ответил.
— Что? — спросила Наталья.
Бурцев опять пожал плечами. Кто ж это может сказать? Грудь, она, может быть, и магнит. Только любовь ведь не в этом состоит. Или не только в этом.
Наталья и сама поняла, что говорит глупости.
— Дура была… Шептала ему, если разлюбит, чтобы сразу сказал. Чтобы не обманывал, не врал… Как будто такое возможно! Любовь — ведь это… Это жестокая игра!
Она горько усмехнулась.
— Ладно, что уж теперь… Как говорится, померла так померла. — Она вздохнула. А потом мрачно уставилась в пространство перед собой. — Но вот в мою квартиру свою подружку ему приводить не следовало. Зачем так подло? Всем соседям на смех! Я все могу понять, но дуру из меня делать не надо…
Наталья взяла со стола свою сумочку и собралась уходить.
— Ладно. Спасибо, морячок, за коньяк. — Она поднялась. — Как, говоришь, тебя зовут? Бурцев? Ты, Бурцев, обращайся, если что. Я кое-что могу в этой жизни. Соседки твои, Алла с Зиной, скажут, где меня найти.
Бурцев кивнул.
— А впрочем, нужно простить…Так ведь? — со смирением сказала она. — Христос велел прощать… Даже когда кажется, что нельзя…
— Вы это о чем? — спросил Бурцев. Он пристально вглядывался в лицо гостьи, последние слова которой показались ему странными.
Она перехватила этот взгляд и отвела глаза. Потом вздохнула:
— Все о том же!
Она поднялась, и сумочка с ее колен упала на пол. При этом об пол стукнулась что-то тяжелое.
Бурцев с интересом посмотрел на гостью.
— Что это у вас там? Булыжник? — спросил Бурцев.
Она в ответ посмотрела почти весело.
— Булыжник? Нет! Это, Бурцев, книга. Роман «Идиот». Точнее, «Идиотка». — Она рассмеялась. — Ну, не поминай лихом!
* * *Наталья Павловна ушла, и Бурцев опять остался один.
Он прошелся взад и вперед, вдыхая оставшийся после гостьи аромат духов… Постоял у окна… Шторы на третьем этаже были по-прежнему задернуты и за ними по-прежнему горел свет.
«Вот она жизнь, как бывает, — философски подумал Бурцев. — Когда у человека все есть, ему начинает казаться, что ему все по силам! Он начинает хотеть чего-то еще большего, чего-то несбыточного. Как в сказке про старика и старуху. А если замахиваться выше головы, то можно в конце концов оказаться ни с чем. А потом все, что у тебя было, оказывается вдруг не нужным… Вот как бывает!»
От нечего делать Бурцев включил телевизор.
По всем каналам показывали какую-то чушь. Бурцев на некоторое время задержался на одном из них, по которому показывали очередную викторину для эрудитов. «Как называется крайне возбужденное состояние человека, граничащее с психическим расстройством?» — замогильным голосом спрашивал ведущий. «Любовь!» — вместо гостя в студии ответил Бурцев и выключил телевизор.
Ну их, эти страсти! От них одни только неприятности!
«Ладно! — подумал Бурцев. — Так выходные и совсем без пользы пройдут. Нужно пойти хотя бы колеса у машины поменять на зимние. Когда-нибудь ведь эта зима все равно начнется?»
Он оделся и вышел из квартиры.
«А тетка симпатичная. Житейская тетка! Жалко ее…» — подумал он, подходя к лифту.
Лифт застрял где-то наверху, из него, по-видимому, выгружали мебель. Бурцев уже совсем было решил идти пешком, когда из дверей соседней квартиры вышла Зина.
— Зина, что это такое? Опять ты! — удивился Бурцев.
Зина только махнула рукой: отстань, Бурцев, со всякими глупостями.
Она хихикнула:
— А ты с нашей-то здесь не столкнулся?
— С кем — с вашей?
— Ну, с этой! С Пугачевой! Она только что от меня вышла…
— Нет. А что?
Зина еще раз хихикнула.
— А то! Видел во дворе джип стоит? — скандальным полушепотом спросила она. — Это ее кавалер какую-то бабу в их квартиру привел. Пугачева вроде как в Москву уехала… Ну, он сразу и давай! Понял?
Бурев помрачнел.
— Понял. А тебе-то что?
— Как это что! Видел — ловкач! Она его подобрала, упаковала, тачку подарила… А он!.. Ну ничего! Сейчас она ему устроит.
— Что устроит?
— Избиение младенцев! Он-то думает, что она в Москве, а она нагрянет неожиданно. Я ей только что Алки-ны ключи запасные дала. Свои-то она куда-то потерла!
