Арбалет - Павел Верещагин

«То ли дело раньше было! — продолжал мечтать Бурцев. — Вышел бы я сейчас из своего экипажа, шагнул бы к этому барану и сказал: „Милостивый государь! Трясти свои хабарики прямо на проспект — это свинство! Вы — скотина голимая! Я имею честь надрать вам задницу своей шпагой!“ Или как-нибудь еще более изысканно. И никуда бы он не делся! Выбрался бы, кряхтя, из своего экипажа немецкой постройки, достал бы из ножен свою шпажонку и давал бы мне сатисфакцию! И я превратил бы его в форшмак, прямо не сходя с площади Восстания!»

«Впрочем, — мрачно подумал Бурцев, — и в старые времена у таких насосов, как в этом „мерсе“, все наверняка было схвачено. Спрыгнули бы мне навстречу с козел его коляски плечистые кучер и камердинер и пересчитали бы мне ребра спрятанными под рессору жердинами. Потому как это тоже входит в их обязанности. А этот паразит только бы зевал за занавесочкой!»

«Эх! А есть все же что-то в этом арбалете. Даже не поймешь сразу, что именно. Веет от него чем-то старинным… Благородным… Рядом с ним как-то и сам становишься лучше. А может быть, прав Айвазовский? Что деньги? Дым! Все равно бы пропили».

Бурцев достал мобильный телефон и набрал номер Айвазовского. Некоторое время слушал длинные гудки. Потом набрал еще раз. Айвазовский не отвечал. Наверное, обиделся и не хочет подходить. А, может быть, по лесу бегает, целит стрелой в лося.

Из-под мусорного контейнера на одной стороне улицы выбежала серая крыса с кожистым хвостом, деловито и без суеты, не обращая внимания на машины, пересекла проезжую часть и нырнула под хлебный киоск на другой стороне.

«Ну ни фига себе! — мысленно покрутил головой Бурцев. — Дожили! Даже крысы уже ничего не боятся…»

Бурцев почувствовал, что настроение у него совсем испортилось.

В конце концов кто-то из водителей, выйдя из своей машины, взял на себя роль регулировщика. Матерясь, размахивая руками и стуча кулаком по капотам, он заставил одного подать назад, а другого взять вбок, потом умудрился создать кое-какую очередность, и пробка мало-помалу двинулась. Минут через пять и Бурцев покинул злополучный перекресток и покатил к дому.

Его парковочное место во дворе, конечно же, было уже занято каким-то пижоном на черном джипе, увешанном со всех сторон спойлерами, дополнительными фарами и кенгурятниками. Причем пижон, конечно же, встал так, что занял сразу два места. Вот ведь люди! Нет, чтобы подумать о других! Нет, нельзя! Это вообще западло: друзья засмеют. Скажут, зачем было джип покупать, если ты о других думаешь?

Бурцев кое-как пристроил машину у помойки.

На этаже Бурцева, как всегда, гулял ветер и было холодно. Потому что дверь к лестнице и мусоропроводу была, как всегда, не закрыта. Бурцев постоянно эту дверь закрывал, чтобы поменьше дуло, но среди жильцов, похоже, он один был такой сознательный. Все остальные оставляли дверь нараспашку, как будто это не в их квартирах гулял сквозняк, а у Александра Сергеевича Пушкина.

Бурцев шагнул к двери, чтобы ее прикрыть и почувствовал, что от мусоропровода вместо обыкновенного запаха сырости тянет приятным ароматом дорогих духов.

«Вот! — мрачно подумал Бурцев. — Дожили! Уже духами мусоропровод обрызгиваем, чтобы не вонял. Это, наверное, Зинкина соседка Алка парфюм переводит!»

Жена и дочь сидели, как загипнотизированные, у телевизора на кухне. По телевизору показывали очередную викторину. Популярный артист задавал гостю в студии каверзные вопросы, а гости, волнуясь и потея, пытались угадать ответы на них.

На столе стояли неубранные остатки выпитого чая и растерзанный торт.

— А вы все так и сидите! — мрачно заметил Бурцев. — Так весь день и просидите дома!

— Бурцев, отстань! — отмахнулась дочь. — Ты посмотри в окно! Видел, что творится? В такую погоду даже собаки дома сидят.

Бурцев покачал головой, присел к столу, налил себе чаю и сделал бутерброд с колбасой.

— Как называлось любимое развлечение ацтеков? — говоря намеренно замогильным голосом, спросил ведущий.

Гость в студии вздрогнул и судорожно задумался.

— Лохотрон! — предположил с набитым ртом Бурцев.

— Бурцев! Помолчи! Дай послушать! — прикрикнула на него дочь.

Оказалось, что любимой игрой ацтеков были прятки.

— Вы что думаете, это все взаправду? — сказал Бурцев. — И победителю дадут уехать на новой машине? Как бы не так! Там все заранее по сценарию расписано. Ведущий им подмигивает, когда нужно правильно отвечать, а когда нет.

Жена посмотрела на него осуждающе — ну что за зануда! — но ничего не сказала.

— А Айвазовский, представляете, арбалет купил, — сказал Бурцев.

На его слова никто не отреагировал.

— За четыреста долларов! Представляете! Совсем человек рехнулся!