— Так что ты молчишь? У нее… А вдруг у нее в сумке пистолет! А ну, давай вниз! — Бурцев подтолкнул Зину вперед, к лестнице, и сам побежал вслед за ней.
— Куда мы бежим? — обернулась Зина, под напором Бурцева перепрыгивая через две ступеньки на третью.
— Туда! — огрызнулся Бурцев. — Я за ней! А ты беги за милицией!
— За какой еще милицией!?
— За обыкновенной.
— Ты что — сдурел? Что я им скажу?
— Что хочешь! Скажи, что баба собирается замочить своего любовника! Пусть бегут скорее!
— Да они ж меня на смех поднимут…
— Не поднимут! Какая там квартира?
— Девять!
Бурцев сердито зыркнул на Зину глазами.
От крыльца они разбежались в разные стороны. Зина побежала в соседний двор, где располагалась районное милицейское управление. А Бурцев побежал в дом напротив, во второй подъезд.
Лифт с шумом работал дверями где-то наверху. Бурцев не стал ждать и бросился по лестнице пешком.
Дверь в девятую квартиру не была заперта. На замке не было собачки, дверь не захлопнулась сама собой, а повернуть ключ в замке, видимо, никому в спешке не пришло в голову.
Из комнаты доносился звук возбужденных голосов. Бурцев бросился в комнату и почти наткнулся на Наталью Павловну, которая стояла посреди комнаты с короткоствольным револьвером в руке.
На диване, прикрыв голые ноги пледом, сидел смуглый молодой человек с пламенными средиземноморскими глазами. Артистически длинные волосы падали ему на глаза. Бурцев невольно поразился его красоте: нервной, итальянской, горячей.
Рядом, возле кресла торопливо натягивала джинсы некрасивая тощая девица.
— Стас! Кто эта женщина? — истерически говорила девица, застегивая молнию. — Что ей здесь нужно? Пусть она немедленно уйдет!
Наталья даже не поглядела в ее сторону.
— И где же ты, Стасик, откопал эту облезлую шлюху? — презрительно сказала Наталья.
— Какая шлюха? Вы что, женщина, бредите? У меня муж дома и двое детей.
Стас молчал.
— Что же ты тогда валяешься с кем ни попадя, если у тебя муж и двое детей? — спросила Наталья.
— А это не ваше дело! Может быть, у нас с мужем такие отношения!
Наталья хмыкнула. Видали вы ее? Такие отношения!
— Говорила же я тебе, запри дверь на задвижку… — сказала девица. — А ты — никого нет, никого нет!
— Так зачем ты эту выдру привел в нашу квартиру? — спросила Наталья.
— Кто выдра?! Я?! Ну знаете ли!..
— Откуда у тебя ключи? — хмуро спросил молодой человек у Натальи. — У тебя же… Ты же их потеряла…
— Нашлись добрые люди. Дали.
— Женщина! Что вам здесь нужно? И вообще, кого вы хотите испугать своим пугачом?
— Пугач? — усмехнулась Наталья. Она повернула пистолет в сторону стены, зажмурилась и нажала спуск. Раздался оглушительный грохот, и в штукатурке образовалась дыра.
— Стас! Кто эта ненормальная! — взвизгнула девица. — Тетка! Убери пушку! Убери пушку, тебе говорят!
Стас исподлобья смотрел на бледную и отчаянную Наталью Павловну. Та отвечала ему твердым презрительным взглядом.
— Что же ты так напугалась, облезлая? Помирать неохота?
— Стас! Что надо этой сумасшедшей! Дайте я уйду!
— Дуру из меня решили сделать. За моей спиной, в моей же квартире!
— Я не знала! Он мне ничего не сказал!
— Ты же сама говорила, что это наша общая квартира, наша норка… — мрачно сказал Стас. — Что я имею на нее такие же права, что и ты! И вообще, ты же только что звонила из Москвы!
Наталья побледнела и дернула дулом пистолета.
— Наталья Павловна, брось! — вступил Бурцев. — Отдай мне пистолет!
— Стреляй! Пожалуйста! — отчаянно сказал Стас. — Если хочешь остаток жизни провести на зоне у параши!
Наталья властным жестом велела Бурцеву не подходить. Она уже взяла себя в руки.
— Что же ты, Стасик! — горько сказала она. — Так решил отблагодарить меня за любовь и ласку. Опозорить меня перед всем светом. Так хоть бы бабу выбрал молодую да красивую… Я бы еще поняла. А то выдра поношенная!
Стас опустил глаза.
— Я тебя просил не звать меня Стасиком, — напомнил он. — Я Стас!
— Ах, простите! — издевательски ответила Наталья. — Я больше не буду!
Стас вспыхнул и собирался было вспылить, но под дулом пистолета сдержался.
— Что же ты молчишь? Или тебе тощие нравятся и в прыщах?
Стас нахмурился.