Дочка, увлеченная передачей, не обратила внимания на его слова. Жена невнимательно кивнула.

— Правда, ничего не скажешь — достойная вещь! Есть в нем что-то такое… Тетива из натуральных жил. Стрелы из кедра.

Жена отвела глаза от экрана и внимательно на Бурцева посмотрела.

— Почему тетива из натуральных жил?

— Потому что синтетика не выдерживает нужного натяжения. Он же миллиметровую сталь пробивает!

Жена некоторое время изучала лицо Бурцева. Тот не выдержал ее взгляда и отвел глаза.

— А зачем нам пробивать миллиметровую сталь? — спросила она.

— Да это я просто так говорю. Для примера. А том смысле, что арбалет — это настоящее оружие. А в то же время — и на стену повесить красиво.

Жена хмыкнула и опять уставилась на экран.

— Арбалета нам только не хватает, — сказала она. — Сколько, говоришь, он стоит?

— Четыреста долларов, — почему-то небрежно, как о сущем пустяке, сказал Бурцев.

Жена пожала плечами. Потом демонстративно зевнула.

— Вечно этот твой Айвазовский!.. — проговорила она. — Мало нам велотренажера, который ты вслед за ним купил… Всю лоджию перегородил, никуда не пройти… Так теперь арбалет!

— Я хотя бы одно слово сказал?! — изумился Бурцев. — Нет, я хотя бы одно слово сказал?! А?!

Он оставил на столе недопитый чай, встал и ушел в спальню.

Телевизор в спальне тоже работал. По телевизору другой популярный артист с помощью какого-то иностранного повара, неправильно говорящего по-русски, учил готовить что-то мудреное. Опять! Как будто в жизни, кроме как пожрать, больше нет никаких развлечений!

Бурцев выключил телевизор и встал у окна.

За помойкой уже почти год стоял на якоре проржавевший до дыр «москвичок», который возил-возил своего хозяина пенсионера, да в один прекрасный день и стал. Лобовое стекло не так давно выбил какой-то шутник из доброжелателей, чтобы помочь хозяину решить судьбу машины. Теперь вообще не было смысла ремонтировать машину. Потому что ремонт обойдется дороже, чем стоит сам «москвичок».

Два жилистых мужичка, рукастых на тему где что плохо лежит, сторонники принципа «лови момент, не щелкай клювом», с вызовом озираясь по сторонам, пристраивались к автомобилю отвинтить колеса. Мол, все равно тарантас не жилец, так налетай, братва! Халява!

«Ё-моё! Среди бела дня! Ты только погляди! — изумился Бурцев. — А хозяин, может быть, на них в окно смотрит и глотает валидол. Куда ему против этих двух бакланов». Бурцев попытался постучать в окно, чтобы спугнуть мужиков — но куда там! Мужики ничего и не услышали.

Ну и погодка. Хоть бы уж мороз ударил. А то и ни то и ни се. И чего только люди вздумали селиться в этих гнилых болотах? Мало что ли на земле теплых мест? Африка, например… Если задуматься, целый материк почти пустой стоит… Живи — не хочу! Так нет. Нам подавай топи и вечную мерзлоту. «Правда, в Африке летом жарковато… — вспомнил Бурцев. — Так на лето можно было бы обратно на Север переезжать». Нет, получалась какая-то глупость. Не могут же миллионы людей с юга на север мигрировать… А кто будет в их отсутствие за хозяйством следить? Как известно, хозяйство вести, это не хламом трясти!

Бурцев взял телефон и опять набрал номер Айвазовского. После третьего гудка трубка ответила.

— Крейсер «Аврора» слушает, — бодро ответил голос Айвазовского.

— Ну что, снайпер! Много лосей настрелял?

— Пока еще ни одного, — скромно сказал Айвазовский.

— А что же так?

— Шурина жду. Совсем уже было собрался в лес, да шурин позвонил. Теперь его жду, чтобы вместе ехать. Вдвоем, сам понимаешь, веселее!

— Веселее, — согласился Бурцев.

— А то давай с нами! Глядишь, подстрелим какую-нибудь зверушку!

— Нет уж, спасибо. Я пешком постою!

— Ну, как знаешь!

Бурцев дал отбой и опять уставился в окно.

По грязи из одного конца двора в другой с затравленным видом пробежал незнакомый пойнтер. На его породистой морде была написана грустная городская история: добрый нрав и счастливое детство, жертвенная любовь хозяев, капризы любимчика — лучше с голоду помру, а творог есть не буду, хочу котлет и точка! — праздные дни на хозяйском диване, ванна с шампунем, специальный тазик для мытья лап после гулянья, умиление прохожих восхитительной расчесанной шерстью, лучшее место в машине, веселый ветеринар с умелыми руками — короче, не жизнь, а райская нега… А потом собачья свадьба, забежавшая во двор, застлавший глаза кровавый любовный туман, испуганный крик хозяйки в спину — а ну ее, пусть поволнуется, ей полезно! — долгий бег, потом лихорадка и восторг, потом прозрение, незнакомые враждебные улицы, машины, которые норовят переехать пополам, злые мальчишки с камнями, подведенный голодом живот, проигранная драка у помойки за вонючую кость и тоскливое предчувствие конца — стального сачка и дощатого фургона живодера.